arc : Ад.

Осень.
Мы шли два дня. Уставшие, измученные этим длинным переходом бойцы второго взвода, пятой роты Кантемировского полка. Сколько нас осталось после первого боя? Пять, десять человек? Не знаю. Не было сил даже сосчитать.
Дождь. Проклятый дождь слепил глаза, заливал рот грязной, вонючей жижей. Он делал нашу ношу просто неподъемной. Одежда прилипала к телу, ремень от автомата истер кожу в кровь, ящики с боеприпасами на плечах тянули к земле с невероятной силой, а еще эти раненые, которых приходилось нести по очереди на руках. Запах! Господи! Этот запах, который шел от них, запах начинающего свое разложение человеческого тела. Сладкий, удушливый, он постоянно сбивал дыхание, вызывая приступы тошноты.
Мысли, эти чертовы мысли разъедали мозг.
Господи! Зачем ты послал нам это испытание? За что? Господи! Господи! Будь ты проклят бездушная тварь! Ненавижу! ….
Все это превращало каждый сделанный шаг в страшную пытку.
Что могло заставить простого человека терпеть эти адские муки и идти вперед без надежды, без веры?
Страх! Голод и страх. Эти два проклятья пробудили в нас один из самых первых, древних, животных инстинктов - выживание. Первобытная дикость человека, его страх перед неизбежностью и дикое желание выжить в этом аду, закалило нас, сделало единым организмом. Мы перестали чувствовать боль. Она ушла, растворилась в напряжении мышц, в тяжелом дыхании озверевшего человека.


- Командир! Мы пришли на новые позиции.
Голос сержанта вывел меня из оцепенения.
- Что?
- Командир! Вы меня слышите? Мы пришли.
- Да, вижу. Спасибо сержант. Дай ребятам команду отбой, пусть немного отдохнут, нужно оглядеться.
Я бросил на землю ящик с патронами и автомат. Сразу стало легче. Новое ощущение – легкость. Она прошла по всему телу, вызывая дрожь и зевоту.
Ко мне шел лейтенант, он был командиром первого взвода, резервного, человек средних лет, рано поседевший с грубыми чертами лица. Его ребята готовили вторую линию обороны.
- Привет командир! – обратился он ко мне – Мы тебя ждали еще вчера.
- Дождь! Дорогу размыло. Ребята устали. Где у вас лазарет, у меня раненые.
- Пусть твои люди отнесут их во второй блиндаж. Там мясник. Он знает свою работу. Кухня находится рядом, найдут по запаху.
- Мясник - это кто, доктор?
- Нет, бывший ветеринар. Подрабатывал до войны на скотобойне.
- Он угробит ребят, их нужно срочно в госпиталь определить.
- Госпиталь разбомбили немцы. Определять некуда. Все врачи погибли.
- Вот черт! – я начинал злиться на себя, на свою беспомощность.
Лейтенант посмотрел на меня, он все понял, достал флягу из внутреннего кармана, протянул ее мне.
- На, хлебни. Эта жидкость тебе поможет.
Я поднес флягу к губам и сделал глоток. Спирт обжег язык, вызвав спазмы. Показалось на миг, что сердце остановилось, я не мог сделать вдох. Пары спирта попали в горло, вызвали непроизвольный кашель.
- Черт! Хорошая дрянь. – единственное что я смог сказать.
- Это медицинский спирт! Чистый! Пойдем, перекусишь, отдохнешь пару часов, а потом я покажу твою диспозицию на левом фланге.
Лейтенант рассмеялся над моей неуклюжестью, взял автомат, ящик с патронами, и мы медленно пошли в его блиндаж.


Диспозиция.
Окопы были вырыты в низине, между двумя невысокими холмами. Это худшее что можно было придумать. С окопов, немцев практически не было видно. Они расположились на холме и готовились к атаке. Зато наши позиции были видны как на ладони, вплоть до малейших деталей. За спиной у нас расположился отряд СМЕРШа. Они поставили свои пулеметы у нас за спиной, на другом холме. Их задача была проста. Расстреливать всех кто покинет поле боя. Приказ Сталина за № 227 «Ни шагу назад» приговорил нас к смерти, заочно.


Я стоял в окопе по колено в грязи и ждал, ждал начало первого удара. Танки противника уже выстроились в линию и готовы были атаковать.
Странная тишина, даже птиц не было слышно. Тишина. Она медленно, холодной, костлявой рукой заползала в душу, выворачивала ее на изнанку, теребила, воспаляя мозг.
Господи! Господи! Как жить то хочется!
Я упал на колени и заплакал. Впервые за все это время я почувствовал себя человеком.
Господи! Прости! Прости меня грешника! Господи! Дай мне сил …

Бой.
Бой шел уже третий час. Из сорока пяти человек, которых мне дали в подчинение, в живых почти никого не осталось. Танки противника все горели, нам удалось их остановить. Пехота. Эти Гансы, в шинелях мышиного цвета, шли цепью, прочесывая окоп за окопом. Короткая очередь. Добивали раненых, делали это элегантно, так чтоб не запачкаться кровью, хихикали, улыбались, обязательно фотография на память. Твари. Бездушные твари. Порождение Сатаны в человеческом теле. Сколько же им нужно пролить крови, чтобы утолить ненасытную жажду убийства.
Все кто остался в живых, собрались возле разрушенного блиндажа. Я, лейтенант и еще трое молодых бойцов, совсем еще дети, перепуганные от того безумия, которое творилось вокруг.
- Сколько патронов осталось? – спросил лейтенант.
- Ерунда, - отвечаю я – десять, двадцать не больше да пара гранат.
- Значит так, командир! Дай мне две гранаты.
Лейтенант взял гранаты в руки. Он сжал этот смертоносный груз, вены вздулись от напряжения. Я посмотрел в его глаза, мне стало страшно. На миг показалось, что сам дьявол в них отплясывает танец святого Витта. Стало холодно. Мурашки пошли по коже.
- Ну, вот и все братишки, пришло мое время танцевать на их костях.
Я взял его за руку.
- Ты что задумал?
- Слушай меня командир. Их около сорока, нас всего пять человек. Нам и так крышка. Выбора нет. Я лейтенант Красной Армии. Для этих тварей это большой трофей. Я выйду из укрытия и пойду к ним сдаваться.
- Ах, ты падло! – я выхватил свой финский нож.
- Подожди, не горячись, выслушай до конца. Они начнут хихикать, фотографироваться. Когда все соберутся возле меня – он как-то грустно посмотрел вдаль – я брошу гранаты им под ноги. Произойдет взрыв. У вас будет сорок секунд, чтобы перерезать это стадо баранов. Все они будут контужены, беспомощны и слепы, как только что родившиеся котята.
- Лейтенант, я старший!
- У тебя жена есть?
- Да.
- А моя семья вся погибла в первый день войны. Как мне жить?
- Не знаю?
- Умирать не страшно! Командир! Страшно жить в аду! Я ухожу, прощай.
Лейтенант вылез из окопа и пошел медленно к немцам, что-то бормоча на ходу.

Взрыв.
Взрыв вывел нас из оцепенения. Обезумевшие, в дикой ярости мы набросились на это дьявольское отродье, убивая, разрывая на части эти искаженные от ужаса и страха тела. Что-то дикое, животное проснулось внутри. Невозможно описать это состояние.
Я бежал за маленьким щуплым Гансом, фотографом. Он кричал, оглядывался по сторонам, словно искал защиты, суетился, никак не мог отбросить в сторону свой фотоаппарат. Это был совсем юный мальчишка: невысокий, щупленький на вид, рыжий, с веснушками на носу. Он споткнулся, упал.
Я медленно подошел к нему, он даже не сопротивлялся, схватил его за волосы одной рукой, а потом вонзил финский нож ему в спину по самую рукоять. Было слышно, как хрустят и ломаются о лезвие, еще не окрепшие кости.
-Тварь!!!
Я продолжал наносить удары. Первый, второй, третий…
Господи! Прости меня грешника! Господи! Прости….