Павел Пронин : Давалка

Возвращался как то из Минводского госпиталя в часть. На вокзале отошел поссать в близлежащие кусты. Смачно обдав растения пенящейся струей, увидел сквозь листву компанию быдловатых чучмеков, которые квасили какую то бурдомагу и громко переговаривались. Среди них заметил опустившееся и изрядно пьяное подобие женщины лет сорока.

Ее голос и черты лица показались мне знакомыми, понаблюдал за этой компанией  из своего укрытия некоторое время, и , узнал эту вокзальную красотку.  Несколько лет  тому назад я ее очень  душевно ебал в Моздоке.

Подошел к ним, заговорил с дамой,  напомнил о нашей встрече, она сделала вид, что вспомнила, хотя я сомневаюсь в этом. 
Попросила угостить ее пивком. Чурки , увидев человека в форме куда то испарились.

Зашли с красоткой  в привокзальную забегаловку, выпили пива с водкой. Поговорили душевно. Я помнил все, не знаю как она.....

Я тогда был механиком- водителем бэтэра, заодно за мной был закреплен автомобиль ГАЗ66 с двумя белыми буквами ВВ на красном фоне. Как только не называли мою ласточку коллеги – говномес, блядовоз, бухлобус,  а мне, все таки, больше по душе было ее истинное название – шишига. У этого проходимца , по моему мнению, был только один серьезный недостаток , что при подрыве на фугасе шансов выжить у водилы небыло никаких, поскольку он сидит прямо на моторе, при этом рычаг коробки передач торчит ему  в жопу. При неблагоприятном стечении обстоятельств, при достаточной мощности заряда, этот  рычаг через анал протыкал бедолагу насквозь.

Так вот, поступил приказ командира доставить в Моздокский санбат
раненых бойцов. Выписал план-задание, путевой лист и тронулись в город. В будке, несколько увечных защитников отечества.

 Пристроился в колонну, тронулись. Заодно получил задание от однополчан толкнуть на базаре военную добычу, да закупить водки и продуктов. Для себя решил еще приобрести несколько часов платной любви.

Трофеи - несколько комплектов импортного камуфляжа, подствольник, обрез ружья  двенадцатого калибра, автомат, бинокль еще чего то по мелочи, спрятал в машине в носилках с ранеными.

Дорога не близкая. Еду и думаю, что все-таки наша армия непобедима, ни смотря, ни на что. Ведь в нашей легендарной рабочее-крестьянской никогда не было барделей, не было обоза с женами и любовницами, пленными наложницами.  Зато всегда было достаточно служащих женского полу, которые занимали самые разные должности- санитарок, медсестер, телефонисток, поваров, машинисток при воинских частях. 

Некоторые из них из жалости, некоторые по физиологической потребности или душевной страсти, некоторые за деньги отдавали свою любовь изголодавшимся воякам. При этом никто не освобождал их от исполнения основной обязанности, согласно военно-учетной специальности.

Понятно, что человек везде остается человеком со своими потребностями и желаниями. Кто-то имеет право на минуты радости, кто-то на дополнительный приработок к скудному денежному содержанию.

На это я и рассчитывал следуя в город, предполагая трахнуть какую либо гарнизонную блядь  или местную шлюшку.

Приехали в госпиталь, коллег немедленно уложили в стационар для лечения. Попросил у врача переночевать  в больничке и утром возвращаться на базу. Получил добро.

Узнал у больных информацию о местных давалках из числа младшего медперсонала и стал готовиться к романтическому свиданию с одной из них- медсестрой из перевязочной - Полиной . Помылся в душе, траванув вшей дегтярным мылом, побрил хуй и яйца,чтобы избавиться от гнид,  выкинул завшивившее хэбэ и белье, нарядившись во все новое. 

Со слов местных завсегдатаев Полю переебал весь гарнизон и за небольшую материальную помощь к ее нищенскому окладу отказа не будет.

Пришел к  Полине, принес шоколадку. Познакомились, поболтали за жизнь. Я пустил  в ход все свое красноречие, обаяние и фантазию. Крутился вокруг нее как голодная муха вокруг благоухающей кучи.  Немалый опыт общения с женщинами, напор и исходящие от меня флюиды озабоченного самца, а также упоминание о материальном вознаграждении сделали свое дело. Договорился о встрече вечером в ее модуле.

Воодушевленный и похотливый умчался на базар. Толкнул местным барыгам трофеи.  На выручку взял пацанам несколько ящиков паленой водки, травы  и конфет. Заехал на склад, где получил сухпай, муку, крупы. Сдал машину часовому под охрану и прихватив с собой пару зеленых пакетов сухпая на закусь и две бутылки водки, явился на свидание. 

Нашел Полю в фанерном модуле при госпитале, где она проживала. Зашел к ней. Унылая общажная обстановка – узкая панцирная кровать , стол, тумбочка, шкаф, электроплитка, умывальник. Запах несвежих простыней и лекарств.

Поле больше тридцатника, невысокая, рыхлая, начинающая полнеть женщина с дряблыми сиськами. Белая кожа, круглое деревенское лицо с веснушками, толстые губы, крашеные каштановые волосы. Запах дешевой косметики и не ухоженного женского тела. Яркая оранжевая помада недорогой бляди и самопальная тушь. Смазливая и тупая селянка на вид. Совсем не городская худосочно- гламурная бЛеди.
Как раз для меня -  завсегдатая дешевых пивнушек и подворотен, нынешнего добровольца-самоубийцы, защитника хуй знает чего.

Выложил продукты и водку на стол, предложил отметить наше знакомство. Она как-то безразлично и устало взглянула на меня и пожала плечами. Разлил водку по полстакана. Выпили, закусили. Потом поддали по второй.  Она , бросив на меня оценивающий взгляд, спросила есть ли у меня деньги. Ответил, что есть. Вытащил и положил купюры на тумбочку. Понял, что бескорыстной любви не будет.  Что ж, этот вариант тоже предусматривался сценарием, и, пожалуй, был основным и беспроигрышным.

Подсел к ней на кровать, стал жадно тискать ее обвислую грудь. Расстегнул ее халат, скинул свою уже успевшую пропотеть робу. Залез ей в труселя, поковырял туда –сюда пальцем в мохнатой пизде.

Целоваться не стал. Побрезговал, представив, сколько хуев побывало у нее во рту. Да она и не пыталась получить кайф или какое то удовлетворение от нашего перепихона. Чисто отрабатывала бабки. 

Хуй  из за длительного воздержания, несмотря на отсутствие страсти,  встал и нехило напрягся. Головка аж посинела и выпустила слезу, а сам член страшно напыжился фиолетовыми венами, как тело напрягшегося культуриста.

Увидев это возбужденное полено, Полинка вмазала еще водки, встала и хотела куда-то пойти.  Но я ее удержал, испугавшись, что она передумает ебаться или прогонит меня. Ведь от пьяной женщины неизвестно чего можно ожидать. 

Пока Поля стояла, покачиваясь у стола, облокотившись об него руками, я подкрался к ней сзади, отодвинул полоску трусов и стал тыкаться в ее волосатую промежность сзади. Она, видимо сообразив что к чему, расставила ноги, прогнула спину, отклячила  целлюлитную жопень и предоставила мне возможность войти во влагалище.

Дырка была довольно широкая и раздолбанная. Несмотря на немаленький размер моего инструмента он болтался там как одинокий цветочек в вазе.

Начал двигаться быстро, размашисто и жестко, с силой насаживая ее на свой хрен.  Двигался так интенсивно, что несколько раз выскальзывал из ее разработанной сотней хуев дырки. Она мастерски подмахивала.

Через несколько минут жаркой ебли мощно выстрелил, забрызгав ее ляшки своей кончой.  Она сладостно крякнула или икнула, выгнулась и потянулась как ебливая кошка.

Еще выпили, я стал кривым, как турецкая сабля, язык ворочался с трудом. Напоследок предложил ей всосать.  Плохо помню, но кажется, что минет она делала профессионально. Работала языком, одновременно теребя руками мошонку и надрачивая член. Поглаживая ее мягкие волосы, я стал трахать ее в горло,  резко и неистово. Кончил, спустив остатки семени в рот.

Получив порцию платной любви, расслабился  и размяк. Допили водку. Я довольный, пьяный и наебанный уснул прямо на полу, не сумев подняться. Утром, с трудом продрав глаза, ушел. Поехал в часть. Поля была на дежурстве и мы даже не попрощались, хотя это, наверное, было бы лишним.

Думал, что никогда больше не увижу эту госпитальную блядь.
Но судьба распорядилась иначе, и вот мы встретились вновь.....


Поленька  рассказала мне, что ее уволили из госпиталя, за то, что не смотря на запрет главврача и особиста трахалась с бойцами. Была поймана на месте преступления, когда давала полусумасшедшему, контуженному войну-срочнику. И, с позором изгнана со службы.

Пьяная говорила мне, что переспала с ним из жалости, чтобы вернуть к жизни и отогнать мысли о самоубийстве этого молодого калеки.

- Он ведь повеситься хотел, не кушал ничего и лекарства не принимал. Жалко его стало, – оправдывалась она.
- Да и вообще, всех вас жалко. Дети еще. Испуганные, худые доходяги, никому не нужные, кроме своих матерей. Пизды женской не видевшие, ласки не познавшие. Как котята, которых выбросили зимой  на улицу, - говорила мне, размазывая пьяные слезы, окрашенные дешевой тушью.

И сука, блядь, как я тогда растрогался, нахуй. Как баба. До слез. Поцеловал ее пьяную и вонючую, по настоящему. От всей своей поганой душонки.   За пацанов наших, которым она веру в жизнь вернула, которым помогла, как уж могла.

Эх, блядь, был бы я генералом, построил бы весь гарнизон и заставил всех целовать ее руки. За одного этого пацана Бог ей все простит. Все, что сделала, и что еще набедокурит. Голову перед ней склоняю. Кто посмеет кинуть в нее камень- кинет его в ангела.