Настасья Сусликова : две трети

Я тебя приглашаю на свои драные, но уже нагретые сиденья, покрытые синими бархатными чехлами. Пусть этот мягкий плен хотя бы ненадолго укачает и погрузит тебя в незыблемую иллюзию, будь главным героем этого фильма. А пока, смотри в окно. Наслаждайся монотонностью асфальтного полотна, которое рассекают две белые дорожки. Нет, эти дорожки тебе никогда не снюхать.
Опять наушники? Опять нежелание дышать одним и тем же воздухом с алкашем, сидящим напротив? Попробуй не дыши, запрячься поглубже в пуховик и не дыши. Отведи взгляд от него, смотри на женщину в шубе. В длинной шубе из какого-то неизвестного тебе зверя. Может норка, а может писец. Был бы за окном искрящийся снег, шерстинки, убитых в прошлом году норок, играли и переливались. Но снега нет, и скорее всего - это писец. У женщины маленькая изящная сумка. В ушах длинные сережки с болтающейся на конце белой жемчуженкой на тоненькой золотой цепочке. Кажется, такие же ты купил на остановке у перехода своей бабушке в далеком 2001 на деньги сэкономленные с трех школьных обедов. И было не стыдно их дарить. Помнишь же? А может они были не такие же, только черт и покойная бабушка Зоя знают это. Когда ты смотришь в окно, ты много чего помнишь и видишь. Но стоит выйти из маршрутки, издыхающей на твоих глазах, в эту смрадную империю «шаурмы» и «денег взаймы», как сам незаметно для себя принимаешь эти правила. Но мы еще не выходим, мы едем. Я смотрю на тебя через зеркальце, прикрепленное к лобовому стеклу. Присмотрись, видишь, на мне висит что-то: то ли крест, то ли игральные кубики?
Ты видишь, как голуби доклевывают еще не заледеневшую рвоту на тротуарной плитке? Кто-то вчера веселился и не донес до дома свое счастье, а грубо уронил его. Видишь, упал неуклюжий штендр, примотанный стальной цепью за бетонную опору этой обетованной земли? Может слишком много эпитетов для этой грязной улицы? Нет, не той улицы, которая называется Ленина или Садовая, не той улицы, которая может иметь статус проспекта, бульвара, площади или переулка. А той плоскости или убывающей параболы, по которой передвигаются Лица на шершавых пятках. На улицах Лица хотят напиться свободы - из пустого корытца.
Прислушайся, кроме индийских безобидных разговоров студентов МЕДа, приглушенно слышны летовские воробьиные, кромешные, оскаленные, хищные, неистовые стаи, голосящие извне. Извне? Разве? Это голосит в ТВОЕЙ голове! Присмотрись, кроме шкуры убитых зверей видны очертания той вечной весны, приближение которой чувствуется каждый год в конце февраля. Это тебе кажется, что с ее приходом ничего не меняется, а только юбки становятся на девках короче.
И ты все это наблюдаешь, чувствуешь за своим стеклом только остервенение и никчемность. Но где-то внутри задфхается чувство, что твое корыто полно до краев, только нужно взять ложку и черпать эту суку-свободу, хавать эту дуру-жизнь. Но ложки нет рядом. И тебе не придет в голову мысль - есть руками, а еще хуже, сразу хватать нахваленную свободу жадным ртом. Ты думаешь о ложке, серебряной, возможно, уже с набитым твоим именем, а нужно думать о другом. О том, что жизнь – это дорогущая московская колбаса, которая ровно поделена на три части. Одну треть ты уже сожрал, и если ты ее действительно съел, а не выбросил, то значит не все так плохо. И что получается, друг, у тебя в запасе остались две части вкусной колбасы? Ты можешь поделиться ей, тем самым, выручив кого-то, ты можешь ее выбросить по частям или сразу всю пустить в мясорубку. А можно ими распорядиться и по-другому. Именно тебе командовать и править в этом цеху.

Мне кажется, скоро твоя остановка, и тебе пора выходить.

в тексте использовались слова Е.Летова (вечная Весна) и легкие намеки на слова гр. Черный Лукич (кончились патроны)