пидрило : Война. Глава 2: Подъезд номер 13

Подъезд номер 13

В прежней главе я уже успел упомянуть о том, что когда-то жил в тринадцатом подъезде на Клёвервай. Волей случая мне досталась квартира на самом последнем, мансардном этаже; хоть и с неудобными скошенными потолками, но все же невероятно просторная для одного несчастного иностранного человека, вроде меня. В квартире было две достаточно большие комнаты, гостиная и спальня, а также комнатка, которую я использовал под рабочий кабинет; плюс служебные помещения, такие, как туалет с душевой и кухня, без чего никак не обойтись; ко всему прилагался просторный балкон.
Впервые в жизни у меня появилось место, где я мог считать себя безраздельным хозяином. Такой недостаток квартиры, как скошенные потолки, меня нисколько не смущал; я даже похвалялся перед друзьями такой особенностью своей квартиры (представьте себе, живу в мансарде, всегда об этом мечтал). На самом деле подобная архитектура несла в себе сплошные неудобства: у меня постоянно возникали проблемы с расстановкой мебели, но с ними я всякий раз справлялся. Не раздражало меня даже и то, что по нескольку раз на день приходилось подниматься по крутой лестнице на третий этаж. Но тогда я был на десять лет моложе, и полагаю, что подниматься на третий этаж мне было так же легко, как сейчас на второй. Кстати, первым этажом у датчан принято считать второй, второй - третьим, и так далее.
Когда я переезжал из некоторого уютного местечка близ Копенгагена под названием Брондбю Странд в город Кёге, в подъезд номер тринадцать по улице Клёвервай, я тем самым сознательно удалился на целых тридцать восемь километров от цивилизации. Приятель по имени Саша (памятник ему за этот благородный поступок) перевез мне за небольшие деньги вещи в своем служебном, приспособленном под перевозку овощей, грузовике; вдвоем мы перетаскали все пожитки, что у меня были, в том числе и тяжеленный раскладной диван, наверх, в мою новую квартиру. Я, конечно, не самый слабый человек на свете, но переезд и перенос вещей неожиданно отняли у меня столько физических сил, что в полной мере я восстановил их лишь через неделю; это меня расстроило, поскольку я надолго разочаровался в собственной выносливости.
Сам процесс переезда, хоть и прошел ровно и гладко, оказался, к великому моему сожалению, не таким восторженным и живописным, каким представлялся. Мне мечталось, например, оставшись после всех трудов, связанных с ним, наедине со стенами собственной квартиры, совершить некий, языческий по сути, ритуал, знаменующий собой начало новой жизни . Посреди поистине девственного беспорядка я налил бы в случайно обнаруженный в сумках граненый стакан что-нибудь крепкое и живительное; выкурил сигарету (тогда я еще курил), побродил бы хозяином по квартире, после чего наполнил стакан еще не один раз. Однако переезд закончился слишком уж в позднее время, в супермаркет было уже не сходить. Выяснилось ко всему, что в квартире нет света: единственным источником освещения в тот вечер мне послужила пузатая ильичевская лампочка на кухне.
Несколько лет, пять-шесть, спустя я переехал из того тринадцатого подъезда в двадцать второй, точно в такое же кирпичное здание, всего лишь через дорогу от меня; в заметно большую квартиру на втором этаже. Переезд съел все мои скромные сбережения; более того, он низверг меня в мрачную пучину невероятных по размерам долгов. Мне пришлось платить за причиненный квартире ущерб, а именно: местами поцарапанные или просто потертые паркетные полы; не совсем качественную побелку стен и потолка; грибок в ванной, который совершенно естественнен для местного влажного климата. В некоторых местах потребовалось заменить плинтусы и порожки, заделать просверленные в стенах отверстия; после меня даже пришлось перемывать кухонную плиту.
Вижу, что представился вам человеком довольно легкого поведения: крайне беспечным, возможно даже в чем-то безответственным; ко всему безнадежным неряхой. Все на самом деле не так, потому что я аккуратен: не разбрасываю по квартире носки, подобно большинству закоренелых холостяков; не коплю в мойке грязную посуду; вовремя сдаю бутылки, которые можно сдать; меняю постель как положено, каждую вторую неделю. Соглашусь, конечно, что в дни перед переездом чуть запустил квартиру, слишком уж много забот навалилось на меня разом: тяжелая физическая работа по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки; сын-школьник разругался с матерью, бывшей моей женой, и поселился у меня прямо перед переездом; невеста связалась со своим бывшим одноклассником, наркоманом и убийцем, порезавшем в свое время на части гулящую любовницу-татарку. Любой на моем месте уж точно бы сиганул с Эйфелевой башни. Я же продолжал как проклятый нести на себе весь этот груз.
Не стану утверждать, что технические работники жилищной конторы, называемые нами зелеными человечками из-за цвета рабочей одежды, принимая квартиру и оценивая ее состояние, пытались как-то нажиться на моем переезде; хотя и не исключаю того. Я был в прекрасных с ними отношениях, и тем не менее мне засчитали в ущерб даже самые мелкие царапины.
Обыкновенный переезд из одной квартиры почти в такую же другую обошелся мне, по меньшей мере, в тридцать тысяч крон, или же пять тысяч американских долларов, чтобы было понятней; для меня это было (и до сих пор является) очень даже немалой суммой. Но об этих тысячах я узнал лишь через месяц после совершенного переезда, когда нельзя уже было хоть что-то исправить. На меня был повешен безумный по своим размерам долг, а вскоре обнаружилось и другое: за все годы проживания в квартире тринадцатого подъезда я ни разу не проверил показания счетчика; потому платил за электроэнергию невероятно мало - столько, сколько платила проживавшая до меня в квартире скупая датская старушка. Недоплаченное пришлось возмещать, а это составило еще тринадцать тысяч крон, или же две с половиной тысячи долларов. Впрочем, никакие цифры не способны объяснить, что творилось со мной в то время.
Неприятности сыпались на меня беспрестанно, одна за другой, точно звезды в летнюю ночь; эдакий датский звездопад. Я послал своей невесте немного денег, чтобы она смогла купить на них билет и приехать ко мне - на самом деле, конечно же, прилететь. После чего решил, что поступил глупо, послав деньги при живом-то ее любовнике, и объявил, что лучше ей все же не приезжать; высланные деньги, сказал, пусть будет вольна потратить на что угодно. Через час пожалел об этом своем решении; так вот и жил: подумаю, приму решение, а через час передумаю - живой ведь человек, не древесина. Спустя два месяца снова послал восемьсот долларов на поездку, попросил приезжать поскорее. Получив деньги, она сразу же заболела и попала в больницу; пока лечилась, любовник-одноклассник выкрал у нее эти несчастные доллары да вдобавок вынес из квартиры все возможное, кроме одежды.
В общем, навалилось на меня разом столько всего, что даже и не знаю, как выжил.
О подъезде номер тринадцать я буду еще не раз рассказывать; пока замечу, что, проживая там, и малейшего понятия не имел о ночниках.