Вита-ра : О ПОГОДЕ

Природа не знает такого понятия - философия.
Надо оценивать не мужчину, а его постель.
Надо оценивать не пчелу. а цветы над которыми она летает.

Вместо пролога - случайные фразы:
- Где же ключ к пониманию погоды? - спросите вы.
- Сейчас отвечу:

- Где, где? Вон, в той покорной восемнадцатилетней девочке. Она не задумываясь выучила наизусть предыдущий урок любимого предмета, который преподал ей не менее любимый муж от «мы прошлый раз без подушки» до «мы покажем фотосесию»; она аккуратно в девять часов снимала с себя платьице, и хотя не всегда имела желание смаковать леденец на палочке и отдыхать-спать, но, во всяком случае, благонравно закрывала глазки и сосала леденец, удерживая свое ровненькое дыханьице, чтобы оно как-нибудь не оскорбило деликатного слуха её любимого.
О, это благовоспитанненькое дитя, самое послушное дитя на свете! Для неё не существовало ни дивана, ни секса, ни хуя, а было: «диванчик», «мальчик», «членьчик»; она никогда не бегала, не суетилась, её не видали ни потной, ни красной, только красивой.
В глазах её, правда, не видно чертят, но зато какая покорность! Боже, какая покорность!
О, давайте, расцелуйте её, это милое, покорное дитятко! Целуйте, пока оно так любит сладости!

* * *
Она гудела как пчела и как пчела жалила.
Он - немолодой человек с двумя открытыми зелёными глазами, любил музыку, любил смеяться и звуки кнута: «дурьякс», «дурьяяксс»…
Кнут продолжал руку человека и сам продолжался в его руке.
Человек отрывал ей крылышки, называл её Буквой Ж и бросал на ветер. Она шалела от счастья.
Но, проклятая, как ни бросай, всегда возвращалась к цветку и всегда та же самая.
Высокое солнце падало в траву золотыми кружочками.
В саду расцветал миндаль.
В горьком аромате самый мёд.
Ах, если бы он имел второй кнут, он наверняка бы научил её изменять себя.
Зачем столько яда?! Острейшая капля выносила из жизни.
«Дурьякс …сс ! Не ссы, это всего лишь холод, колючий мороз»
В слове «снеЖинка» Ж умолкала, впадала в спячку.
Он с радостью лепил из неё белую бабу. Надевал на голову ведро, вставлял морковку.
Человек любил, смеясь, продлевать зимнее время, пока оно не надоедало ему насквозь, пока не начинал тосковать по жужжанию цветов и золотому аромату трав.
Пока не начинал от тоски плакать.
Пока не начинал кричать: «Та давай уже кончайся!»
Тогда она таяла, выбиралась из белого кокона сна и будила цветы.

Она вновь гудела и жалила.
Он вновь зависал на подножке её жизни, не имея куда прислонить свою голову и пел песни; песни о погоде.