Олег Лукошин : Рождение Легенды

- Мама! - спрашивал её мальчик, - ты любишь меня?
Почему-то, сама того не понимая, она медлила с ответом. Потом пугалась вдруг своей медлительности и поспешно отвечала:
- Конечно, Андрюша, конечно, сынок, я люблю тебя.
- А ты будешь любить меня всегда? - снова задавал он вопрос, неотрывно следя за ней. Голос его дрожал, он был бледен, казалось даже - болен. - Я хочу, чтобы ты любила меня всегда. Чтобы любила и никогда не переставала любить! Всегда - всегда, целую вечность!..
«Почему, - думала она, - почему всё так печально вокруг, так тоскливо? Пусть бы даже печально, пусть бы даже тоскливо, пусть, раз мир не может быть иным, сущность его такова и никогда не дано ей измениться. Не почему же, почему обладаю я способностью ощущать эту печаль? Почему задумываюсь вдруг и, осознавая свою тщетность и ничтожность, пытаюсь разумом своим, вибрацией его порвать оболочку неопределённости? Почему? Я должна быть легка, я должна быть воздушна, я не должна обладать мыслями и чувствами. Я должна лишь свободно нестись по течению, не задумываясь ни о чём, ни о чём не печалясь. Кто одарял меня этим страшным умением - умением осознавать саму себя?.. Я хотела бы исчезнуть, исчезнуть навечно…»
Она часто просыпалась ночами и, сдерживая дыхание, созерцала спящего рядом сына. Обвив её ручонками, он сопел и всхлипывал во сне, а лобик его покрывался капельками пота. «Как может быть, - вертелось в её голове, - что существо это - моё собственное? Что именно я сотворила его из безжизненности? Может ли быть оно настоящим?» Почему-то хотелось вскочить в этот миг и бежать куда-нибудь сломя голову. Бежать и захлёбываться в бушующем ветре, бежать и спотыкаться о кочки, бежать и краем глаза видеть светящиеся пятна где-то сбоку. Видеть иди представлять их себе?
Он был добрым мальчиком, добрым и красивым.
- Жаль, - говорил он ей, - что ты взрослая тётенька, а не девочка такого же возраста, как и я. Как было бы это здорово! Мы бы играли вместе, гуляли вместе. Мы взялись бы за руки и пошли куда-нибудь вдаль, в страну темноты и страха. Всякие гадости встречались бы нам на пути - ящеры, змеи, драконы, - они пугали бы нас. Ты бы боялась, а я нет. Я защитил бы тебя, а их всех - победил. Потом мы снова бы шли, мы шли бы и вышли наконец в страну света. Мы бы обрадовались тогда, мы бы стали любить друг друга, а я бы женился на тебе. Мы были бы счастливы…
Мама обнимала его, целовала несчётное количество раз и срывающимся голосом бормотала:
- Глупышка ты мой маленький. Я ведь и так люблю тебя.
«Мне тяжело, - рождались в ней слова, - мне невыносимо тяжело. Хочется тишины, хочется покоя. Хочется безбрежности и незыблемости… Я замерла, я ничего не слышу, не вижу ничего, не чувствую - обман, тьма давит и гнетёт. Я больна может…»
Умертвила она его просто - спящего, ночью. Он лежал на кровати, свернувшись калачиком - он был безмятежен… Мама долго потом, широко раскрыв глаза, смотрела на его мёртвое тельце и не могла разжать пальцы, вцепившиеся в шею мальчика. Она хотела податься назад, ослабить хватку рук, вздохнуть глубоко и свободно, но тело не слушалось её - оно оцепенело, застыв неподвижной глыбой. Она могла соображать, однако. Вялые мысли вертелись в голове, а губы шептали нелепую фразу:
- Я буду любить тебя, Андрюшенька. Я буду любить тебя всегда! Живая ли, мёртвая, но буду любить всё равно. Всегда-всегда. Целую вечность…