Дионисия : День Ивана Купалы

(было обнародовано на сервере Проза.ру)

– Провожающим просьба покинуть вагон. Через пять минут отправление поезда. – отчеканила проводница.
Купе быстро опустело, последней вышла бабушка в платочке. Я и мой попутчик остались вдвоем. Он как фокусник, раскрыл обувную коробку и быстро извлек из неё ботинок. Через мгновение лакированный ботинок был уже на столе.
– Ты не знаешь мою бабулю так, как знаю её я! – весело произнес парень и опустил руку внутрь ботинка.
Он победоносно улыбнулся и достал свернутые рулончиком деньги.
– Кстати, я – Максим. – назвал он свое имя. – Возвращаюсь домой, в Москву. А ты?
– Дина. – ответила я. – Тоже еду в Москву.
– Учишься или работаешь? – Поинтересовался активный сосед и, не дав мне ответить, продолжил диалог.
– Я с детства занимаюсь бальными танцами, а сейчас сам преподаю. Мы с партнершей вошли в класс профессионалов. Спросишь, какими медалями, наградами и кубками я горжусь? Самая ценная награда – скупая похвала из уст самой Аллы Сигаловой! – сказал Макс.
Я попыталась вспомнить, в какой телепередаче видела хореографа Сигалову.
– Возьми визитку. – энергично продолжил Макс. – Захочешь танцевать, научу. Школа находится на окраине.
Я нехотя взяла визитку, учиться танцам не входило в мои планы, тем более не хотелось коротать время в многочасовых пробках.
– Спасибо. А зачем тебе бабушка подложила деньги в коробку? Ты наверно сам неплохо зарабатываешь? – спросила я.
– Давай посчитаем их вместе! – живо откликнулся Макс. – Так, здесь двенадцать тысяч. – он разложил веером чуть замятые купюры.
Я молча ожидала ответа.
– Бабушка несколько месяцев, а может и лет откладывала денежки для любимого внука. Ты думаешь это мне надо? Она откладывала несколько лет, а я истрачу за один день. Ха! Это ей надо! Бабушка плачет от радости, ей приятно, что помогла внуку, проявила любовь. – Макса развлекала моя реакция.
– Ты же знаешь наверно, что в глубинке зарплаты и пенсии не большие? – спросила я.
– Знаю! А много ли ей надо в 80 лет? Тем более я редко к ней приезжаю, раз в 12 лет. Это для бабушки праздник. Скорее всего, последний раз у неё гощу, через 12 лет вероятно её не будет в живых. – цинично сказал Макс.
– А почему ты так редко ездишь? Согласна, на поезде долго ехать – двое суток, но есть же «прямой» самолет! – изумилась я.
– Ну, вот так, раз в 12 лет! – насмешливо протараторил Макс.
Он побежал заказывать чай, небрежно запихнув деньги в карман. Я включила плеер. Придется как-то коротать время с человеком, взгляды которого кардинально отличаются от моих.
Макс осторожно внес две чашки горячего чая, следом шла проводница и несла третью чашку.
– Забыл спросить, какой ты любишь, черный или зеленый, поэтому заказал оба. – сказал Макс.
– Спасибо. Мне нравится черный чай. – ответила я, удивленная галантностью спутника.
Я убрала плеер и придвинулась к столу.
– Какую музыку ты слушаешь? – спросил Макс, и не умолкая, сам же ответил. – Раньше я слушал классику, потом латиноамериканскую музыку – это по работе нужно. Хочешь, покажу движения румбы?
Стройный, в черной приталенной рубашке он очень пластично двигался под музыку телефонного рингтона.
Я выпила свой черный чай, а чашка с зеленым так и осталась нетронута.
– Макс, а правда, что в танцах между партнерами случается любовь? – поинтересовалась я.
– Зачем ты спрашиваешь, если сама знаешь ответ. – весело подмигнул Макс. – Послушай пока мою музыку, я скоро вернусь. – порывисто вскочил Макс, и вручил мне свой плеер.

Ради любопытства я послушала пару композиций – русский фольклор. Неожиданный выбор для утонченного жителя мегаполиса. Вернулся Макс не скоро, и выглядел он странно. Расширенные зрачки придавали синим глазам еще большую глубину, движения стали более резкими, порывистыми. Похоже он пьян. Макс присел рядом и забрал у меня плеер. Алкоголем от него не пахло абсолютно!
– О чем мы говорили? Ах, да! О музыке. – задорно сказал Максим. – Слушала? Понравилось? – скороговоркой спросил он.
– Да. И давно ты слушаешь фольклор?
– Знаешь, недавно. – быстро произнес Макс.
Он как-то искусственно набрал обороты, как пластинка, поставленная на другую скорость.
– Народная музыка затрагивает тонкие струны души. Я её постоянно слушаю и тебе советую. – сказал Максим.
Я скептически ухмыльнулась.
– Фольклорность стала частью моей жизни. Недавно мы с друзьями завели традицию, отмечать праздник Ивана Купалы. Собрались человек десять, наняли фирму по подготовке праздников. Поехали в деревню под Солнечногорском, там река Сестра есть. Знаешь? Так вот, остановились мы не в деревне, а в поле на берегу реки, накрыли столы. Устроители всё с собой привезли. Разожгли костры. Пожарили шашлык. Купание, песни, пляски, хороводы.
– Выпили наверно немало? – поддержала я беседу.
– Друзья пили понемногу, а я нет. Вообще я мало пью. – произнес Макс.
– Рассказывай самое главное, папоротник-то цветущий увидел? – с издевкой спросила я.
– Увидел…, но нечто большее, чем пресловутый цветок папоротника. В какой-то момент я устал от веселой, шумной круговерти: длинных цветастых юбок, косовороток, прыжков через костёр. Пьянящий запах луговых цветов поманил меня, и я убежал от всех в поле. Я кричал, смеялся, пел и никто не слышал меня. Я катался по зеленой сочной траве. Я был один, и не один! Я увидел его, я Увидел Его! Понимаешь!? – голос Макса сорвался на крик.
Я погружалась в этот гипнотический синий взгляд, манящий взгляд Василиска. И лишь усилием воли, я затормозила на краю бездны…

Максим замолчал, на лбу блестели бусинки пота.
– И что было дальше? – хрипло спросила я.
– Я уснул там, в поле на голой земле. Я проснулся в 5 утра, и рубашка была мокрой от росы. Я снял обувь и пошел босиком, ступнями придавливая мокрые стебли травы. Я был счастлив и печален одновременно. И сердце разрывало грудь… А потом я увидел столбик дыма, и нашел догорающий костёр. Друзья собирали вещи, они искали меня, но не нашли. Утром мы все вместе вернулись в Москву. – спокойно закончил Максим.
Макс вышел из купе, а я приготовилась ко сну. Ночью он несколько раз покидал купе и возвращался в «измененном» состоянии. Я плохо спала. Мне снились тягучие русские напевы, кружевные сети зеленого папоротника и мерцающие синие глаза, растворяющие сумрак ночи.