Ромуальд П. Кабанов : proПалыч (на конкурс)

Знаете, в юношестве на меня напал дракон. Не злой и страшный, как это с ними обычно бывает, а этакий ласковый нежный змий-горыныч; правда лукавый. Годам к пятнадцати он обвил меня, обкидал кольцами, что тот питон, и стал аккуратненько душить, доставляя при этом некоторое удовольствие. Даже космических объемов, я бы сказал, удовлетворение. И я, конечно, будучи "умный мальчик", понимал, что нужно бороться с ним, - ведь драконы, как известно, хорошими и добрыми не бывают. Надеялся почти целиком на силу, коей с избытком одарила меня природа, и на удаль молодецкую немножко. А так же на время, которого как выяснилось много позже, вовсе не существует.

Дракон тем временем побеждал. То есть покамест я надеялся на несуществующее время, вкупе с довольно существенной младою силой, подлый хитрый гад полностью интегрировался в мой организм. Ведь он был еще и симбиотом, к сожалению. Начал управлять мной, решать за меня, думать моими мозгами, но своими категориями.
А я стал покрываться чешуей...

В те годы покорный слуга ваш все еще учился в школе.
Странно, но влюблена в меня из всех девочек, была только одна женщина. Запредельно ожиревшая, жабоподобная учительница математики. Столько лет прошло, а я и сейчас помню, как она выложив свой бурдюк-живот на учительский стол, что-то скрипуче, с придыханием втолковывала классу, при этом гипнотически впивалась в меня осоловелыми от холестирина с логорифмами глазенками, и высасывала ими прыщи с моего лица. Даже помню как ее звали. Софья Леопардовна Гной. Или что-то в этом роде. Словом, эта влюбленная свиноматка, с которой, кстати, в силу гуманитарности ума, я был вынужден факультативно заниматься геометрией, напару с подлецом драконом, успевшим целиком поработить сознание, расшибли в слякоть тончайшую структуру неполовозрелой души моей. Тогда я и решил - задавлю эту мразь. Всмысле, математичку. Для начала.

Рассусоливать как долго и упорно убивал ее, затащив в полуподвальное помещение на дне школы, тыкал шилом в толстенные телеса и многослойную шею, было бы нудно и безынтересно. Точнее, интересно, но лишь мне. Посему, как уважающий читателя автор тупить не буду. Замечу только, что операция "шаверма" прошла без сучка, без задоринки.
Так вот. Стряхнув морок, а дальше оттаяв и от посттравматического синдрома, венчающего первое в жизни смертоубийство почти у любого гражданина, окончательно прочувствовал безраздельную власть змия над собой. И вместе с тем свое полное бессилие. Он завладел моей душой, телом и разумом. Чего уж там! Я сам стал им.

Так прошло несколько лет...

Я устал.
Мощно, беспросветно устал. Паразит укоренился и жрал меня, а я его; и по диалектическому закону единства и борьбы противоположностей в совокупной системе сросшегося духа, озвученному еще незабвенным К. Марксом, получалось, что я пожирал сам себя... И наконец решил пришить нас. Точнее, себя.

Долго, неумело по первости, резал тупой бритвой руки. Рвал кожу поперек жил. Измазывал кровью кафель, оставляя линиями отпечатки от пальцев и кляксы ладоней.

Проснулся в уже остывшей ванной, от озноба, по шейку в подкрашенной будто карбидом воде. Заплакал. И не умер, нет.
Добился того лишь, что сквозь порезы и слезы в меня вошли бесы.

Тут-то зажили веселей. Дракон, бесы и я.
Еще пару лет жестко куражили, мрачно зависали и жгли, расшвыривая искры по округе.

От этой дикой радости я опять устал. Более зверски и бесповоротно. Здесь уже помимо знакомых внутренних демонов, вокруг завьюжила стайка чужих, глупеньких джиннов. Эти постоянно ворчали и подвывали; стало невыносимо, и я решился на медикаментозную эвтаназию. Причём немедленно.

...

Когда очнулся понял, что бесы вышли с меня. И зашли в соседа по палате интенсивной терапии, электрика, сбитого автобусом.
Прости, мужик, и спасибо.
Дракон остался. Я не выдержал и попробовал заговорить с ним. Лампа дневного света ослепляла мысли. Но я умею это - говорить. Гад услышал меня, и согласился на сделку: дабы обошлось без обоюдного самоуничтожения, я скормил ему лоскутами повисшие обрывки души, как раз из той пещеры внутри нас, где он обитал. Змий доел и убрался восвояси.

Теперь мне грустно. Не сплю ночами нынче один. Ни дракона, ни бесов... ни души, ни математички. Только облака печали вокруг. Как в плену. Тишина и пустота сжали тисками в кишках и диафрагме; я снова устал. Совсем пропал, чорт подери. Как известный полковник Маттерсон. "Устал, устал! Устал..."

Пристрелите меня кто-нибудь сегодня вечером. Буду ждать, как обычно, на той самой скамейке, с кованными подлокотниками в парке у пруда.
Специально для вас, уважаемые охотники за болью, нарисую на лбу крестик. Или цветок.
Пчелке.