Шуруп : Русское лекарство

Русское лекарство

Второе полугодие пролетело как скорый поезд. Взрыв эмоций, обнаженные нервы, юношеская наивность сплели нас с Сьюзи в едином порыве любви. Мы ходили по земле как по облаку. В школе едва могли дождаться перемены. Все дальние закутки коридоров стали для нас лучшими друзьями. Мы стояли обнявшись, порой забывая идти на урок. У нее дома мы вместе делали уроки. Любимая учила меня немецкому языку, рассказывая, что имеет поддержку богатых родственников, живущих в Германии. Строились планы после школы пожениться и уехать учиться в Белинский университет. Девятый класс закончился, приехал отец и увез мою первую любовь навсегда.
Трудно описать мое психическое состояние. Наверное такое испытывает гонщик, несущийся по скоростной трассе и вдруг проваливающийся в пропасть, которая возникла совершенно неожиданно из неоткуда. Я молчал, ни с кем не разговаривал и, казалось, навсегда потерялся. Знакомые улицы становились для меня неизвестными, глупыми, ненужными. Окружающие просто раздражали. Вместо музыки слышался лишь скрежет железа по стеклу. Свои чувства я передавал лишь бумаге:
Вырвали мою любовь из лета.
Что осталось? Только стать поэтом,
И писать стихи на облаках.
Ночь одна шепнет тихонько:"Гутэн нахт"...
Когда прощались в аэропорту, родились такие строки:
Проглотил тебя авиалайнер,
По ветру настроил хищный нос.
Улетаешь ты на Север крайний,
Я останусь здесь, так к городу прирос...
Приятели пытались меня вывести из транса. Однако я не хотел ничего делать, ни кого видеть и ни с кем разговаривать. Тут приятель- художник решил лечить меня по-русски. Он убедил прийти в воскресенье к нему домой, поскольку предки куда-то смылись , и хата свободна. Мне было на столько плевать на все, что я согласился.
У художника стоял дым коромыслом. Собрались друзья - дискотетчики, курили Мальборо и слушали Лэд Зеппелин. У стены в большой уютной комнате с обоями в виде красных кирпичей стоял ящик азербайджанского портвейна. Я до этого ничего не пил, кроме чая, кофе или кефира. Хозяин налил полный стакан, похожей на ржавую кровь, жидкости и всучил мне в руку, сказав жестко: " Пей и не пизди! У нас здесь все просто: наливай да хлещи, а потом догоняйся и лови кайф. Мы бухаем вторые сутки, так что в ногу с нами и вперед". Я залпом выпил стакан и почувствовал себя человеком. Все проблемы, несчастья куда-то улетели, как пух одуванчика, сдутый порывом ветра. Стало светло, тепло и уютно. " Закусывай, не стесняйся",- гаркнул мой друг, протянув блюдо с жареными рябчиками. Позже выяснилось , что это голуби, пойманные на балконе любимым персидским котом хозяина. Кота звали Вермут, и он был натренирован ловить дичь, которая приманивалась хлебными крошками.
Тут же нашлась гитара, и я стал петь одесские шлягеры типа " Раз пошли на дело я и Хаимович", переработанные под Битлов. Компания подхватила знакомые слова, и все стали орать кто в унисон, кто мимо: " Патрон, патрон, патрон загнал я в свой винчестер". После каждой песни художник подавал новый стакан. Я вошел враж и трагикомическим голосом завывал:
" Жил на свете Хаим, никем не замечаем,
А жена рожает каждый год..."
Время летело незаметно. Вино не кончалось. Помню как здоровенный парень по кличке Шкипер вдруг упал на пол и стал ухать не в тему. Принесли воды в трехлитровой банке и вылили на широкую волосатую грудь. Ошалевший начал делать плавательные движения руками, а потом крепко уснул. Художник захотел новых развлечений. Достал из чулана воздушную винтовку, и мы по очереди принялись стрелять по соседним крышам. Затем перешли в другую комнату, что выходила окнами на сквер. В гостеприимного хозяина вселился какой-то бес, глаза искрились озорством. Он дождался, когда на аллее появились два ханыги. Они уселись на скамейку, разложили селедку, открыли бутылку, выпили, поставили пузырь рядом с собой. Художник вдруг стал напоминать охотящегося леопарда. Он долго целился, а затем выстрел, и бутылка упала. Ханыги схватили пожитки и быстро исчезли. На тротуаре осталась лишь скромная лужица пролитого алкоголя.
Наша пьяная компания радостно аплодировала снайперу, а тот придумал новую затею. Он достал полевой бинокль и долго всматривался вдаль. Наконец обнаружил одинокую девицу, прогуливавшуюся в сквере. Скоро она сидела в нашей изысканной компании. Оказалось, что это девка из швейного училища. Ее деревенский говор и глупость оскорбляли мой вкус как мороженое с селедкой. Вскоре пэтэушница нажралась и стала ко всем лезть. От нее шарахались, но все равно присутствие чувырлы придавало шарм. Тут проснулся Шкипер и утащил девку в спальню. Через некоторое время раздался дикий вопль, переходящий в рык. Парень выскочил как очумелый, весь в говне. Девка возбудилась, пукнула, а на парне результат. Я спросил художника: " Это и есть твое лекарство?" Приятель не ответил, потому что крепко спал.