Инверсия Чувств : Письмо другу.

mon cher ami, повремени приезжать, у нас тут опять коктейли третьей мировой, только по новым рецептам, я перестала носить красное, а небо пугает низким потолком.

mon cher ami, а что до рецептов, то я забыла алгоритм грамотной дозировки специй для глинтвейна, в итоге получается так, что не выдохнуть, и не прокатиться по горлу сладким и теплым, и не заснуть потом, не опасаясь снов.

mon cher ami, знаешь, мы сидели в машине, шел дождь, и я спросила: слушай, а тебя не раздражает, что все так запутано? Все эти технологии, ну и вообще? Стоило ли нам достигать этого уровня развития? Ответил: нет, что ты. Наоборот, это и есть самое интересное. Столько времени прошло, а я запомнила. Сейчас все чаще думаю – мы создали эти мегаполисы, скоростные магистрали, как и все остальное – чтобы стать по-настоящему одинокими.

mon cher ami, знаешь, я любила его машину, такой домашний бардак в ней, иногда до смешного – когда в ногах пластиковые тарелки с засохшими остатками кетчупа.

mon cher ami, я ведь уже большая девочка, но некоторые вещи меня таки удивляют. Например, что у мужчины за две параллельных недели вырастает вполне себе внушительная борода. Не то чтобы я не знакома с предметом, но эта перемена какая-то странная, знаешь. Я действительно стала старше – раньше в двух неделях можно было поместить жизнь, а сейчас две недели – лишь часть ее, не более, я бы не стала отдавать жизнь двум неделям, я шарахаюсь от того суетливого холода, который по позвоночнику, когда хочется уместить или отдать.

mon cher ami, я знаю боль до дна, я пробовала ее всякую, пробовала разную, а метаморфозы в итоге самые что ни на есть – вместо того, чтобы оберегать свою, я стала чувствовать чужую – точно так же, до расколотых атомов. И если возникает необходимость выбора, то я скорее способна пощадить чужую, чем свою. Нет-нет, не во всех случаях, не бойся, я ведь понимаю, что гуманизм имеет свойство оборачиваться фатальными последствиями, я выучила все уроки, но еще не сдала экзамен. Я не умею расплачиваться с планетой ее монетой.

mon cher ami, вчера вечером я поняла, почему мне так не понравились пирамиды – потому что я не люблю нечетное количество углов. Еще я вчера слушала песни и стихи, расхохоталась строчке про то, что на свадьбе вместо горько кричали держись, тебе не кажется, что этот смех был истеричным, тебе не кажется, что нужно было просто усмехнуться?

mon cher ami, мне еще обидно, что я получаю удовольствие только в том случае, если все в одном. То есть если на кухне за полночь – с одним, стук по клавишам – с другим, обожание и восхищение – от еще одного, и секс – с четвертым, то почему, ты не знаешь, почему ничегошеньки не зажигается, кроме небольших секунд-минут и тактильного? Почему мне до сих пор странно, что при таком раскладе я умудряюсь ставить по жадной скорпионьей шкале пятерку с плюсом нашей синхронной горизонтальности? Потому что он прав, и вовсе не все мои розовые очки разбиты?

mon cher ami, моя нежность не помещается в тех, кто вокруг меня, я устала от нее, я пытаюсь задушить ее, а она меня – еще сильнее, и плещет как вода из дуршлага, и не спрятаться, и не убежать.

mon cher ami, с меня сползает загар мелкими кусочками, причем – с кончика носа и подбородка, и только, обнажает слишком красную кожу, знакомые аккуратно снимают с меня его тонкие части, а я не люблю, когда так.

mon cher ami, приезжай уже, только не говори со мной, а подержи за руку, прости за глупость, пожалуйста, долго-долго, ты знаешь, я все боюсь, что эта нежность взорвется и отбросит меня от берега черт знает куда, ты же знаешь, совершенно неважно, какой он, этот берег, лишь бы был, я без него не умею.

mon cher ami, действительно, приезжай, мы так долго знакомы лишь потому, что ничего не хотим друг от друга, я когда-то такое ненавидела, а теперь понимаю, но еще не люблю. Подержи меня за руку, быстро коснись виска, попрощайся со мной легко и небрежно, а я потом как-нибудь напишу тебе еще одно письмо.