Игорь Шанин : Хорошая девочка

- Личность, как и все специфически человеческое в психике, формируется и раскрывается в ходе активного взаимодействия со средой внешней и предметной, путем усвоения или присвоения индивидом общественно выработанного опыта.
Студенты слушали меня молча. Половина из них давно впали в прострацию, треть уткнулись в свои телефоны, а оставшиеся прилежно записывали лекцию. Даже сейчас, глядя на этот первый курс, я мог с вероятностью в почти сто процентов определить, кто сдаст выпускной экзамен с отличием, а кто вылетит уже к концу этого года.
- В этом опыте непосредственно к личности относятся системы представлений о нормах и ценностях жизни – об общей направленности человека, отношениях к другим, к себе, к обществу и так далее, - продолжал диктовать я, привычно уносясь мыслями прочь из аудитории. Время подходило к шести вечера, и это была последняя пара сегодня, а значит, скоро я отправлюсь домой. Вряд ли студенты догадываются, что для многих преподавателей все эти лекции – такая же пытка, как и для них самих.
- Насколько сильно формирование личности зависит от воспитания, Владислав Владимирович? – подала голос девушка с задних парт.
Близоруко прищурившись, я посмотрел на нее, с трудом припоминая имя. Прошло всего несколько недель с начала учебного года, и я до сих пор не мог запомнить всех новых студентов. Впрочем, конкретно эта девушка все же врезалась мне в память.
- Я думаю, что достаточно сильно, Лиля, - ответил я. – С другой стороны, это зависит от интенсивности воспитания и многих других факторов, так что рассуждать можно исключительно в общих чертах.
Лиля была стереотипной отличницей, не пропускавшей ни одной пары и старательно записывавшей едва ли не каждое слово преподавателя. Она относилась к тем студентам, которые подают особенно большие надежды, а потому и однокурсники, и преподаватели ее уважали.
- Идеи и ценности, навязанные воспитанием, можно считать действительно навязанными, если ребенок в конце концов полностью поддерживает их? – спросила Лиля, держа наготове ручку, чтобы записать мой ответ.
Насколько я знал, она выросла в не самой благополучной семье, и это было заметно: недорогая одежда; поношенные туфли, которым шел явно не первый год; заштопанная сумка, незатейливо украшенная какими-то фенечками, сплетенными вручную. Даже светлые волнистые волосы были забраны в хвост самой обыкновенной потертой резинкой, в то время как практически все одногруппницы щеголяли блестящими заколками.
- Я думаю, если ребенок изначально поддерживал такие идеи и ценности, то навязанными их вряд ли можно назвать, - сказал я. – Ты хочешь привести конкретный пример?
- Нет, - последовал лаконичный ответ, и она уткнулась в свою тетрадь.
Посмотрев на нее, я подумал, что невзрачная одежда сполна компенсировалась природной тонкой красотой Лили. Мягкие черты лица, синие глаза и ямочки на щеках – все это, должно быть, просто сводило с ума мужскую половину первого курса. Будь я моложе, то и сам бы любовался ей, но когда тебе почти пятьдесят, и у тебя есть любимая жена, то такие вещи приходят в голову в самую последнюю очередь.
Прозвенел звонок, и два десятка студентов вскинули на меня обнадеженные глаза. Школьное правило «Звонок для учителя» все еще действовало для них, хотя подчиняться ему они будут совсем недолго.
- Все свободны, - сказал я и, сняв очки, устало потер переносицу.
Аудитория опустела почти мгновенно, только Лиля задержалась у самой двери, рассеянно копаясь в сумке. Смерив ее равнодушным взглядом, я посмотрел в окно. Свежий октябрь золотился там на самых верхушках крон, обещая вот-вот залить желтым абсолютно все. Даже не верилось, что время идет так быстро: только вчера ты гонялся за учителями в школе, выпрашивая у них хорошую четвертную оценку, а сегодня ты немолодой преподаватель психологии, и студенты сами заглядывают тебе в рот, надеясь на милость.
Отвернувшись от окна, я едва не налетел на Лилю и вздрогнул от испуга.
- Ты подошла так тихо, - растерянно пробормотал я. – Хочешь что-то спросить?
- Возможно, Владислав Владимирович.
Она всегда выговаривала мое имя четко и уверенно, будто все свободное время только и посвящала тому, что упражнялась в его произношении. Поначалу мне безумно нравилось это, но потом стало настолько привычным и естественным, что я перестал обращать на это внимание.
- Надеюсь, это не займет много времени. - Я мягко улыбнулся. – Я устал и хочу побыстрее оказаться дома.
- Боюсь, что задержу вас дольше, чем вам того хотелось бы, - сказала Лиля с виноватыми щенячьими глазами и снова полезла в свою сумку.
Пока я размышлял, как перенести разговор на более удобное время, она вытащила что-то наружу и резко взмахнула рукой. Я вскрикнул от острой боли в правом плече и с недоумением посмотрел на шприц, который Лиля с холодным спокойствием выдавливала мне в руку. Когда он опустел, она извлекла его, прикрыла иглу колпачком и убрала обратно в сумку. Я смотрел непонимающе, настолько удивленный и шокированный, что не пытался ни отстраниться, ни помешать.
- Что... чт...
Мои язык и нижняя челюсть отказались подчиняться мне, а веки медленно поползли вниз, налившись свинцовой тяжестью. Я попытался поднять руку, чтобы провести ей по лицу, но не смог и этого – слабость сковала все тело, я стал будто тряпичной куклой, не способной даже передвигаться.
- Листенон и кое-что еще, чтобы вам не было дискомфортно, - ответила Лиля на мой незаданный вопрос. – Это не смертельно, если я правильно рассчитала дозу.
Она легонько толкнула меня в грудь, и я безвольно повалился на свой стул, ощущая себя пресловутым мешком с картошкой. Все тело расслабилось, будто я стал огромным куском желе, и все, что я мог – это беспомощно смотреть по сторонам, изо всех сил стараясь не позволить векам закрыться.
- Листенон относится к тем препаратам, которые очень трудно достать, если не работаешь в больнице, - продолжила Лиля будничным преподавательским тоном. – Но ради вас, Владислав Владимирович, я готова пойти на многое.
Она вытащила из сумки моток бельевой веревки и помахала им перед моими осоловевшими глазами.
- Это вынужденная мера, потому что у листенона слишком уж кратковременный эффект. Надеюсь, вы не обидитесь на меня?
Я почувствовал первый укол страха, когда она начала связывать мои руки за спиной. Лиля была умной студенткой и, что бы ни задумала, она наверняка просчитала все до мелочей. Я даже не стал задаваться вопросом, зачем ей все это понадобилось, я лишь с отчаянием размышлял о том, как мне позвать на помощь. Кричать я не мог – голосовые связки превратились в желе вместе со всем телом, и осознание этого начало возводить едва зародившийся страх в степень паники.
- Теперь ноги.
Лиля наклонилась и ловкими отточенными движениями связала мои ноги остатками веревки, после чего выпрямилась и смерила меня оценивающим взглядом. Лицо ее светилось невинной улыбкой, будто все, что происходило, было всего лишь забавной игрой.
- Удобно? – спросила она и тут же артистично хлопнула себя по лбу: - Ах да, вы же не чувствуете! Тогда задам этот вопрос чуть позже.
Мои глаза метнулись к двери и обнаружили ее закрытой. Странно – в дневное время суток я никогда не закрывал кабинет.
- Я заперла ее, - сказала Лиля, проследив мой взгляд. – Украла ключи, когда подходила к вам утром с вопросом по курсовой. Вы слишком много смотрите по сторонам, а вытащить ключ за брелок, который торчит из нагрудного кармана – плевое дело. Меня больше удивляет, что до сего момента вы этого не заметили.
Я перевел взгляд с двери на Лилю. Она стояла передо мной, скрестив руки на груди, и глядела изучающе, как на неизвестного науке зверька. Я попытался спросить, чего она хочет, но изо рта вырвалось только невнятное мычание, однако я с неожиданной радостью обнаружил, что способен хоть немного пошевелить языком. Прислушавшись к ощущениям, я понял, что и пальцы снова начали подчиняться мне – пусть и едва, но я все-таки мог ими двигать. Действие отравы, которую вколола Лиля, начало проходить?
- В институте сейчас никого, так что вы можете кричать, когда вернете себе эту способность, однако я не советую, - продолжила она, доставая из сумки большой кухонный нож с потертой пластиковой ручкой. – Я люблю тишину.
Я посмотрел на него с ужасом и тяжело сглотнул скопившуюся во рту слюну. Что могла задумать девушка, взявшая с собой веревки и нож?
- Вижу, вам уже лучше, - заметила Лиля, глядя, как я суетливо перебираю ногами, пытаясь ослабить узел.
Подойдя на шаг ближе, она легонько хлопнула меня по щеке, словно пыталась привести в сознание.
- Лучше же, да?
Для следующей пощечины она размахнулась гораздо шире, и моя голова дернулась от удара. В ушах зазвенело, а перед глазами поплыли круги. Я напряг руки, пытаясь вырваться из веревок, но абсолютно тщетно, лишь запястья свело глухой болью.
- Вы почти пришли в себя.
Следующая пощечина была еще сильнее, и я хрипло выкрикнул:
- Прекрати!
Она усмехнулась и наклонилась, так, чтобы ее лицо оказалось на одном уровне с моим.
- Теперь я могу спросить еще раз. Вам удобно, Владислав Владимирович?
Чувствительность вернулась ко мне полностью, тело ныло от неудобной позы, веревки натерли запястья, а щеки горели от ударов. Ответить положительно на вопрос Лили я не мог и, судя по ее взгляду, которым она жадно наблюдала мои мучения, ее это только радовало.
- Ты делаешь неправильные вещи, - прохрипел я, тщательно подбирая каждое слово. Нужно было вставить Лиле мозги и одновременно не вывести ее из себя, потому что выводить из себя человека с ножом в руках более чем опасно. – Посмотри на себя, ты ведь молодая красивая девушка, и...
- Красивая? – перебила она, гордо выпрямляясь. – Вы правда считаете меня красивой? Я могу стать еще красивее специально для вас.
С широкой белозубой улыбкой Лиля стянула с волос резинку, и они рассыпались по ее плечам светлым волнистым потоком. Затем, продолжая скалиться, она плавным движением профессиональной стриптизерши расстегнула верхнюю пуговицу своей блузки, а потом еще одну, так, что я смог разглядеть лямку ее бюстгальтера.
- Остановись, - бросил я, ощутив, как щеки залило краской. Я попытался отвернуться, но Лиля мягко взяла меня за подбородок.
- Нет, Владислав Владимирович, смотрите на меня, я ведь нравлюсь вам. Нравлюсь же?
Я смотрел в ее синие невинные глаза, беспомощный и ничего не понимающий. Неужели влюбленная в меня студентка? Подобное случалось раньше, но так давно, что я уже и не мог вспомнить конкретных случаев. К тому же, влюбленные студентки, как правило, обходятся только томными взглядами и вздохами, изредка осмеливаясь подбросить записку. Но привязывать объект воздыхания к стулу и угрожать ножом?
- Вы сами только что назвали меня красивой, это так приятно, - продолжала щебетать Лиля, беззастенчиво устраиваясь у меня на коленях. Я ощутил запах ее дешевых духов, которые она, должно быть, заказывала по тем каталогам, что распространяли бойкие первокурсницы. Одной рукой она поправляла волосы, а другой, с зажатым в ней ножом, приобняла меня за шею. Старательно отводя взгляд от груди, оказавшейся в непосредственной близости от моего лица, я мысленно молил небеса о том, чтобы все это закончилось как можно скорее.
- Наверное, мы прекрасно смотримся вместе, как вы считаете? – спросила Лиля. – Можно я сделаю фото?
- Нет, - ответил я, мгновенно покрываясь испариной. Подумать только, еще минуту назад я считал, что хуже уже быть не может.
- Ну что вы, Владислав Владимирович, не нужно стесняться! Уверена, мы хорошо получимся на фотографии. Можно?
Ее ладонь ловко юркнула во внутренний карман моего пиджака и вытащила на свет мобильный телефон.
- С камерой. Прекрасно.
- Положи на место, - сказал я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Эта вещь не принадлежит тебе.
Лиля посмотрела на меня с сожалением и прижала телефон к груди.
- О, я бы с удовольствием сделала фото и на свой телефон, но он у меня старенький совсем, даже без камеры, представляете? Так что не злитесь на меня, я просто хочу фото на память.
Нажав на клавиши и активировав мобильник, она отвела руку вперед, и на нас уставился черный равнодушный глазок фотокамеры.
- Улыбнитесь, Владислав Владимирович, что у вас за лицо такое? Как будто вы на собственных похоронах!
Острие ножа уткнулось в мою спину, и я скривился в гримасе, которую даже при наличии хорошей фантазии нельзя было принять за улыбку.
- Да что же это такое! – расстроено воскликнула Лиля, бросив на меня недовольный взгляд. Нож уперся в меня еще сильнее. – Кто вам поверит? Представьте что-нибудь приятное!
Да, я представил. Представил, как голыми руками сворачиваю шею этой сумасшедшей, как ее лицо теряет осмысленность, а ноги мелко дергаются в предсмертных судорогах.
- Отлично, - оценила Лиля, и я услышал щелчок камеры. – Посмотрите только, просто прелесть!
Бросив взгляд на экран телефона, я чуть не взвыл от ужаса. Пожилой мужчина с сединой в волосах, на коленях которого сидела молодая красивая студентка в расстегнутой блузке. Ни связанные руки, ни нож в кадр, естественно, не попали. И я улыбался! Улыбался как закоренелый маньяк-педофил, которому удалось поймать на детской площадке особенно симпатичного мальчика.
Спрыгнув с моих колен, Лиля закружилась передо мной, не отрывая взгляда от телефона.
- Это прекрасно! Даже не думала, что вы такой фотогеничный, Владислав Владимирович!
Внезапно остановившись, она широко улыбнулась и заявила:
- Это фото определенно нужно показать кому-нибудь еще! Глупо прятать такую красоту от окружающих, правда?
- Нет! – выкрикнул я.
- Но почему? Давайте отправим его вашей жене! Уверена, ей очень понравится! Как она записана у вас в телефоне?
Стиснув зубы до скрежета, я смотрел на Лилю, и веревки впивались в мои напряженные руки. Все нутро клокотало от ярости и страха, будто его разъедало серной кислотой. Прилежная ученица в мгновение ока превратилась в сущее зло, прикрытое смазливой голубоглазой маской, и я искренне не понимал, как это могло произойти.
- Не скажете? Ладно, сама найду, - вздохнула Лиля и принялась листать телефонную книгу моего мобильника, бормоча под нос: - Анастасия? Нет, это, наверное, преподаватель философии... Ира Соседка? Определенно нет...
Я осмотрелся по сторонам, словно надеялся, что спасение само свалится мне на голову, но его не предвиделось. Сложно было представить, как далеко готова зайти Лиля, но я почему-то не сомневался, что границ для нее не было.
- Карина Степановна? Мм, слишком официально... А! Леночка!
Наклонившись, она выдохнула в самое мое лицо:
- Лееееночка!
Я рванулся вперед в безумной и бессмысленной попытке ударить Лилю головой, но та вовремя уклонилась и рассмеялась. Смех ее разнесся по пустой аудитории звонким эхом, стучась в мою голову будто сотня маленьких молотков.
- Я угадала, да? – сказала Лиля, просмеявшись. – Как мило, когда старики относятся друг к другу с такой нежностью!
Насмешливо покачав головой, она уткнулась в мобильник и принялась щелкать клавишами.
- Не делай этого! – взмолился я. – Ты ведь даже не осознаешь, насколько ужасные вещи творишь!
- Отправлено, - отчиталась Лиля, будто не слышала меня, и положила телефон на стол. – Думаю, Леночка будет рада.
- Это ведь не игрушки! – продолжал распинаться я. – Это все серьезно!
- О, да. – Она улыбнулась такой хищной улыбкой, что если бы из ее рта сейчас показался раздвоенный язык, то я бы ничуть не удивился. – Это все очень серьезно.
Телефон на столе гулко завибрировал. Бросив на него короткий взгляд, Лиля усмехнулась:
- Вам звонит Лееееночка. Наверное, хочет поделиться впечатлениями о фотографии. Ладно, пускай пока оставит их при себе.
- Нет, возьми трубку! Умоляю, возьми трубку и приложи к моему уху, я скажу ей пару слов!
Лиля провела рукой по волосам, глядя на меня с усталым сочувствием, будто я был несообразительным ребенком, которому постоянно приходилось объяснять простейшие вещи.
- Что вы ей скажете, Владислав Владимирович? «Дорогая, я все объясню! Моя студентка привязала меня к стулу и заставила сделать это фото». Конечно, Леночка тут же поверит, и ваш брак будет спасен.
Телефон затих, и я обреченно опустил голову на грудь, пытаясь осмыслить происходящее, которое казалось более чем плачевным: связанный по рукам и ногам, я находился в полной власти сумасшедшей девчонки, которую вся эта ситуация, похоже, только забавляла. И что-то подсказывало мне, что мой счастливый брак, который она разрушила одним небрежным движением, был только началом.
Неожиданно кто-то дернул дверь с той стороны, а когда она не поддалась, в нее коротко и раздраженно постучали. Я вскинул голову, собираясь заорать во всю мощь своих легких, но Лиля в мгновение ока оказалась прямо передо мной, и нож уткнулся острием в мой кадык.
- Издашь хоть звук – сдохнешь на месте, - процедила она, глядя на меня напряженно и холодно.
Стук повторился, я различил слабое ворчание с той стороны, а затем все стихло. Покосившись на меня, Лиля осторожно подошла к двери и наклонилась, заглядывая в замочную скважину. Я дернул ногами и с отчаянной истеричной радостью почувствовал, что узел ослаб. Если пошевелить ногами еще немного, то...
- Уборщица, наверное, - сказала Лиля, выждав несколько секунд. – У нее есть дубликат ключа?
- Нет, - ответил я, запоздало подумав, что нужно было солгать. – Обычно она приходит чуть раньше и убирает тут, пока я доделываю свои дела. Ключ есть только у меня.
- Прекрасно, - она улыбнулась и, вернувшись к столу, похлопала меня по щеке, словно пыталась приободрить.
Будто я не помнил тот жесткий взгляд, которым она наградила меня минуту назад. Взгляд, который разбил все мои предположения о влюбленной студентке в пух и прах.
- Что тебе нужно от меня? – медленно спросил я.
Выпрямившись, Лиля сделала шаг назад и театрально вздохнула.
- Все дело в том, Владислав Владимирович, что некоторые люди слишком быстро забывают, какую боль они причинили другим.
Я нахмурился, пристально глядя на нее и надеясь найти ответ в мимике или жестах. Но Лиля стояла прямо и практически не двигалась, лишь нож слегка подрагивал в опущенной руке.
- Я не понимаю, о чем ты.
- Тогда я расскажу вам одну историю. Вы ведь любите конкретные примеры, так ведь?
Она села на стол и задумчиво посмотрела в окно, покачивая ножом прямо перед моим носом.
- Давным-давно жила-была одна девочка. Давайте назовем ее, например, Альбина.
Я вздрогнул как от пощечины. Это имя Лиля выбрала не случайно, сомнений не было, но как она могла узнать?
- Альбина была отличницей и училась на втором курсе, когда в институт пришел новый преподаватель психологии, молодой красивый мужчина. Назовем его, например, Владик.
С каждым словом я будто все глубже и глубже ступал в черную бездну собственных воспоминаний, и это приводило меня в неописуемый ужас.
- И вот понравилась наша Альбиночка Владику, да так понравилась, что он предложил ей устраивать дополнительные занятия, совершенно бесплатно, представляете? Два раза в неделю они задерживались после пар, и Владик рассказывал много интересного по своему предмету. Альбина слушала внимательно, записывала, расширяла свой кругозор и была невероятно рада свалившейся на нее милости.
Я едва заметно покрутил ступней, ощущая, как веревки сползают с моих ног. Только бы не заметила, Господи, только бы она этого не заметила!
- Прошло несколько месяцев, и Владик решил, что пора проявлять свою симпатию к умнице-студентке по-новому. Он начал лезть к ней под юбку, распускать руки и навязчиво делать далеко не самые приличные предложения. А когда Альбиночка не показала ответного желания, знаете, что он сделал? Знаете, нет? Он применил силу, грубую мужскую силу, и вот против этого наша бедная хрупкая студентка уже ничего не могла сделать.
Пот тек по моему лицу в три ручья. Я смотрел на бледное лицо Лили со смесью стыда, страха и злости. Она возомнила себя борцом за справедливость и лезла не в свое дело, копаясь в моем грязном белье. Я не представлял, откуда она узнала обо всем этом, но она точно не имела права лезть в мою жизнь.
- Обесчещенная Альбина не выдержала позора и ушла из института. Об этой истории она, конечно, никому не рассказала, потому что боялась проблем. Да и кто бы поверил студентке, возводящей напраслину на преподавателя, успевшего создать себе хорошую репутацию? После этого несчастная получила такую психологическую травму, что даже приближаться к мужчинам не могла и на метр. Так что, лишившись шанса получить достойное образование и покалечив психику, Альбиночка не смогла найти хорошую работу и прожила всю жизнь в нищете, униженная и сломленная.
Лиля тяжело вздохнула и осуждающе покачала головой, наигранно изображая невыносимую печаль.
- Тебе-то какое дело до всей этой грязи? – бросил я.
- О, так вы еще не поняли? Вы же взрослый дяденька, должны уже осознавать, что подобные вещи не всегда проходят бесследно.
Соскользнув со стола, Лиля встала передо мной во весь рост и развела руки в стороны.
- Поздравляю, Владислав Владимирович, у вас дочь!
Меня будто ударили в грудь огромной кувалдой. Весь воздух вышел из легких, и я теперь беззвучно хлопал ртом, широко распахнув глаза. Лиля улыбалась, наслаждаясь произведенным эффектом, и нож в ее руке поблескивал сейчас особенно остро.
- Лжешь! – выдавил я.
- Ну вы же понимаете, что это все правда, так ведь?
Я потряс головой, словно пытался отогнать дурной сон. Картинка плыла перед глазами, расползаясь на фрагменты и детали, которые никак не хотели складываться воедино.
- И что теперь? Ты убьешь меня?
- Конечно.
- Но зачем весь этот театр? Ты ведь могла просто подойти ко мне в переулке вечером и ткнуть своим ножом в брюхо! Неужели ты поступила в этот институт только ради того, чтобы привязать меня к стулу и устроить представление?
- Вы не понимаете, Владислав Владимирович! Я не хотела быть для вас просто девочкой из переулка. Я хотела, чтоб вы рассмотрели меня как следует, чтобы вы увидели во мне то, что видели когда-то в моей маме. Вас убьет не девочка из переулка, вас убьет копия той вашей студентки, которой вы сломали жизнь. Чувствуете разницу?
Она наклонилась ко мне, и улыбка медленно сползла с ее лица, обнажив абсолютное презрение. Наигранность, инфантильность, милые улыбки и невинные взгляды исчезли без следа. Теперь Лиля была похожа на затравленную волчицу, дорвавшуюся до жестокого дрессировщика, пока тот спал, отложив кнут в сторону.
- Я росла в ненависти к вам. Мама много рассказывала о вас, когда я была маленькой. Объясняла, кто виноват в том, что мы не можем позволить себе хорошую одежду и дорогую еду. Пока другие девочки мечтали о куклах в розовых платьях, я засыпала с мыслью о том, как перерезаю вам глотку.
Стиснув зубы, я резко поднял ноги и толкнул ими Лилю в грудь. Удар вышел слабым и неловким, однако его хватило – широко распахнув удивленные глаза, она тяжело повалилась на спину, и воздух вышел из нее глухим хрипом, когда она ударилась об пол. Выпавший из руки нож громко звякнул, отскочив в сторону.
Поднявшись со стула, я застонал – все конечности затекли, суставы хрустели и скрипели как несмазанные детали часового механизма, но я не позволил себе тратить время на то, чтобы размять их. Со все еще связанными за спиной руками я подхромал к поднимающейся Лиле и пнул ее по ребрам, так, что она снова повалилась на пол, слабо вскрикнув.
- Получи, безумная сука!
- Как это непедагогично, Владислав Владимирович, - прошептала она со слабой улыбкой.
- Заткнись!
Я замахнулся ногой для нового удара, но Лиля неожиданно схватила ее руками и с силой дернула. Пошатнувшись, я рухнул рядом с ней, взвыв от боли.
- Старость не преимущество, так ведь? – прошипела она, глядя на меня ледяными глазами и стараясь вслепую нашарить нож рядом с собой.
Я потряс головой, разгоняя сгущающуюся в глазах темноту, и нелепо пополз прочь, увидев, что оружие снова в руках свихнувшейся студентки.
- Постойте! – выкрикнула она, хватая меня за туфлю.
Нож полоснул воздух рядом с моей штаниной, и я задохнулся от страха, отчаянно напрягая связанные руки. Силы, которых и так было совсем мало, стремительно покидали меня, я был настолько беспомощным, что едва ли мог противостоять извивающейся как угорь на сковородке Лиле.
- Оставь меня в покое! – выдохнул я, из последних сил дергая свободной ногой.
На этот раз удар получился гораздо более сильным и пришелся прямо в скулу. Раздался отвратительный влажный хруст, и голова Лили неестественно вывернулась вбок. Рука, стискивающая мою туфлю, разжалась, и Лиля вдруг обмякла, уткнувшись лицом в пол.
Чудовищная тишина сомкнула аудиторию в своих тяжелых объятиях. Затаив дыхание, я с ужасом смотрел на Лилю, пытаясь различить, как ее спина поднимается и опускается в такт дыханию, но секунды вязко тикали одна за другой, а Лиля оставалась совершенно неподвижной.
Подстегнутый внезапно захлестнувшим меня осознанием содеянного, я боком подполз к телу и нащупал нож. Несколько минут ушло у меня на то, чтобы суметь перерезать им веревки, а после я поднялся на ноги, машинально разминая запястья и не отрывая взгляда от растянувшейся у моих ног девушки.
Вызвать полицию? Что я им скажу, кто мне поверит? Все знают, какая Лиля хорошая, и мне придется очень долго доказывать, что я говорю правду. А если всплывет та история с ее мамашей? Это крест, огромный жирный крест на всем, что у меня есть.
Совершенно растерянный, я закрыл лицо руками, и всего одна мысль вспыхнула в моем сознании: бежать. Просто бежать отсюда как можно дальше, будто меня тут и не было.
Метнувшись к столу, я нашарил в сумке Лили ключ от двери и, бросив на труп последний взгляд, выскочил прочь.
Не помню, как я добирался до дома, помню лишь то, что квартира встретила меня непривычной тишиной: моя Лена (Лееееночка) ушла. Не раздеваясь, я рухнул на кровать, с головой накрывшись одеялом, и вскоре забылся тревожным сном с кошмарами, больше похожими на галлюцинации психопата. В них Лиля гонялась за мной, широко разевая рот в безумном смехе, и вместо рук у нее были гигантские кухонные ножи, заляпанные кровью.
Утром меня разбудила звонкая трель домашнего телефона, стоявшего в гостиной. Держась за голову и налетая на стены, я как сквозь туман добрался до него и дрожащей рукой снял трубку.
- Влад? – Я узнал этот голос с секундной задержкой: звонил декан.
- Д-да.
- Что случилось?
Воспоминания прошедшего вечера хлынули в мою голову, и она взорвалась дикой болью. Стиснув трубку в руках, я опустился в кресло, чувствуя, как ноги стали ватными от страха. Я собирался отрицать все до последнего, как бы нелепо это ни выглядело.
- Случилось? – хрипло переспросил я.
- Да! Десять часов утра, а ты еще не на работе! Ты вчера дверь кабинета не закрыл, ты в курсе? А еще очки свои и телефон оставил на столе, я еле нашел номер твоего домашнего!
Я слушал с недоверием, совершенно ничего не понимая. Декана вряд ли бы беспокоили мои забытые очки, если бы поутру в аудитории обнаружили тело убитой студентки.
- У меня болела голова, - медленно произнес я. – Она и сейчас болит. А больше... я ничего там не забыл?
- Да нет, - протянул декан, и в голосе его появились нотки сочувствия. – Возьмешь больничный?
Выжила. Эта тварь выжила. Пришла в себя, собрала свои веревки, сумку и нож, а после ушла. И что будет дальше?
- Нет, не нужно, я приду через час.
Если она явится сегодня в институт, мне определенно нужно будет там находиться, следить, чтобы не натворила глупостей. Главное, не оставаться с ней один на один.
- Хорошо, мы заменили твою первую пару на философию, вторая остается за тобой. Студенты ждут.
- Да, ждут, - эхом отозвался я, кладя трубку.
Лиля не пришла в институт. Ни в тот день, ни на следующий. Я больше не видел ее на занятиях, та последняя парта пустовала еще очень долгое время. Ни Лиля, ни ее мать не отвечали на звонки декана, и через какое-то время был подписан приказ об отчислении.
Но она была жива и продолжала следить за мной, в этом я не сомневался. Пару раз мне казалось, что я видел ее лицо в толпе на улице, или что она перебегала дорогу за окном моего кабинета. Возможно, я, как и она, сошел с ума, но не мог не признать, что ее месть оказалась гораздо более изощренной, чем просто убийство: Лиля оставила меня жить в вечном страхе того, что однажды я проснусь среди ночи, а она будет сидеть на краю моей кровати с ножом в руке и улыбаться.