: это вариант

Как я приехал в этот город я не помню сейчас и, наверное, не вспомню никогда. В тот день я позвонил дядепетру. Так получилось, что я оказался в этом городе совершенно один, и мне некому было звонить, и некуда было ехать.

- дядяпетр, привет. Это я.
- оба. Откуда? У тебя всё хорошо?
- Адрес скажи, дядяпетр.

Вот бы тебе праздники твои татуировками оставить на ягодицах-гагариных. Вовсе. Дядяпетр снимал комнату в коммуналке. Из тех, двухэтажных деревяшек. Пристанища люмпен-пролетариата. Где, и как, и кем он работал, я не знал. Учились мы вместе, но это было давно. И совсем не хочу, да и не могу объяснить сейчас, как я оказался в этом городе и почему. Слишком долго. Мне было ясно одно. Я не знал, куда и когда мне двигаться дальше.

- здравствуй дядяпетр.
- здравствуй. Не ожидал. Но рад как всегда.
- я знаю. Дай пожрать что-нибудь.

В комнате у дядипетра было на удивление тепло. Чугунные батареи. Жарят. Плавлю твои воспоминания в своих переживаниях. Диких. Зачем тебе звоню? Коврик возле дивана, на широком подоконнике сковородка. Пустая. Дядяпетр предлагает жарить картошку. Я отказываюсь. Знаешь, боль твоя словно лезвием стократным во мне живёт, перепарывает все связки с существовавшим во мне так долго. Зачем? Откуда? Не знаю.

- слышь, дядяпетр, ты вяжи в натуре с замутками своими невнятными насчёт хавки. Запарил. Давай, что там есть у тебя.
- коньяк будешь?
- Буду дядяпетр. Нормальное есть что?
- Вершки. Самый смак. Это тебе не в гашовом объебосе мазаться по горизонтали.
- пыльца что ли?
- Ага.
- рисковый ты человек, дядяпетр. И что, с коньяком мешаешь?
- ну да.

Дядяпетр всегда и насквозь одинок. Таково его жизненное кредо. Неограниченная свобода. Впрочем, он заправляет мне первую мазу, достаёт коньяк для запивона и у него звонит скайп. Пока я гашусь вглухую жадными затягами, запивая конём, дядяпетр трёт что-то розовое по скайпу с какой-то невнятной соской. Зачем?

- дядяпетр, хорош ваниль развозить, откуда конь такой?
- подогнали, чо.

Коньяк хороший. ХО. То есть иксо. Деньги есть у дядипетра. Хорошо. Номер карты твоей, если не диктуешь по цифрам, срываюсь потому, что я постоянно не в себе. Думаешь с передозов? Алкоголизм мой, тщательно скрываемый в первую очередь от самого себя? Вот и сейчас.

- дядяпетр, чотам с едой?
- сейчас организуем.

Дядяпетр идёт в соседнюю комнату. Возвращается. Через пятнадцать минут оттуда юная дама приносит таз салата. Улыбается. Уходит. Дядяпетр тоже улыбается. Ясно. Дуем ещё по одной мазе. Коньяк. Открываю форточку. Курю жадно. Помнишь эти ночи? Разговоры наши? Где это? Где ты? Почему меня рвёт неизведанной доселе ревностью только от того, что ты не рядом сейчас со мной? И я не рядом с тобой? Как бы этого не знать? Вовсе?

- кто такая, дядяпетр?
- Так, соседка.
- ясно. Давай кушать.

Салат вкусный. Немного слов о прошлых друзьях. Память. Прошлое. Пустое.

- дядяпетр, заправляй ещё.

Через полчаса осторожно стучат в дверь. Та самая мышь, что делала салат. Что-то шепчет дядепетру у порога. Уходит, бросив быстрый блядский взгляд. Дядяпетр явно крытый. Слегка, но всё же. Заговорщицки наклоняется.

- что, будешь зайку в два смычка музицировать?
- дядяпетр, ты знаешь, я ни шлюх, ни блядей не пользую принципиально.
- соседка моя.
- не аргумент.

Долго ржём. Коньяк. Прямо с горла. Открываем вторую бутылку. Заправляем ещё по дозняку пыли. Вспоминаем былое.

Дядяпетр сколотил бабла на банках в кредитном комитете. Ездил на чёрном большом джипе. Один раз, пять лет назад, чуть не скурил меня гашем в полный пиздос. Переправил жирных плюх, и я чуть не сдвинул коньки под бешеный стук сердца своего. Прямо у него в большом чёрном джипе. Когда ремень, которым пристегиваются, вдавливает тебя в кресло. И сейчас, прямо сейчас умрёшь. Рэстинпиииииииииииис. Я не могу смотреть на твои фотографии. Никогда не сознавался. Считай, что сейчас сознался. Слишком сильно люблю. Невозможно курить больше. Тяжело дышу уже два месяца. Даже слышно. Запои ещё эти. Непрекращающиеся. Самая длинная пауза в полтора дня. Отнекиваюсь. Не слышу.

- что, я схожу тогда?
- давай, дядяпетр.

Он уходит пялить это туловище податливое и готовое. Я курю возле форточки открытой, звоню кому-то. Не помню. Ничего не помню. Помню, как ты подходишь сзади, целуешь в шею, в плечо. Сладко. Нежность. Зачем ты?

- что, как?
- все в порядке дядяпетр?
- ну да.
- заправляй.

Он заправляет. Дуем. Пьём. Разговариваем. Не помню, кто когда и где упал. Утро. Фанта. Опять фанта. Дядяпетр лежит. Кто он? Кто я? Почему не отвечает? Холодный? Какой

шприц на полу возле дивана? Ничего не знаю. Зачем мы запивали вершки конём? Догонялись чем-то? Не верю. Почему трясёт так сильно?

Тишина. Сложная гнетущая тишина. Дядяпетр на полу. Такой нелепый смешной. Он холодный. Я надеваю свою одежду и выхожу, аккуратно прикрыв за собой дверь. Ничего не знаю. И ничего не помню. Всё так и осталось. Как вы думаете, был ли дядяпетр на самом деле? В каких-то городах я опять натыкаюсь на себя самого. Нелепо. Страшно. И эти липкие щупальца тянутся в самых страшных снах до тех пор, пока не начинаешь терять самого себя. А мне немного. Потому, что городов уже немного. Совсем немного осталось. И всё остальное меня когда-нибудь найдёт.

Кроме тишины.