Goines : R12

- Восемь?
- Девять с половиной.
- С кайлом? Или штейгеру в подсобке спину мял?
- С перфоратором. Там вроде написано, с чем и где...
- Руки покажи, - рекрутер подался вперед немного, - как ты не сдох-то...
Я растопырил пальцы, уткнувшись ладонями в стальной обод столешницы. Пальцы были белее плитки в хирургической. Вибрационные хвори, обычное дело для проходчика. Почти десять лет в стволе, из штрека в штрек. До этого три тысячи дней в наморднике возле свода плавильной печи. День за два, если не думать о выходных и научиться спать на черных панцирных пролетах или на промерзших отвалах шлака, в карманах вентиляционных шахт и за створками аэрационных фонарей, меняя раз в году календари под лязгающий грохот цехов.
Мы сидели друг против друга: я, родившийся на Территории в семье двенадцатого уровня, и он, появившийся на свет здесь же, но уровнем на полдюжины выше. Между мной и рекрутером лишь узкий стол да сенсор, мерцающий невзрачными картинками моей родословной. В действительности, пропасть не меньше, чем между говночистом и королевой: я был одним из тех, чьи услуги обходились дешевле машин; его прадеды успели запрыгнуть сто лет назад в конторский ранг, перекроившись из бонитеров в оценщиков скотского труда.
Я бросил взгляд на круглый циферблат за спиной рекрутера. Прошло больше часа, как он свернул голограмму и принялся множить дни моей пахоты. Я дергал ногами от напряжения. Оставалось только исходить потом и ждать. В каморке агентства стало затхло, как в тележке старьевщика. Я перебрал в уме год за годом, подбивая счета за переход на уровень. Короткая стрелка сползла еще на полделения вниз...
Мы оба вздрогнули от трекота щелчков пульта служебной связи в углу кабинета. Рекрутер снял трубку и долго отвечал кому-то, покачивая головой при каждом слове. Я пытался уловить хоть какой-нибудь знак, сигнал или смысл в его куцых ответах, но ни в репликах, ни в интонации рекрутера не проскальзывало ничего, чем можно было бы оправдать полдня ожидания в приемной. Вдруг увидел, как он потянулся к архиву и вынул сегрегатор с моей рабочей картой. Рекрутер вышел, оставив открытой дверь. Спустя минуту вернулся и протянул мне жетон с отметкой о новой должности.
Слово, выбитое на тусклом металле, отключило меня от реальности и швырнуло к абсолюту, стянувшему на себя все мировые линии и мечты: я - уборщик.
Уборщик. Завидуйте, недоразвитые ублюдки...


Я спрыгнул на площадку, вернее, свалился прямо на крышку люка, притаившегося под перекрестием литеры "Н" внутри желтого круга. Сверху бросили сумку и крикнули что-то, да не разобрать ни слова из-за свиста лопастей. Я поднял руку и улыбнулся в ответ.
Меня высадили на маяке, заброшенном, похоже, еще во времена равновесия. Над фонарным отсеком вертолетная площадка, пока единственное новое сооружение на трехсотлетней башне. Всю следующую неделю я буду драить ее заплесневелое нутро, потакая прихоти дельца из первого уровня, удумавшего превратить маячный ствол в номер-люкс для последних романтиков с Континента.

Я распластался на площадке и подобрался ползком к самому краю. Подо мной, полстами метрами ниже, чернел каменный остров размером с теннисный корт. Он был похож на мозаику, сложенную из огромных осколков. Я обернулся. Вокруг, до горизонта, только темное зеркало воды, отражающее тяжелые графитовые облака. Волны рассыпались в брызги под остовом башни и казались живыми. От их шума меня начало трясти. То, что происходило со мной сейчас, не находило объяснения внутри, не могло зацепиться ни за один эпизод моей памяти. Я был растерян, может, даже напуган ощущением оторванности от Территории здесь, на заброшенном маяке в тысяче миль от проклятого дома. Наверное, это просто был первый счастливый день в моей жизни. Я поднялся на колени и, уперевшись руками в накат, завизжал, разрывая легкие и выхаркивая в море все свои страхи, ненависть, годы в помойках, вольфрамовых карьерах и шахтах, все свое прошлое недочеловека класса R12.