Ведерников Сергей И. : Какое мне дело

Какое мне дело
Рассказ
Ведерников С. И.
Монотонный рокот двигателя гусеничного крана вдруг стих, и до Александра Ивановича, настраивавшего теодолит, донёсся раздражённый голос крановщика:
- Да ехать мне надо! Ехать! Как ты не понимаешь?! Я ещё успею на поезд, если сейчас выеду.
- А кто на кране работать будет?! Кто?! Ты бригаду подставишь, Вася! Вся работа встанет, - возмущался бригадир.
- Мне-то что делать, когда такое у меня произошло?! – не успокаивался крановщик. – Скажи – что?!
- А хрен его знает – что! Что ты теперь там исправишь? Обойдётся, небось!
- Как же – обойдётся! Она сейчас звонила, вся в истерике.
- Вася, я тебе столько раз говорил: бросай ты её. Что ты к ней прилип? Не нужна она тебе, не нужна.
- Плевать я хотел на твои советы! - вспылил Василий. – Ты, лучше, о себе, Миша, позаботься.
Александр Иванович вынужден был оставить теодолит и пойти к спорящим.
- Что случилось? – спросил он спокойно.
- Да вот этот мудак ехать домой собирается, работу хочет бросить! – Михаил чуть ли не дрожал от возбуждения.
- Ну? – повернулся прораб к крановщику.
- Жена в аварию попала, Александр Иванович. Сейчас только что позвонила. Машина разбита, и кто-то ещё в больнице оказался из-за неё.
- Этот-то, в больнице, хоть, живой?
- Живой, а в каком состоянии – не знаю. Ехать мне надо, - потерянно звучал его голос.
- Ладно, езжай. Скажи Бондарю, чтоб довёз тебя до вокзала.
- Александр Иванович! Да ты – что?! С кем мы работать будем? – оторопел бригадир.
- Я его подменю. А если не успеем за неделю закончить работу, то, надеюсь, он вернётся к тому времени.
- Ну, как знаешь, - смирился Михаил, - перед «котлонадзором» тебе отвечать.
- Отвечу, если придётся. Но не хотелось бы.
- То-то же!
- Он у нас недавно был, теперь, надеюсь, не скоро появится.
Прораб понимал, что сильно рискует, беря на себя ответственность за работу на кране, не имея ни прав, ни допуска к его управлению, и, при худшем раскладе дел, кран может быть остановлен контролирующей организацией на неопределённое время. Выхода, однако, не было, и им, командированным на строительство этого объекта сюда, в Воронежскую область, рассчитывать на помощь своей конторы, до которой только поездом добираться трое суток, не приходилось.
Крановщик уехал. Александр Иванович, обременённый помимо своих, прорабских, ещё и новыми заботами, не заметил, как пролетел день, а вернувшись на квартиру, снимаемую ими в небольшом городке, для которого и предназначался строящийся ими объект, почувствовал усталость. Вся бригада размещалась в двух частных домах на окраине города, и вместе с Александром Ивановичем жили ещё несколько человек, среди коих были бригадир, уехавший Василий и шофёр «Газели» Бондарь. Дом, где они обитали, был «крестовой», просторный со всеми полагающимися для крестьянского быта постройками: сенями, сараем, амбаром и хлевом. Внизу у всех дверей в эти помещения были выпилены небольшие квадратные отверстия, назначение которых было непонятно тем, кто не жил в сельской местности, поэтому помывшийся после работы Михаил, вытираясь широким полотенцем, сказал в раздумье:
- Для чего эти окошки в углу дверей? Может быть, для кур?
- Нет, Миша, для кошек. Без кошек нельзя было в деревенском хозяйстве. Недаром в
Древнем Египте их особо чтили.
- Понятно… Но ты вот что мне скажи: постройки эти не такие давние, как видно. Неужели и здесь, в городе, держали скотину когда-то?
- Во всех маленьких городах, да и по окраинам больших, я думаю, это было обычным делом до шестидесятых годов. Были свои выпасы и стада с пастухами. До того времени, пока Хрущёв не положил этому конец.
- Почему же Никита всё порушил?
- Сдуру. Очевидно, была надежда, что колхозы и совхозы обеспечат всех молоком и мясом.
- Что? Не обеспечили?
- Как сказать… С молоком в то время не было проблем. А вот мясо… Думается, много его уходило на экспорт, - отвечал Александр Иванович. – Так, ты помылся? Давайте, чистите и жарьте картошку, я помоюсь – пожарю котлеты.
- Вот видишь, теперь мяса – завались.
- Мяса много, зато скота скоро не останется. Мясо-то, больше, заграничное.
Он помылся, занялся котлетами. Свою столовую они устроили на широком дворе у дома, сделав навес над большим крепким столом и стульями перед ним. Под тем же навесом, чуть в стороне, разместились газовая плита и холодильник; даже телевизор был вынесен из дома и закреплен там же, повыше, за краем стола. Впрочем, за всё время их командировки погода стояла изумительная, можно было обойтись и без навеса.
К тому времени, как ужин был готов, вернулся из поездки Бондарь, отвозивший крановщика к поезду. Уставший, он только сполоснул руки и сел к столу. Налил в стакан водку, выпил.
- Как доехал? – спросил Александр Иванович.
- Устал, как собака. Целый день за рулём.
- Да, дорога не ближняя.
- Отвёз соперника? – ухмылялся бригадир.
- Отвёз, - беззлобно отвечал Бондарь.
- Что-то я не пойму вашего разговора? – насторожился Александр Иванович.
- А что тут непонятного? Спит он с Татьяной, женой Васиной, втихаря от него. Вот тут недавно Бондарь взял его ноутбук без спросу, Вася и говорит: «А, ты моим компьютером пользуешься?!» - так я не знаю, как удержался, чуть не ляпнул, что тот не только его компьютером пользуется.
- Ты, сам-то, что об этом думаешь? – спросил Бондаря один из рабочих.
- А что тут думать? Загнул её «раком», и всё.
- Ну, ты и «козёл»!
- Кто «козёл»? Ты думаешь, он не знает, с кем живёт? Всё знает.
- Мне тоже кажется, что знает, - поддержал Бондаря бригадир. – Вот по весне позвонил он мне, позвал на рыбалку. Заехал я к нему сети, лодку забрать, а Татьяны дома нет. Спрашиваю – где? Говорит, ушла к Москалю, - друг у нас общий, земляк, приехал с трассы, с газопровода – он болеет с похмелья. И поехали мы рыбачить.
- Что, этот Москаль – женатый?
- Холостой.
- Что ж Вася с ней живёт тогда?!
- А вот пойми его! Детей нет, и вряд ли они будут, она давно, наверное, избавилась от этой перспективы. Я ему уже столько раз говорил, чтоб бросил её, - бесполезно.
- Татьяна хорошо понимает, что не найдёт никого лучше Васи, - говорил Бондарь. – Я
говорил ей об этом, так она засмеялась: «Ты думаешь, я не знаю?»
- Вот он машину ей купил хорошую, теперь доездилась. Моя подруга часто видела её машину около соседнего дома, говорила, приезжает туда к молодому парню. Ходят слухи, что она ездила к нему на родину этой весной. Вася сказал мне однажды, что жалеет её. Он с ней в Ухте познакомился, когда мы там работали, а как переехали, так она следом за ним прилетела.
- Вот пиявка! – возмутился кто-то.
- Да, уж… Деньги, что он зарабатывает, тратит на себя да на свою родню.
У Александра Ивановича испортилось настроение; он встал из-за стола, сказал на всякий случай:
- Чтоб завтра все трезвые были, - хотя знал, что с утра даже похмельем никто не будет мучиться.
За внушительными деревянными воротами, почерневшими от времени, стояла длинная скамья, на которой он любил сидеть вечерами, после заката, или рано утром, по восходу солнца. Дневная жара спала, «мошка» и комары не беспокоили, а на улице было тихо и уютно; но и это обстоятельство никак не избавило его от неприятного осадка на душе, возникшего после разговора за столом. Нужно было переключить сознание на что-то другое, а этим «другим», согревающим душу, были мысли о семье, о внуках. Он закурил, и в это время из дома напротив вышел Петрович, пожилой мужчина, с кем они были немного знакомы, здоровались при встрече, перебрасываясь иногда парой фраз.
- Здорово, сосед! – сказал тот, усаживаясь рядом. – Дай, пожалуйста, закурить, - продолжал он. – Я не собирался задерживаться на улице, но увидел – ты сидишь. Как дела на строительстве?
- Сносно. Если ничего не произойдёт неожиданного, через неделю закончим.
- И часто случается вот так – без семьи?
- Изредка, - неохотно отвечал Александр Иванович.
- Да! Жизнь – не простая штука, - задумчиво рассуждал Петрович. – Вот у нас с конца мая два человека умерли. И не ожидал никто, вот ведь как бывает.
- Что случилось-то?
- У нас хоть и не районный город, но тоже отделение милиции есть, а начальником там капитан, Владимир Николаевич. Его два года назад к нам перевели.
Петрович глубоко затянулся, помолчал.
- Сорок лет ему, молодой ещё, - продолжал он потом. – Жена у него молодая, красивая
была, а детей, вот, не было. И почему-то начала она пить, да и не так давно. Раньше за ней не замечали. А тут – запоями. Май уже кончался, как прошёл слух, что она повесилась. И повесилась как-то странно: одела верёвку на шею и прыгнула с сеновала на даче в деревне. Дом они там купили.
Сделав несколько затяжек, Петрович надолго зашёлся кашлем.
- Бросать курить тебе надо, - говорил ему, отдышавшемуся, Александр Иванович.
- Надо бы, да едва ли стоит. Уже недолго осталось. Вот и тебе – надо, я вижу.
- Да, уж, - покорно согласился собеседник.
- Ну, вот… Похоронили её, и вскоре всё забылось, а почти через месяц ещё один случай, похожий, произошёл. Жила у нас семейная пара одна, тоже молодые. Ему – за тридцать, она, Ольга, ещё моложе была. Муж работал шофёром на местном автопредприятии, Ольга – учительницей в школе. Оба видные, красивые, и детей у них тоже не было. Кто его знает, может, не спешили обзавестись. Однажды утром - Ольга рассказывала – он возвращался с ночной смены, а она шла в школу по делам, занятия-то уже кончились. Ну и встретились. Ничего особенного, странного муж не сказал. Сказал только, что устал немного, выпьет грамм сто да спать ляжет. На том и расстались. А как вернулась Ольга из школы, видит – мужа нет дома. Так домой и не вернулся, и на работе его не было. Только через сутки после этого его нашли километров за десять от города в избушке, где охотники иногда обитали, повешенным. Главное, в избушке всё в порядке. С ним – тоже. Правда, висел без обуви, ботинки аккуратно стояли у порога; да ленту плоскую, плетёную, верёвку, на которой он висел, жена никогда не видела в доме. Похоронили и его. Ольга уж больно горевала, извелась вся, а недавно вышла замуж за Владимира Николаевича, того милиционера. Говорят, он предложил: ты - одна, я – один, давай сойдёмся, будем жить вместе. Она и согласилась. Вот такие дела! – вздохнул Петрович и засобирался домой.
«Да чтоб вас!..» - раздражённо подумал Александр Иванович, понимая, что настроение окончательно испорчено. «Зачем, - думал он, лёжа в постели, - зачем Петрович рассказал мне эту историю? Что его мучает? Небось, теперь рад, что облегчил душу. Ну, а мне-то какое дело до всего до этого?» - спрашивал он себя, но понимал, что его не зря беспокоит этот рассказ.
Прошло десять дней, бригада закончила строительство, а Александр Иванович смог выехать и к семье, и на прежнее место работы, но через два месяца вынужден был вернуться назад, чтоб уладить разногласия с заказчиком, возникшие при сдаче объекта.
Поселился он в том же доме, вместе с бригадой наладчиков, там разместившихся после отъезда его бригады. Стоял конец октября, и несколько дней шли нудные, моросящие дожди, но затем наступила ясная, солнечная погода; и хотя температура не поднималась выше десяти градусов, за два дня подсохли и дороги, и лужайка перед домом, что его очень радовало. Он снова выходил посидеть на той скамье перед воротами и утром, и вечером, наслаждаясь чудными днями осенней погоды. И уже перед отъездом домой к нему опять подсел Петрович, рассказ которого не забывался.
- Здравствуй, Иванович! – сказал он, устроившись рядом. – Я ещё несколько дней назад заметил, что ты приехал. Что? Опять надолго?
- Нет, на днях уезжаю. Почти освободился, - он помолчал, собираясь с мыслями. – Ты вот что мне скажи, Петрович: зачем ты рассказал мне о той истории с повешенными? Чтоб облегчить душу? Ведь нет же оснований кого-то подозревать.
- Тебя-то почему это беспокоит, если нет оснований?
- Ты кому-нибудь рассказывал об этом, так как мне?
- Никому.
- Ну, ты хитрец! Мне, постороннему человеку, значит, можно, своим, местным, - нельзя?
- Ты думаешь, я один сомневался всё ли там чисто, в этой истории?
Он раскурил сигарету и зашёлся кашлем, долгим, натужным, переходящим иногда в приступы, выворачивавшие его наизнанку. Отдышавшись кое-как, он говорил:
- Вот ведь зараза какая, никак не проходит.
- У тебя уже аллергия на табак.
- Ну, так вот, - продолжил собеседник, не обращая внимания на реплику, - через полмесяца, как вы уехали, нашли этого начальника милицейского у себя в квартире голого, привязанного наручниками за руки, за ноги к кровати и задушенного той самой плетёной лентой, похожей – помнишь? – на фитиль от керосиновой лампы, на которой тогда висел муж Ольги. Ольга же с тех пор как в воду канула.
- Вот ведь как! – удивился Александр Иванович. – Выходит, она его подозревала?
- Кто его знает, может, подозревала, может, сам сознался, - сказал Петрович и раздавил ногой окурок. – Пойду я, поздно уже.
Тяжело поднявшись, пожал собеседнику руку и, устало ступая, направился к дому, не сказав тому, что Ольга – его дочь. А Александр Иванович подумал: «Что он Гекубе? Что ему Гекуба?» - и ещё долго размышлял о том, как связаны между собой невидимыми нитями даже чужие друг другу люди.