Марина Левандович : Цветная обезьяна

— Чтобы спереди погладить — надо сзади полизать, — говорил Виктор Маше заискивающе.
Маша улыбалась, говорила кодовое слово «марка» — единственное слово, которое она со своим ДЦП выучила к двадцати годам, и они начинали ебаться.
Такой «духовно насыщенный» контакт был у них каждый день, за исключением тех редких случаев, когда Маша ебаться не хотела, объясняя Виктору на пальцах в крови особенности своего женского организма. Никакие детские загадки на неё в этот вечер не действовали, и Виктор, униженный и оскорбленный, уходил бухать с приятелем.
Когда он возвращался, Маша уже спала, обняв тряпичную обезьяну в горошек, которую пошила ещё в пятом классе на уроке труда. Мама пожлобилась дать ей тогда коричневую ткань, или в лучшем случае — однотонную, и Маше досталась белая простыня в разноцветный горошек, обоссанная ею ещё в глубоком детстве, а потому бесхозно валявшаяся в шкафу с перспективой «на тряпки». Из-за этой обезьяны трудовик даже бросил пить на пару дней. Потом все таки снова запил, осознав всю бренность бытия маленького человека в этом жёстоком мире.
Виктор работал на почте. Он выдавал деньги стареньким глуховатым бабушкам, которые шли на почту в день выдачи пенсий, как на праздник, и Виктор самореализовывался как личность в этой их безграничной к себе любви.
— Я — коллекционер женских вагин, — важно говорил Виктор бабульке в цветастом праздничном платочке, а бабулька просовывала свой кирпатый носик в окошко и переспрашивала:
— Шо, милок, живешь один?
— Да, — отвечал Виктор, — да, — отдавая бабушке пенсию, расписываясь в её квитанции, в то время как бабушка кивала головой:
— Цэ ж трэба, такий вумний, молодий, а без жиночки.
После этого бабушка давала Виктору одну гривну «на морожене» и съёбывала в неизвестность. Её заменяла очередная пенсионерка, которой Виктор подмигивал и интересовалс: «упруг ли её клитор?» — на что бабка отвечала:
— Да, синок, такий витер, шо з ног чуть не збило.
Дома Виктора ждала его умственно-отсталая Маша, которая умела только шить обезьян в горошек, спать и ебаться. Большего мир от неё не требовал, а Виктор — тем более. Его устраивало, что его баба многого не просит, не шляется по ночным клубам и не засматривается на других мужчин. Кроме того, у них была шикарная совместимость по восточному гороскопу — Обезьяна и Дракон. Как гласил журнал «Твоя судьба»: «Совместимость: женщина Обезьяна — мужчина Дракон довольно хорошая. Эта пара двух любителей экстрима. И он, и она непоседы, активно интересующиеся окружающим миром. Однако, если Дракон идет вперёд, не заботясь о возможных неприятностях, то Обезьяна не показывает свои просчёты и интересы, прячась за маской непринуждённой весёлости».
Действительно, когда Виктор уходил бухать, Маша окуналась в атмосферу мнимого безграничного веселья, смешно заламывая себе пальцы на ногах, а потом, утомлённая весёлой интеллектуальной игрой, ложилась спать.
В этот вечер Виктор вернулся с работы раньше времени, но Маша ещё спала. Он не стал загадывать ей интригующих загадок и не обижался на то, что у неё опять были месячные. Виктор принёс две бутылки бренди-колы, а также очередной ящик списанных газет вместо зарплаты. Сегодня он понял, что больше не любит Машу, и решил ей об этом торжественно объявить, но она так сладко и так трогательно спала со своей обезьяной, что Виктор заплакал. Он не знал, как прогнать из своей жизни это дитя, и так обиженное богом и судьбой, но жить так дальше, не развиваясь, а только углубляясь в этот когнитивный диссонанс, не мог.
Недолго думая, он поцеловал Машу в нос, поправил обезьяну под её неподвижным локтем, обложил её своими годовыми запасами газет, облил керосином, накрыл простыней и поджег. Поджег к ёбаной матери. Языки пламени охватили всю комнату, но Виктор никуда не уходил. Он стоял и смотрел, как горела настопиздевшая ему и богу святая мученица Маша, и легкая улыбка скользила по его устам.
Когда приехали пожарные, Маша уже сгорела. Сгорела и обезьяна, которая дико раздражала Виктора, но он не мог отнять у Маши эту блядскую игрушку — квинтэссенцию абсурда её жизни. Менты составили протокол, но поняв, что с Виктора нечего взять, написали:
«Самовозгорание гражданки Собакиной Марии на почве тяжелой психической болезни».
Утром Виктор по-прежнему выдавал пенсии красочным контрастным бабулькам, заигрывая с ними своими коронными фразами:
— Не хотите ли отбелить своё анальное кольцо?
— Да е, синок, е пока ще и мясцо, и сальцо, — отвечала щупленькая смешная бабулька, пересчитывая хрустящие купюры, и улыбалась, с теплом вспоминая своё богатое хозяйство. Виктор тоже улыбался.