arc : Хранитель

Рик Балак сидел на скамье, в тени прекрасной иерусалимской сосны. Он смотрел, как пятна от упавших плодов оливкового деверева, растекались жёлтыми маслянистыми каплями на бетонных плитах, создавая причудливые рисунки, наполняя воздух оливковыми маслами, смешивая его с запахом эвкалиптовых деревьев, что росли в прекрасном парке Исаму Нагуче.

Рядом, на площадке, усыпанной гравцем, стояла абстрактная скульптурная композиция Генри Мура, напоминающая позвонки, сглаженные плавными линиями, с прозеленью на темно-полированной бронзе, и гулом идущим от удара ладони. Она, как узелок связала пространство и человека в единое целое, создав иллюзию протяжённости, размерности и значимости. Пластика пространства удивляла своей незаконченностью и масштабностью, позволяя часами бродить узкими дорожками парка, погружая в состояние меланхолии и глубокой задумчивости тех, кто разглядывал бронзовые отливки работ Родена, Бурдена, Маиоля. Скульптуры оживали в голове дивной фантазией, эмоционально яркой и ассоциативной, создавая ощущение плавающего мира, что притягивал человека, как металлическую крошку магнит.

Пожилые люди проходили мимо, в поиске свободной лавки, чтобы спрятаться в тени деревьев, найти уединение и покой. Дети лазили по скульптурам наслаждаясь свободой предоставленной взрослыми. А немногочисленные экскурсионные группы поднимались по бетонной лестнице наверх, чтобы попасть в музей Израиля.

Все эти люди даже представить себе не могут, какие сокровища хранятся в глубине протянувшегося на мили подземного города, работающего день и ночь, не подающего признаков жизни. Им разрешено видеть только белый купол, крышу специального подземного зала, похожего на кувшин, который днём поливается холодной водой специально, чтобы создать особый климат внутри помещения, миниатюры рукописных книг и не особо ценные предметы культа. Но большинство уникальных экспонатов хранится в особых помещениях - хранилищах, недоступных для посторонних глаз.
Рик Балак был как раз тем человеком, что имел неограниченный доступ к этим сокровищам.

Солнечный зайчик на мгновение бросил пучок света в его глаза, цветом напоминающим морскую волну, потом перешёл на чёрные пряди волос, потом на пояс летнего пиджака и карманы, в которых он держал руки. На лице выступали скулы и неглубокие морщины, что старили его на несколько лет.

Он редко ощущал приступы одиночества, кроме тех мгновений, когда был по настоящему счастлив. Целый год кропотливой работы забрал у него десять лет жизни, оставив после себя неясное послевкусие, которому он не мог дать чёткого определения. Оно сложилось из бессонных ночей, проведённых в подвалах «Храма Книги» над сложными чертежами, математическими формулами, что разлетались в клочья после очередной неудачи. Молодых учёных, которых он взял к себе в помощники для воплощения новых идей, что слонялись по офису без дела в ожидании действующих инструкций, раздражавших его фразой: «Этого сделать нельзя…». Нескончаемых споров с поставщиками, что пытались ему продать заведомо устаревшее оборудование. Он не мог себе позволить ощутить усталость, у него не было времени на это, только движение вперёд, к конечной цели давало ему ту нескончаемую энергию, которая позволила довести начатое дело до конца. И наконец этот день настал, когда всё было сделано а результат его трудов получил название главное хранилище древних рукописей Израиля.

Он сидел в парке, устав бороться с собственным весом, что придавил его к скамье. Он ничего не чувствовал, не находил в себе даже сил, чтобы двигаться. Он сидел в полном одиночестве, погрузившись в воспоминания, пытаясь разложить всю свою жизнь, день за днём, по событиям. Восстанавливая в памяти мельчайшие детали.

Ему было десять лет, когда он впервые увидел древний пергамент под большим толстым стеклом в музее Рокфеллера. Он смотрел на него и не мог оторвать взгляд от квадратного письма. Как магический шар оно влекло его в мир древних тайн и пророчеств, вызвав странный интерес, не свойственный детям его возраста. Он водил пальчиком по стеклу и слушал рассказ гида.

- В этих манускриптах описаны обычаи людей поколения времён потопа. Если человек приносил полную корзину гороха, то вскоре его окружала целая толпа, которая набрасывалась на горох. С хитрым расчетом каждый из толпы брал горсть, стоимостью меньше самой мелкой монеты. Корзина моментально становилась пустой. Однако пострадавший не мог представить дело в суд, так как каждый из обвиняемых мог заявить, что количество украденного им так ничтожно, что по закону он не подлежит наказанию…

- Скажите, что написано здесь? – мальчик прервал речь гида, пальцем показав на пергамент, что лежал под стеклом.

Женщина удивилась, ей самой стало интересно. Она подошла к стенду и прочитала перевод написанный ниже.

- Я шел через поле, а она крикнула мне: "Рабби, это поле — личное владение!" - "Но я же иду по тропинке", — "Эту тропинку, протоптали такие же воры, как ты!"

- А что означают эти слова?

Женщина растерялась, она не знала что ответить. Хранитель музея заметил её замешательство и сразу пришёл на помощь. Он подошёл и сказал:

- Не волнуйтесь, продолжайте экскурсию. Я удовлетворю любопытство этого молодого человека.

Поблагодарив взглядом своего спасителя, она повела группу дальше по залу, оставив их наедине. Хранитель внимательно рассматривал мальчика, словно изучал его под микроскопом, ему нравились его живые глаза: умные, любознательные, ищущие смысл во всём. Подумав немного он продолжил:

- Эти слова принадлежат раввину Шимон бен Элазару. В обычаях того поколения было передвигать межевые знаки соседей, чтобы расширить свои владения, протаптывая новую тропинку. Смысл этой притчи заключается в том, что воровство подрывает основу любой цивилизации. Даже праведник может стать вором не желая того.

- А разве сейчас не воруют? – спросил удивлённый детский голос.

- Воруют и обманывают.

- Значит, желание Бога не исполнилось, и он зря устроил потоп.

Хранитель провёл рукой по прямым тёмным волосам мальчика. Редко сегодня встретишь умного, любознательного собеседника, - рассуждал он, - этот малыш редкое исключение, настоящая находка для книжного человека. Подумав немного, он рассказал ему притчу:

- Бог заповедал Ною: «По паре из всех введешь в ковчег». Обман отправился на поиски пары и нашел Желание. - Откуда ты явился? — спросило Желание. — Я возвратился от ковчега Ноя. Я хотел войти, но меня не пустили, потому что у меня не было подруги. Не хочешь ли ты быть моей подругой? — С радостью, — ответило Желание, — но, что ты за это мне предложишь? — Всё, что я украду, можешь взять себе. — Идет! — согласилось Желание. Так они и вошли в ковчег вместе — Обман и Желание, навсегда заключив между собой союз: всё, что украдёт Обман, уносит прочь Желание.

- А в чём смысл этой притчи? – спросил мальчик увлечённый рассказом.

- Только неуёмное желание людей обладать материальными благами приводит их к воровству и обману, а в конечном итоге и к гибели, как физической так и духовной.

- Но человек не может жить без желаний!

- Для этого есть книги. Они могут дать ответ на любой вопрос, удовлетворить любое желание, что свойственно человеку а не животному.

- Но эти книги написаны на странном языке. Я никогда не видел таких букв.

Хранитель улыбнулся; экскурсия закончилась.

- Приходи завтра. Я научу тебя читать древние тексты.

- Я приду! Я обязательно приду и стану таким как вы!

Прошло долгих тридцать лет, вся его работа, все его ожидания оправдали себя потому, что позволили дожить до сегодняшнего дня - он стал хранителем древних манускриптов, как и его учитель. Он верил в то, что среди этих книг найдётся рукопись, которая сделает людей счастливыми раз и навсегда.

Рик Балак прикоснулся к лежащему в кармане футляру, в нём лежал кусочек пергамента. Это был подарок жене. Странно, подумал Рик, он думал о жене, как о какой-то абстракции, непохожей на женщину. Только сейчас он почувствовал, как сильно изголодался по радости – по тому мгновению освобождения от страдания, необъяснимого и напрасного, которое делает человека счастливым. Он был уверен, что все сегодня желают ему только добра. Ему хотелось кричать, бегать и дурачиться, как ребёнок, которому подарили любимую игрушку. Он поднялся со скамьи, отряхнул брюки и направился к выходу.

Подходя к дому, он заметил, что его шаги как бы сами замедляют ход, а настроение куда-то ушло. Ему не хотелось открывать дверь и подниматься на верх. Он знал, что жена не заметит его появления, а сын с безразличным видом будет смотреть телевизор.

Она сидела в глубоком кресле, сопровождая изящным движением руки плавное течение слов. На мгновение её голос затих, а потом обрушился бурлящим потоком в телефонную трубку.
- … дорогая, как тебе повезло с мужем… Он у тебя просто паинька… всегда очень мил и уступчив… Он взял билеты в театр… на «Аиду»… как я тебе завидую… ты права, культурному человеку скучны сомнительные чудеса древних артефактов… я тоже не понимаю, как можно восхищаться туалетной бумагой…

Она повернула голову и посмотрела на Рика, стоявшего возле противоположной стены длинной комнаты. Он смотрел на неё с грустной улыбкой, не свойственной ему, потом снял пиджак, повесил его в платяной шкаф, повернулся к ней и сказал:

- Прости. Я понимаю, что опоздал.

- Дорогой мой, – бодрым голосом осведомилась она, – не рано ли ты явился домой?

- Сегодня был тяжёлый день, пришлось задержаться на работе.

- Ты обещал быль сегодня дома к обеду.

- Совсем забыл…

- Дорогой, у тебя всегда критические дни, мог бы и позвонить.

- Да папа, мог бы и позвонить, - влез в разговор Филипп, оторвавшись от телевизора.

- Сынок, пусть папа придёт в себя, он ещё не очнулся от работы.

- Филипп, у тебя неприятности в школе? – спросил он.

- Да нет, у меня всё в порядке, - удивился сынок, - а почему ты спросил?

- Обычно, ты не лезешь в наши с мамой дела, когда у тебя всё в порядке. – Ответил он раздражённо.

- Ты разочаровал его, Филипп. - Она повернулась к Рику. - Ты полагаешь, что мальчик без твоей помощи не может обойтись?

Он хотел ответить сердито, даже грубо на её выпад, но жена улыбалась ему шутливым кокетством. А ему совсем не хотелось вступать в подобного рода двусмысленные разговоры. Застыв на месте, он разглядывал жену, пытаясь, наконец, понять то, чего до сих пор так и не сделал.

Все считали его жену красавицей. Лила была высокой и стройной. Она выглядела особенно привлекательно в платьях с высокой талией. Ее благородный профиль, гордые линии и блестящие светло-каштановые волосы, причесанные с классической простотой, многие находили аристократичными. Правда, когда она поворачивалась анфас, люди испытывали разочарование. Лицо её не было идеальным, скорее всего из-за серых глазах – блеклых и невыразительных.

– Рик, ты хотя бы обедал? – спросила его Лила укоризненным и полным нетерпения тоном, словно его голод являлся для нее личным оскорблением.

– Да… нет… я не голоден.

– Тогда я позвоню, чтобы…

– Не надо, дорогая, потом, это неважно.

– Вечно с тобой одно и тоже. – Она не смотрела на него и говорила, обращаясь в пространство. – Незачем даже пытаться что-нибудь сделать для тебя, ты этого не оценишь.

– Папа, ты слишком много работаешь, – объявил Филипп. – Это вредно для здоровья.

Рик рассмеялся:
– А мне нравится.

– Папа, учительница нам говорила, что это нечто вроде невроза. Если человек с головой уходит в работу, значит, он пытается бежать от чего-то. Тебе нужно завести собаку.

– Перестань, Фил, ради Христа, не надо! – бросил Рик и тут же пожалел о сказанном.

– Дорогой, тебе нужно научиться развлекаться, – предложила Лила, – иначе ты станешь скучным и неинтересным. Точнее, злобным и узколобым. Пора выбираться из личной скорлупы и возвращаться в семью.

Рик начинал бороться со своим раздражением. Несправедливо чувствовать обиду на близких: они пытаются проявить беспокойство – жаль только, что таким неприятным образом.

– Я сегодня провел время достаточно интересно, Филипп, – улыбнулся Рик, заметив, с некоторой досадой, что сын даже не стал спрашивать, как именно. Ему хотелось, чтобы кто-то из них задал ему этот вопрос. Он хотел передать им свои ощущения в словах, может тогда они смогут его понять и простить.

- Мог бы просто попросить прощение, - сказала супруга.

- Прости меня за сегодняшнее опоздание, Лила. Сегодня у нас были последние испытания.

- Здорово папа, - произнёс Филипп.

Лила промолчала.
Рик опустил руку в карман. И когда он вновь прикоснулся к футляру, знакомое чувство мгновенно вытеснило из его головы всё на свете; он вновь ощутил себя там, в своём хранилище.

– Я принес тебе подарок.

Роняя бесценный артефакт на колени Лилы, он не знал, что держится нарочито прямо и что движение его руки повторяет жест крестоносца, вернувшегося из Святой земли, с трофеями к любимой.

Лила подобрала вещицу, открыла её двумя пальцами и поднесла к свету.

– Что это? – спросила она.

- Это древний пергамент написанный рукой Иуды Искариота.

Лила посмотрела на него с некоторой досадой и разочарованием.

- Спасибо дорогой за очередной рулон туалетной бумаги. Хотя, я ценю твой подарок, не сам дар, но намерение.

Она бросила футляр на стол, поднялась на цыпочки и поцеловала Рика в щёку. Он не шевельнулся, не стал наклонять голову навстречу ласке. Он не ощутил ничего, кроме колоссальной усталости, а причиной её была скука.