флюг : Последний бой Отто.

Хороши у англичан пушки.
- Данг!
Короткий звук, словно некий мастер, кроя крышу, промахивается и попадает своим молотком по живому железу. Сразу за ним - свист ветра, свежесть. Сквозняк моментально выветривает из кабины вонь от пороховых газов. Меня отбрасывает вправо, осколки фонаря больно секут лицо.
- Ух ты!
Медики знают, что человеческие кости имеют поразительно чистый, белый цвет. Идеальный. Увы, но и я теперь в курсе, какого цвета мои кости.
- Отто, не смотри туда! Не смотри! – сам себя уговариваю я.
Как же, не смотри! Первейшая автоматическая функция человеческого организма – оценка ущерба, работает безукоризненно.
- Аааа… Гус! Густав, ты слышишь? Меня ранило!
- Справа, Отто, справа! Шпит* справа, этот ублюдок опять заходит на нас.
Дьявол с ней, с кровью. Боли нет. Пусть работает адреналин, а он, очевидно, очень старается: я не чувствую потери сил, хотя левый бок отчетливо холодит набегающий из пробоины в борту ветер. Я снова хватаю рукоять пулемета.
- Гус, возьми левее! Ограничитель! Я не могу его достать!
Самолет тяжело валится вниз и берет влево. Я вижу, как задирается правый элерон, вижу, как поворачиваются рули направления на килях.
- --------- --------- ----------, пар от ствола, пороховой выхлоп, хорошо, что все быстро выветривается. Не мешает обзору. Не мешает зафиксировать в прицеле, точнее, чуть правее от него (с учетом поправки) этот Шпит. Густав – молодец, он работает сейчас на меня. Наверное, у него скоро отвалится голова – так ей вертеть. Гус старается поставить машину таким образом, чтобы Шпит оказался строго сзади и чуть выше. Гус мне доверяет.
- Смотри-ка! Левый киль совсем ни к черту. Сплошная дырка. Впрочем, не стоит расстраивать командира – тросы работают, ну и ладно.
Горячие гильзы игривым потоком льются в сумку гильзосборника. Он уже полон, а я добавляю их еще и еще.

- Йааа! Йааа! Йааа, Густав, я подбил его, я подбил его! Прими на левый, он сейчас пройдет мимо нас!
Спитфаер все же пересек одну из тех пунктирных линий, что исходили короткими порциями от моего пулемета. Я жадно ловил взглядом эти короткие вспышки:
- Первая – в двигатель, ближе к винту, в рубашку охлаждения.
- Вторая – туда же, только чуть дальше, к кабине.
- Третья – очевидно в стенку моторного отсека, в ноги пилота.
- Последняя, вскользь – в живот английскому летчику. Чуть ниже лобового стекла фонаря. Наверняка. Без какой-либо надежды. Мертв. Зря он нырнул в последний момент. Хотел закрыться бронестеклом.
Фууу, тяжелый бой. Как же я устал. В сон клонит.
- Ыыыы! – так, оценим повреждения.
Вдох.
Боли нет?
Нет.
Вкуса крови нет во рту?
Нет.
Легкие целы. Но выглядит все жутко: полностью содранный левый бок. Ребра и вправду – поразительно белые, залюбоваться можно. Действие адреналина начинает иссякать. Левая ляжка и промежность - все в крови. «Теплота разливается по телу» – это банальное выражение, увы, сейчас улыбки не вызывает. На высоте 2 500 метров, где мы, примерно и находимся – холодно. Кровь греет, но только не в данном эпизоде. Где-то была аптечка.
- Густав, я ранен, Гус!
Молчание.
- Гууссс! Лойтнант Густав Хуберт!!! Командир!!!
Молчание.
Одиночество.
Самолет начинает медленно заваливаться на крыло. Налево. Под нами - Бельгия. Я нахожу аптечку, трясущимися руками выуживаю оттуда бинт, его пачку. Рву её. Комкаю эту сетчатую ткань и прижимаю к ране на боку. Больно-то как! Технически можно перебраться за штурвал, но только не в моем состоянии. Я просто умру по дороге.
А еще я один.

- Гуус! Почему ты все бросил? Как ты мог? Я же сбил Шпита, я так старался… так старался…

В узкой, тесной кабинке пулеметчика сидит раненый мужчина. Он снял шлем. Ветер треплет его светлые взъерошенные волосы. Одной рукой он зажимает рану на левом боку, вторую просто опустил; он отрешенно смотрит себе под ноги. Смотрит на убегающие капли крови на стальном полу. Они ускоряются – самолет ложится на крыло и начинает падать. Мужчина ни о чем не думает. Лишь ждет.
Как глупо заканчивается эта история. Мужчина плачет.

- А! Отто! Ты жив! Скоро будем дома.

____________

1996 год, 28 октября. Старшая школа Альберта Швайцера, город Ратингер, земля Северный Рейн – Вестфалия.

- Господин Нойманн, спасибо вам за ваш рассказ, мы глубоко ценим искренность и правдивость, с которыми вы описали тот случай. Безусловно, с точки зрения истории, ваши поступки были полностью оправданы, и, мне очень хочется надеяться, будущие поколения вполне могут брать пример с вашего героизма. Однако не стоит забывать, дети, повторюсь напоследок – доблесть наших дедушек и бабушек ни в коем случае не должна быть ассоциирована с теми омерзительными актами, которые совершались под руководством Адольфа Гитлера во времена Второй Мировой Войны. Всем спасибо. Айгюль, задержись, пожалуйста, у меня есть пара вопросов по поводу твоего реферата.

Я вышел из здания школы и медленно, опираясь на палочку, побрел к автобусной остановке. Осенняя пора… Шаловливые листья выписывали передо мной фигуры высшего пилотажа, гонимые озорным ветром. Было довольно прохладно. Я улыбался, вспоминая лица старшеклассников - они слушали, именно слушали меня. Им было интересно. Думая о своем, я не заметил, как пропустил первый удар.
- Данг!
Удар молотка по живому железу.
- Данг!
Я выронил свою палочку.
- Неужели снова?
Багряные кленовые листья вихрем вращались вокруг меня, выбирая точку нанесения очередного удара. Их карусель завораживала. Быстрее и быстрее. Я пошатнулся. Красный, кровавого цвета Спитфаер вдруг вынырнул из гущи этого осеннего водоворота, и я отчетливо увидел пламя выхлопа из его крыльевых пулеметов. Его целью был я.
Острая боль пронзила меня под левой лопаткой, отдалась в руку. Я упал на плитку мостовой и часто задышал: неужели мы с Густавом смогли забраться на такую высоту, что мне не хватает воздуха? Я оглядел себя – вот это да! На мне вновь был комбинезон. Совсем как тогда! Подняв глаза, я поразился еще больше: сферу чистейшего, синего неба чуть перегораживал переплет фонаря Мессершмитта, а впереди, на расстоянии чуть меньше вытянутой руки, грозно хмурилась черная пластмассовая рукоять моего верного Маузера. Размеренно гудели моторы, я заглянул вниз, за борт – там медленно уплывала назад береговая линия: мы летели в океан.
- Отто, ты как там?
Голос командира был бодр и весел.
- Спасибо, лойтнант, все в порядке. Давно не ощущал себя таким живым…

__________________________

Командир экипажа: Лейтенант Густав Хуберт
Стрелок: Сержант Отто Нойманн
Самолет: Мессершмитт Bf 110 Церштоерер
Время основных событий: 22 октября 1940-го года.
__________________________

* В немецком языке, “S” перед согласной читается как “Ш”.

Редакция 30/05/15