piatakov : Это лето (на конкурс)

Давненько это было.

Лето было жарким. Плавились крупинки песка в выгоревших волосах. Иногда, чтобы пересечь раскалённый асфальт босиком, от дерева к дереву, приходилось бежать вприпрыжку, вспоминая рассказ про петуха на сковородке.
Этот сезон у Пятакова в пионерском лагере не задался сразу же. В первый же день угораздило его на спортивной разминке резко встать с корточек и, пошатнувшись, наткнуться на Лыкова, да ещё и наступить ему при этом на ногу.
Лыков грозно хрюкнул, набрал в себя побольше воздуха и сначала оттолкнул от себя Пятакова, а потом залепил ему такой подсрачник, что Пятаков невольно подскочил и рухнул на четвереньки, чуть не уткнувшись мордой в сырой утренний песок. Вокруг все гоготали. Да и физрук туда же, едва сдерживая смех, прикрикнул, чтобы Пятаков не шатался против ветра на занятиях.
С того момента и понеслось, не проходило дня, чтобы Лыков не прихватил где-нибудь Пятакова, по любому поводу, да и без повода, чего греха таить, Пятакову доставались увесистые затрещины и тяжёлые пинки.
Обидно было до слёз и даже не потому, что больно, а потому что ну никак себя Пятаков чмырём не считал, и с пацанами всегда всё ровно было, и во дворе, и в школе, всё по понятиям по пацанским. И уж никак он не рассчитывал, что в пионерском лагере такая херня приключится, что получится так тупо нарваться на штангиста, накачанного, наглого, непрошибаемого, как носорог. И не то, чтобы Пятаков прям так всё молча терпел и огрызаться пытался, и уклоняться, и в драку пару раз кидался, только без толку всё это было, самое долгое с трёх ударов Лыков его сбил во время так называемой драки, потом ещё сверху сел и мордой по траве повозил, похохатывая издевательски. А вокруг ничего не менялось, солнце было таким же палящим, девчонки такими же задаваками, всё на своих местах в мире подростков, и только Пятакову хотелось выть по ночам от обиды и злости, хоть с обрыва в реку прыгай, хоть с лагеря беги.
Решать, что-то надо было, пока солнце светит, пока тучи не закрыли небо одеялом и жизнь не испоганили, чтобы не было потом мучительно больно за лёгкость свою мудацкую и нехватку сил, от природы недодаденных.

После некоторых неудачных попыток сопротивления Пятаков точно понял, что самому ему не справиться, нужна была команда, благо язык был подвешен нормально, и договариваться Пятаков умел. Так сложилось, что в отряде было два одноклассника, пацаны нормальные, так что, и голову долго ломать не пришлось.
Главным козырем должен был стать Мухин, «Муха» по дворовому, пацан нормальный, уверенный, за плечами два года занятий в секции бокса.
К Мухину Пятаков и подкатил, как только вечер чуть осадил кипящее солнце, тогда Пятаков и подсел на стадионе на скамейку к потному Мухину, отдыхающему после часовой беготни по футбольному полю.
- Чё, как сам, Олег? – спросил он Мухина.- Как тебе на потоке отдыхается?
- В смысле? – Мухин непонимающе пожал плечами.
- Ну, как вообще, не скучаешь ли по родителям?
- Пятак, чё ты гонишь. Тебе чё надо-то?
- Я из лагеря сбегу.- Пятаков сделал паузу и достал загодя заныканную сигарету.
- Чё?
- Курить будешь?
- Иди в жопу, я не курю. Чё ты там сказал, кто там собрался из лагеря сбегать?
- Олег, ты пойми меня. Вот мы нормально с тобой в школе там, во дворах наших. Чё, я, если надо, я всегда за тебя, чё, нормально, ну так же.- Пятаков закурил и понял, что нервы натягиваются, не на шутку натягиваются.- Не могу я, короче, так больше, достал меня этот штангист грёбаный, сука, проходу не даёт.
- А, вон ты чё. Ну, это да,- Мухин кивнул сочувствующе,- это в натуре, кисло тебе от него, это точно.
- Ну, чё делать, Олега? Чё скажешь?
- Ну, я не знаю.- Мухин снова пожал плечами.- Ну, подерись с ним, а чё. Ну, попробуй, как-то в ответку ему дать.
- Да я чё, не пробовал, что ли, ну ты ж видел. Перебивает он меня, сука, ну правда, с одного удара перебивает. Блять, ну не могу я с ним тягаться, я как моська против слона, ну шансов никаких, Олега.
Это всё прелюдия, не тёрки, а так, разговоры пустые. Пятаков набирался духу, чтобы перейти к основному. В траве уже кузнечики трещали, мяч гупал по вечернему, сигарета тлела, пуская в воздух серый дымок. Всё готовилось к основному, к самому важному.
- Это да,- сказал Мухин,- здоровый чёрт, хрен ты с ним справишься.
- Давай вдвоём, а?
- Чё? Ты, чё, дурак, что ли? – Мухин сплюнул и улыбнулся.- Я с ним нормально. Я с какого это перепугу его за тебя гасить должен? Да ты, чё, в натуре.
- Ты нормально? – Пятаков начал грузить на полную катушку.- А ты забыл, как он тебя в столовке двинул, так, что ты все стаканы со стола пособирал? Это нормально, да?
- Фу, бля, вспомнил, да то было один раз. Меня-то он так не гоняет, как тебя. Чё я-то с ним валиться должен?
- Да потому что он никто здесь, а мы с одного класса, а он быкует, сука. Потому что он в столовке тебя, как щенка откинул и ты ничё ему не сделал, а если мы его уделаем, все поймут, что он мразь. Давай, Муха, а.- Пятаков никогда раньше Мухина не называл Мухой, по рангу ссыкотно было, но сейчас его понесло, он как будто на другой уровень выходил, повыше прежнего.- Слышь, я в любой драке за тебя подписываться буду, гадом буду, я клянусь тебе. Давай ушатаем его, Олега.
Мухин молчал, время тикало, скоро пора было идти в отряд, но по этому молчанию Пятаков понял, дело готово.
- Дурак ты, Пятак, а ты не думаешь, что он нас двоих уложит, ну какой из тебя боец? Он тебя с отмашки прихлопнет, а мне, что потом, мне с ним потом насмерть гаситься?
Пятаков выкинул сигарету. Он уже понял, что Муха с ним, теперь только нужно удержать и закрепить.
- Вовасика возьмём. За нами двоими Вовасик по любому пойдёт. Втроём мы этого быка уделаем.
- Не, ну втроём уделаем.- Мухин кивнул.- А чё ты решил, что Вовасик за нас пойдёт?
- Вовасик боли не чувствует, он до конца дерётся, его если раскачать, ему всё равно за кого драться, а мы одноклассники его. Ты чё, ты за него даже не сомневайся.
- Не, ну оно так, конечно, Вовасик с головой не дружит. А если я ему скажу, за нас по любому пойдёт. Ну, а как ты себе это представляешь? Мы типа просто вызываем этого штангиста за тебя на драку и погнали махаться.
Пятаков почувствовал, как всё внутри начинает дрожать, как поднимается волна вибрации и идёт, прям через сердце в руки. Это значит, что теперь драка будет неизбежно, теперь только нужно начать.
- Давай по честному,- сказал он Мухину.- Давай так, готовим Вовасика и, как только этот гад кого-нибудь из нас цепляет, глушим его втроём, только глушим так, чтобы он сука валялся и чтобы подняться не мог, пока мы ему не разрешим. Ну, давай, Олег, давай его сделаем, на характер, пусть козлота вся знает двадцать третью школу, давай, на пацана.
- Слышь,- видно было, что Мухин завёлся,- ну давай, на пацана, так на пацана. Но смотри, Пятак, если я драку начну, а ты задку дашь, я тебя сам потом угандошу. До конца валим, так до конца.
- Да я сам драку начну, Олег, я тебе отвечаю, я или сдохну, или убью его, так, что он и головы больше поднимать не будет.
Сказано-сделано, что зря время терять, вечером сразу и с Вовасиком поговорили, только тот толком-то и не понял, что от него хотят. Тормозил Вовасик часто не по-детски, да ну и не важно, в драке-то это не помеха.
А случилось всё даже гораздо быстрее, чем Пятаков планировал. Этой же ночью всё и закрутилось.
Не спалось Пятакову и сблатовал он ещё одного дружка своего, Зайца, к девчонкам в палату залезть, была у пацанов фишка такая. И всё бы нормально было, и девчонки приветливые, одна особенно¸ Маринка, так уж она Пятакову нравилась, неприступная правда была, всё больше на старших пацанов заглядывалась, но красивая, страсть.
Да случился облом этой ночью, получилось так, что и Лыков в эту палату завалил, и не успел Пятаков ретироваться по-тихому, как Лыков его тут же за шкуру и поймал.
- А ты, чё, чёрт, тут делаешь? - спросил он с проходняка Пятакова.- Давно подсрачника не получал, кишка, а?
И отвесил таки, смачный такой подсрачник, что аж подскочил Пятаков с ускорением и к двери сквозанул. А вслед-то Маринка смотрела, и как смотрела, с издёвкой, с усмешкой, как на тлю пришибленную. И ночь ещё, сволочь, ну такая уж лунная.
Понял тогда Пятаков окончательно и бесповоротно, что будет утром драка, вот сразу после завтрака и будет.
Только немножко не так всё получилось-сложилось, а вышло так, по пацанячьей судьбе, что как раз драку Вовасику пришлось начинать.
Когда Вовасик после завтрака зашёл к себе в палату, то увидел на своей тумбочке бутылку из-под ситро. Было такое в те годы, «буратино» называлось. Ну, он по незнанию своему детскому и цепанул бутылку эту злополучную, а там прикол лагерный оказался, попросту говоря, нассал кто-то в эту бутылку, ради смеха и Вовасику на тумбочку поставил и этим кем-то, скорее всего, Лыков и был, потому что лежал сыто рядом, через две кровати и нагло улыбался.
Вовасик-то, из-за природной своей тормознутости, пока врубился, что там в бутылке за жидкость, глотка два уже хапанул, но когда врубился, опять же, не долго думая, метнул со злости бутылку в того, кто ближе всех оказался.
А ближе всех оказался Лыков.
В него-то Вовасик не попал, но в дужку железную бутылка хлопнулась, как бомбочка с золотым дождём.
И лежит такой Лыков весь в моче и осколках, Вовасик с палаты в бега кинулся, а Пятаков, как увидел это всё, так и подумал, ну всё, началось. Мухина только не было, застрял где-то Муха после завтрака, и очень это Пятакову не нравилось, но, как говорится, нравится, не нравится, а всё уже само собой понеслось.
Лыков с двумя своими шестёрками побежал ловить Вовасика, Пятаков побежал за ними, истерично шаря глазами в пространстве, надеясь на чудо, нужен был Мухин, хоть ты сдохни, но нужен был Мухин.
Поймали Вовасика шестёрки в аккурат за их корпусом. Недолго Вовасик петлял, думал в кустах отсидеться, но то ли жопа торчала, то ли сопел слишком шумно, но вычислили его сразу и под руки с двух сторон повели к Лыкову, да тот и сам уже подходил.
Вовасик вжал голову, как можно глубже в плечи, ожидая удара, и всё бы было, как всегда. Настучали бы Вовасику по голове и всё бы этим и закончилось, но никак это не входило в планы Пятакова, не для того он вынашивал этот бунт, это свержение Лыковской тирании, чтобы вот так вот всё и осталось только в мыслях.
- Заяц, беги,- толкнул он стоящего рядом Зайцева.- Беги Муху ищи, родной, быстрее зови Муху, щас махаться будем.
Потом Пятаков набрал в грудь побольше воздуха.
- Вовасик, бей его, суку!,- заорал он со всей силы.- Бей его, брат, как договаривались, бей!!!
Пятаков подскочил поближе и оттолкнул одного из шестёрок в сторону, второй от неожиданности отскочил сам. И пока Лыков, приоткрыв рот от удивления, наблюдал за этими совсем нелогичными действиями орущего Пятакова, у Вовасика сработал рефлекс, и он, что есть силы, залепил Лыкову в глаз, да, недолго думая, залепил с другой руки и во второй.
Дело в том, что Вовасик обладал одной замечательной особенностью, на которую и рассчитывал Пятаков, Вовасик не слишком хорошо умел работать мозгами, но, когда ему кричали бей, срабатывал дворовый рефлекс, и Вовасик начинал молотить кулаками, как дурканутый, и дрался он, как правило, до конца, пока хватало сил. Проверено было не раз, двор на двор.
Но пробить Лыекова было не так-то просто, поэтому он сплюнул, хрюкнул и врезал Вовасику куда-то в ухо, отчего того отбросило немного в сторону, метра так на три. Лыков не спеша пошёл на него, видимо намереваясь задушить наглеца, но тут Пятаков кинулся ему в ноги. Лыков забуксовал, споткнулся и встал на четвереньки. Вовасик тряхнул головой и подбежал к Лыкову, затем снова начал молотить его кулаками по голове.
Похоже было, что Лыков окончательно рассвирепел, зарычав он схватил одной рукой Пятакова за шею, другой Вовасика за футболку и начал их обоих тягать по земле.
Денёк обещал снова выдаться солнечным, начинало неслабо припекать с утра, освещение было хорошим, и тела, барахтающиеся на траве, весьма органично вписывались в будни лагерной жизни. Пятаков увидел в открытых окошках корпуса лица интересующихся представлением девчонок. А вокруг уже собиралась толпа, так сказать поближе к действию.
Пятаков пытался держать в замке две мощных ноги Лыкова, а Вовасик, даже на земле умудрялся наносить удары кулаками и бодаться головой.
Но Лыкову всё-таки встать удалось. Одним ударом он пригвоздил Пятакова к земле и несколькими ударами, в купе с пинками, дезориентировал на время героического Вовасика. Потом Лыков отошёл к дереву и попытался отдышаться.
- Да вы ахренели.- Похоже было, что Лыков до конца не мог поверить в то, что происходит.
Пятаков встал, посмотрел, что поднялся с земли и Вовасик и пошёл к Лыкову. Рядом, активизируясь, зашевелились Лыковские шестёрки.
- Даже не начинай, сука,- буркнул одному из них Пятаков.- Просто уйди.
Шестёрки так же и самоустранились, от греха.
Пятаков ударил, целясь Лыкову в нос, но тот увернулся и врезал в ответ так, что Пятаков кувыркнулся и опять увидел мелькнувшие девчоночьи лица в окошке. Вовасик успел ударить несколько раз, но Лыков прихлопнул и его. Пятаков снова встал, но Лыков пнул его в грудь, и Пятаков кувыркнулся через кусты.
«Да что ж так не везёт-то, падла», успел подумать Пятаков кувыркаясь.
Потом некоторое время пришлось выравнивать дыхание и слушать шорох листвы над головой, и Пятаков снова встал. Было удивительно легко, его никто не бил, не пинал, сохранялась свобода движений, странно всё это было одним словом, но потом включилось зрение, и Пятаков сразу всё понял.
Лыкова мочили с двух сторон. Бешеный Вовасик, с разбитыми в кровь бровями и носом, молотил руками, что та ветряная мельница, и Муха, грамотно засаживал прямые и боковые по подбородку и носу противника.
- Муха, бля, бей его, пидараса!! – завопил Пятаков. Получилось что-то типа «Мшу ббшля бейщ его!»
Пятаков кинулся в гущу драки. Он не знал, сколько раз и куда он попадал, но Лыков стал бегать от них, петляя между деревьев.
Потом появился завхоз, Митяня. Митяне было лет восемнадцать. Взрослый вроде бы пацан, не надо было ему туда лезть. Митяня попытался растянуть дерущихся, не сильно понимая, что происходит и кто за кого.
- А это кто такой!?- крикнул Вовасик и врезал Митяне в нос.
- Это завхоз наш, придурок! – крикнул Пятаков.
В принципе фраза была безобидной, в том плане, что Пятаков имел ввиду, что это Вовасик придурок, потому что не узнал лагерного завхоза. Но Митяня почему-то принял это на свой счёт.
- Кто придурок?- не понял он и врезал Пятакову.
Пятаков, в который раз очутился на земле. Было уже не больно, но обидно, поэтому он подобрал с земли камень и метнул его в Митяню. Но, толи координация была уже нарушена, толи Митяня, как-то резиново отпружинил, но камень ушёл сильно вверх по неправильной траектории, и на землю брызнул стеклянный дождь из девчоночьих окон.
Слышны были крики и визг, сопение и матерщина, и откуда, и кем производились эти звуки, Пятакову было очень трудно понять. Практически невозможно.
Запомнилось почему-то чётко, что Мухин и Лыков сидят на земле, не к месту смеются, а Лыков сквозь смех всё время бубнит.
- Вы ваще ахренели что ли, дураки. Ох вы и идиоты, я гребу, мать вашу. Да ну вас нахрен! Ох и дураки.

На следующий день из пионерского лагеря выгнали сразу пять человек. Пятакова, Мухина, Екина (то есть Вовасика), Лыкова, ну и завхоза заодно, за участие в драке. Завхоза после этого, как-то там прорабатывали на комсомольском собрании. Пятакова, Лыкова и Мухина поставили на учёт в детскую комнату милиции, Вовасик проскочил между всех огней, ни клятым, ни мятым, ограничившись выволочкой от бати. Ну, вот вроде и всё.
Лыков, после этой драки в пионерском лагере, уяснил для себя, что в Ленинский район, где двадцать третья школа находится, лучше не соваться, слишком уж придурковатые там пацаны проживают, а так вроде никаких больше последствий и не было.
Да, чуть не забыл, когда уже начались занятия осенью, Пятакова нашла Маринка. Да, та самая, заносчивая Маринка. Сама пришла к двадцать третьей школе, вычислила и дождалась Пятакова и предложила ему быть её парнем, ну или встречаться, забыл уже, как в те времена это называлось.
Вот теперь точно всё.