Mr. Bushlat : Пропащая

Телефонный звонок бритвой разрезал пластилиновую тишину. Терехов поморщился, но потянулся не к трубке, а к пульту от кондиционера, машинально отметив, что в кабинете стало по-предгрозовому душно. Небо за окном казалось выцветшим и скучным. Единственное чахлое дерево, что вот уже несколько лет вызывало постоянное раздражение Терехова, раболепно склонилось под порывами ветра.
-Однако, быть буре…-пробормотал он и с подозрением уставился на телефон, усердно повторяющий незатейливый и тем более неприятный рингтон.
Даже не глядя на экран, он отчего-то был уверен, что это именно она. Кто еще может быть столь… назойливым?
Стараясь не давать волю эмоциям, он резким движением ухватился за трубку и проведя пальцем по экрану, поднес ее к уху.
-Але?-сам тон его, нетерпеливый и вопросительный предполагал, что он занят и не готов к долгой и совершенно бессмысленной дискуссии о том, что в «Прада» опять скидки и в этот раз просто необходимо…
-Сашок, я заблудилась.
Терехов поперхнулся. Любаня редко, очень редко называла его этим омерзительно-слащавым «Сашок», зная как сильно это выводит его из себя. Собственно, по здравому размышлению… Он нахмурился и резко встал из-за стола. Ему показалось, что голос Любани, обычно неестественно-писклявый, в этот раз звучал… отстраненно и чопорно, словно она собиралась сообщить ему о своих собственных похоронах.
Было что-то глубоко неправильное и в самой фразе.
Он нервно заходил по кабинету, то и дело бросая ненавистные взгляды в окно. В трубке, против ожидания молчали. Наконец, не выдержав, буркнул:
-Что… что, прости, ты сделала?
Любаня как будто ожидала этого вопроса и тотчас же залопотала сбивчиво и торопливо, путаясь в словах.
-Я ехала по Прохоровской, вверх, понимаешь, из центра, а там дорожные работы, ну, такой знак, мол «мы приносим извинения за неудобства» и пыль эта сраная повсюду. А еще вороны…
-Что…что за?..
-Ты погоди, не перебивай, иначе я запутаюсь совсем. Так вот, я решила свернуть на Чкалова, там знак, но ментов нет никогда, через двойную. Понимаешь? Я себе думаю-если проехать по Чкалова и повернуть на Эстонскую, потом через мост и…
-Выезжаешь на Скоростную,-автоматически закончил Терехов. Ему очень не нравился голос Любани. Дерево за окном, будто издеваясь размахивало ветвями. Краем глаза, он уловил движение и, присмотревшись, с каким-то тупым удивлением отметил, что на одной из толстых веток спиной к нему сидит крупная черная крыса.
-Не перебивай!-взвизгнула Любаня. Он чуть не выронил телефон.
-Да, на Сокростную, конечно. Я тоже так думала. И вот,… Ты слушаешь?
Он кивнул, неотрывно глядя на крысу. Мерзкий грызун теперь повернулся к нему боком и то и дело косился красным воспаленным глазом в сторону Терехова.
-А?-опомнился он,-Да, да, я слушаю. Что случилось, ты говоришь?
-Я говорю, ты идиот!-закричала она и эта фраза показалась Терехову едва ли не доказательством того, что Любаня спятила. Он даже не нашелся с ответом, продолжая пялиться на крысу, что раскачивалась на ветке, чудом не падая.
-И ты меня не слушаешь. Ну, Сашок, я тебя умоляю, просто послушай молча, хорошо?
Так вот, я еду по Чкалова и тут, черт меня дернул свернуть вправо, не доезжая до Эстонской. Пробка такая, что… Я психанула, в общем. И мне казалось, что если я снова сверну, то выеду на Эстонскую. Ну… так и должно было быть, понимаешь? Вот только по какой-то причине….-ее голос снова поднялся до визга,-За каким-то хером этого не случилось. Потому что на этой улице вообще не было поворотов. Прямая как палка и узкая-я все думала, что будет, если навстречу мне кто поедет. Там не разминуться никак! Узкая такая…. Я говорила уже, да? Дорога убитая, вся в ямах, еще и машины припаркованы повсюду. Дома,.. ну, старый город, ты понимаешь, вся эта ракушнячная романтика сраная. Балконы… с ковкой. Деревья…
В общем, я поехала дальше. Вперед. И еще дальше. Снова вперед. На улице-никого. Ни одного человека, только эти машины у бордюров. И балконы. Все в трещинах, трусы стиранные на веревках, как флаги, окна, все больше… заколоченные. Я не понимаю, почему окна заколоченные, если белье на веревках? Это как вообще, а?
Терехов молчал, повернувшись спиной к окну и стараясь убедить себя в том, что ощущение сверлящего взгляда между лопаток-лишь плод его воображения. Монолог Любани казался ему и лишенным всяческой логики и, в то же время-возбуждал какое-то противоестественное любопытство. Он ощущал себя слушателем радио-выпуска «Сумеречной Зоны» .
-Ты не пропадай только, ладно?
Он лишь хмыкнул в ответ.
-Короче, эта улица… я в определенный момент поняла, что все как-то странно… Она не заканчивалась, ни тебе проходов между домами, ни переулков, ни поворотов. И… сама дорога… ну, дорожное полотно…. Словом, сначала-это был асфальт, ок? А потом, какая-то бетонная хрень, плиты такие как на аэродроме… Вот только, эти были уложены кое-как-колеса каждый раз проваливались между ними, я уже и не думала про ходовую-все хотела выбраться и …ну вот. А потом и плиты пропали, а появилось… Ну… Как тебе объяснить-словно кто-то бетоном залил…брусчатку, вот, и это давно уже было. Бетон откололся и я то и дело наезжала на участки из камней.
Потом… улица свернула вправо и я так обрадовалась-подумала, что вот оно, сейчас я выеду на Эстонскую или… Да не важно, куда, но выеду…к людям. Тем более, я постоянно слышала звуки с дороги… Будто трамвай прошел где-то совсем рядом.
Самое смешное-мне ни разу не пришло в голову, что можно просто повернуть и поехать назад. Да и… сейчас-то я понимаю, что вряд ли смогла бы развернуться в такой тесноте.
А тут, я проехала буквально полквартала и… слушай, Терехов, ты когда-нибудь был на Скрладсклом Базаре?
Он отнял трубку от уха и с каким-то детским ужасом уставился на нее так, будто из телефона вот-вот полезут мокрицы.
-Складском? Ты сказала-Складском? Не припомина…
-Скрладсклом, я сказала. Знаешь о таком?
-Нет… Что ты говоришь?
Скрладсклой Базар. Небольшая площадь, от которой во все стороны расходятся узкие извилистые улочки. Мощеные сраной брусчаткой и залитые бетоном. Это ж каким нужно быть дегенератом, чтобы заливать брусчатку бетоном? Залили бы говном, лучше,-она замолчала на секунду, очевидно стараясь взять себя в руки и продолжила:
-По центру –широкое двухэтажное здание с окнами из… Такая хрень, как на заводах советских, понимаешь?
-Стеклоблоки,-тихо произнес он.
-Ну да. И, вот засада-половина этих блоков разбита, прям как на заброшенных заводах. По центру-деревянная двустворчатая дверь. Тоже заколоченная, почему бы и нет? И над дверью этой-собственно надпись: «Скрладсклой Базар». Там еще ступеньки и прямо на них сидят старушки…продают всяческий хлам как на блошином рынке. На газеточках разложили и …-она всхлипнула,-Они крыс продают, Саша! Крысиные головы!
-Так, Люба, успокойся немедленно! -он старался не повышать голос, сохранить спокойствие, но, какое тут к черту спокойствие, если… Он затравленно повернулся к окну и облегченно выдохнул, не заметив и следа жирной крысы на яростно раскачиваюшейся ветке. Должно быть, зверька сдуло ветром.
-Тебе показалось,-тихо и рассудительно начал Терехов, но она прервала его.
-Ни слова больше. Я тебя спрошу, когда нужно будет. Сейчас-слушай. У меня мало времени.
Он хотел было спросить, почему, собственно,.. но Любаня не дала ему и шанса.
-Вся эта площадь… какая-то неправильная… Что-то с пропорциями. Вокруг-покосившиеся магазинчики, я уже не стала разбирать, что они продают и все эти… домики выглядят так, словно вот-вот рухнут. Они … неживые как декорации в театре. Вот еще. Кроме бабок на ступеньках, я вообще не увидела ни одного человека. Несколько собак, худые такие, грязные как с помойки… думаю-с помойки и есть, и старухи. Ни одной движущейся машины, никого. Когда я въехала на площадь…
В общем, тут я сделала глупость, потому что солнце уже садилось и я…-Терехов с недоумением посмотрел в окно. Все так же, в агонии билось дерево, все так же давило небо, но сумерки только-только вступали в свои права.
-…могла повернуть и поехать назад. А вместо этого, я почему-то решила поехать вперед, по одной из улочек, мимо старух. Вот я вбила себе в голову, что можно выехать на дорогу нормальную и все. Как морок.
В общем, я еще раз свернула и … помню, краем глаза зацепила табличку-«Улица трапеций». Смешное название, правда?-она нервно хихикнула,-И очень меткое, это я тебе как математик-недоучка говорю. Там все неправильно, все!-выкрикнула она,-Во-первых, такие дома… ну, просто не могут существовать, они должны были упасть лет сто тому. Понимаешь, они… как будто под углом к дороге находятся, чуть ли не касаются крышами. И потом, они узкие у основания и …расширяются на высоте. Это же невозможно! Я не знаю…-она снова всхлипнула,-Я старалась не смотреть по сторонам, убедила себя, дура, в том, что еще чуть-чуть и все, трамвайные пути, дорога…. Люди.
С трамвайными путями я не ошиблась.-Любаня издала сухой смешок и Терехову стало морозно. –Я их скорее почувствовала сначала, а потом уже увидела. Под колесами. Вот только я не понимаю хоть убей как по этой улице вообще мог идти трамвай. И не снести какой-нибудь дом.
А потом… А потом, Сашок, улица закончилась. Вот просто так, взяла и закончилась. Я не сразу сориентировалась, я вообще не очень хорошо вижу вечером, но отреагировала вовремя. Иначе, врезалась бы и тогда… я бы тебе уже не позвонила.
-Врезалась бы?-эхом повторил Терехов.
-В стену, Саша. В стену из этой самой брусчатки. Улица оканчивается стеной. А рельсы, дружочек, продолжают идти по этой стене вверх. И я не знаю,-теперь она уже не сдерживаясь, кричала,-какой высоты эта стена, потому что мне кажется, блядь, что она уходит прямо в небо, блядь!
-Подожди, подожди… Люба! Что ты говоришь такое?
-Ах,-отмахнулась она,-сейчас, я уже почти рассказала. Погоди минутку еще. Я, Саша, вовремя затормозила, в метре где-то от стены. Включила фары и вышла из машины, Осмотрелась.
Эти клятые дома упираются прямо в нее. Я не знаю,.. в темноте сложно разглядеть, но мне показалось, что они сделаны из дерева. И выкрашены толи в зеленый, толи в синий цвет. Окна заколочены, но доски прибиты кое-как… щели такие, что мой кулак свободно пройдет. По ногами…так мягко. Я посмотрела-там все мхом заросло. Ты только слушай, слушай, не перебивай.
Потом… я уже собиралась возвращаться в машину и…-она помедлила и Терехов испытал сильнейшее желание повесить трубку, швырнуть ее о стену так, чтобы… и тут Любаня заговорила снова; ее голос странным образом окреп и вместе с тем стал совершенно механическим,- Я услышала…звук. Влажный, будто что-то мокрое тянется по земле. Посмотрела… Сначала, я не поняла что это-было уже совершенно темно. Я еще подумала-неплохо бы зажечь фонари. Прямо надо мной был один, покосившийся, заросший вьюном и, я уверена была, что он не работает, понимаешь? Трудно представить, что на этой улице что-то работает. Поэтому, я подошла поближе… Теперь стена была за моей спиной, а эта штука… маленькая такая, размером не больше крысы,-при этих словах Терехов вздрогнул и бросил опасливый взгляд за окно,-только я все равно не могла понять что это за ерунда. Она… ползла в мою сторону. Я подошла еще на шаг ближе и тут заметила, что эта штука не одна. За ней, ну в нескольких метрах буквально ползла еще одна такая же. А следом еще несколько. И с этого расстояния, я понимала, что это не крысы-крысы так не передвигаются. Они скорее напоминали слизней.
И тут, вдруг, как на заказ, стало светло. Я даже и не поняла сразу, что происходит, а потом, буквально через секунду, доперла-это зажегся фонарь. Тот самый, за моей спиной. И не он один, а все фонари по обе стороны улицы. Ее прямо залило….фу, противно, -она поперхнулась, -таким тусклым, желтым светом… Как гной. Я сначала посмотрела вперед. Понимаешь? Для того, чтобы понять как мне выезжать задом по этой брусчатке….и мне показалось…точно показалось, что в глубине переулка дорога вспучивается, комом встает, и по этой узенькой совсем дорожке, между домов ползли…не несколько, а много, Саша, очень много этих штук. Вот только, при свете, я увидела, что это не крысы ни черта, а… Как же тебе объяснить?.. Это были рыбы! Выпотрошенные рыбьи туши без голов-они извивались, подпрыгивали, цеплялись за камни плавниками, где могли и ползли, боже, какая мерзость! Там были и совсем маленькие, но чуть подальше я заметила и крупных, очень больших. Но,-она истерически хохотнула,-кое в чем я была права. Между ними попадались и крысы. Они шныряли между этих… трупиков, хватали зубами и тащили куда-то.
Я не помню, завизжала я или нет. Наверное-нет. Потому что, если бы я завизжала, я бы не услышала… Такой же звук за спиной.
Со стены, откуда-то сверху просто сыпались эти твари. Шлепались о камни и ползли, ползли. Некоторые падали на машину, весело так извивались, словно дурачились. Будто улыбались мне вспоротыми животами.
Тогда я поняла, что они меня хотят сожрать, Сашок. Я даже и не раздумывала больше. И так – слишком долго я на них пялилась. Прыгнула к ближайшему подъезду, он тоже был заколочен, но так хлипко, что мне даже напрягаться не пришлось-я отодрала эти две хилые деревяшки и … Ты слушаешь?-внезапно спросила она,-Слышишь меня?
-Я тебя слышу,-ответил Терехов, удивляясь и ужасаясь своему разом севшему голосу.
-Ну, слушай, слушай. Тебе полезно. Так вот, я вбежала в подъезд, захлопнула за собой дверь, просто прикрыла, как могла. Внутри темно, но все же кое-что видно. Еле-еле. Там … обычный подъезд-короткий коридор, почтовые ящики и отопительная батарея огромная в углу. И лестница. Я так не бегала в жизни никогда. Мне казалось, что я лечу. Мигом добралась до третьего этажа, на каждой площадке по две двери и они…как же сказать-то…выдавлены наружу, что ли? Лежат трухой прямо на площадке и провалы эти черные квартир. Как рты. Саша, на третьем этаже, я увидела запертую дверь,-Любаня выпустила воздух и теперь он услышал, что к ее голосу примешивается какой-то звук. Словно лопаются пузыри на болоте.
-Я…не знаю, что на меня нашло, но… Ты не понимаешь, я слышала, что эти… рыбы, блядь, уже в подъезде. Шлепают по ступенькам. А тут дверь. Обычная, дерматином обитая дверь. И я…нащупала звонок и позвонила.
Такая…трель, помнишь, ты мне рассказывал, что у твоих родителей когда-то был японский звонок, что соловьем заливался? На секунду…я подумала было, что там никого нет да и не может жить никто в этом доме, но тут… Я клянусь тебе, я услышала как кто-то сказал: «Минуточку!» И кто-то сказал : «Уже иду!»
И мне стало… спокойно как в детстве, когда идет гроза, а ты бежишь к маме и прыгаешь к ней на коленки, а она вроде и сердится, ты только не перебивай меня, Сашенька, у меня совсем мало времени, но на самом деле рада и она обнимает тебя, а тебе легко и спокойно у нее на груди и ты слышишь, слышишь как бьется ее сердце.
Вот и я… услышала как бьется сердце. Ровный, тяжелый, мокрый звук.
А потом… дверь начала вспучиваться. Трескаться, будто что-то давило ее изнутри. И все это время я продолжала слышать: «Иду! Уже иду!» Я… я попятилась и поднялась на несколько ступенек выше, но…мне было страшно и все равно, мне НУЖНО было увидеть, понимаешь? Я думала, дверь разлетится ко всем чертям, но она… просто раскрылась во все стороны как морская звезда и оттуда…в темноте сложно разобрать и эта штука, она была черная как смола и густая, очень густая. Она… оно полилось прямо ко мне, быстро полилось и я побежала вверх по ступеням, вот только ступени, Саша, закончились через два пролета и…
-Люба! - Терехов хотел сказать много, но не мог выдавить из себя ничего более. Ему казалось, что именно в эту секунду важно, очень важно, чтобы Любаня слушала и слышала его дыханье, его… Но, вместо этого он физически ощущал как заражает ее своим ужасом.
-А я тебя полюбила, Саша,-она захлебнулась и мокро закашлялась,-Не сразу, конечно и я понимаю, что у нас отношения без обязательств и,-она снова зашлась влажным густым кашлем,-и без будущего и мне казалось, что все это только лишь для того, чтобы… чтобы переждать, понимаешь, дождаться чего-то большего, но потом, я вдруг поняла, что ты и есть это большее и мне ничего от тебя не нужно, ни денег, ни подарков, просто, чтобы ты был рядом, но это нарушило бы,-она задохнулась и с омерзительным хрипом втянула в себя воздух; ее голос теперь казался совсем тихим на фоне жадного бурлящего шума, -правила, ой,мамочка!... И-игры, вот! Но ты должен знать, ты просто должен был это узнать… и…
…Это совсем не больно, милый. Так медленно… Мне кажется, что оно… дало мне время…ну…попрощаться. Я по горло в теплой, черной трясине и .. мне кажется,.. нет, я уверена, дружочек, оно меня ест. Какое-то внешнее пищеварение, как у пауков. Я всегда боялась,..-чавкающие звуки стали громче и яростней, на их фоне, голос Любани все более отдалялся,-боли… Но… боли нет. И страха больше нет, любимый. Я словно спряталась в маминых объятьях. И я слышу как бьется ее сердце,-она захлебнулась и Терехов не удержавшись взвизгнул тонко, по – бабьи,-Быть может-это анестезия и она в полной мере подействовала только сейчас… Что-то слопало мой страх…-снова этот хлюпающий жадный звук в трубке,-вот…и все, теперь все,-злое, торжествующее чавканье заполонило эфир и в этом какофоническом шуме, ему послышался ускользающий шепот:
-Мамочка спрячет Любочку на коленках…
-Мамочка…
Телефон захлебнулся вязким бульканьем и замолчал.
Терехов сильно, до боли прижал трубку к уху.
-Але! Але!-сначала шепотом, а потом, срываясь на крик повторял он раз за разом. Он понимал, что ответа не будет, но продолжал кричать, стараясь заглушить воспоминание о влажном чавкающем шелесте, вплетающемся в монолог Любани. И… было еще кое-что.
За окном.

Не в силах противиться, подобно кролику, отвечающему на призыв удава, он медленно повернулся, продолжая держать мертвый телефон у уха.
За стеклом, на ветке неистово раскачивающегося под порывами ветра дерева, сидела давешняя черная крыса, с яростными и пустыми красными глазами. В зубах ее извивалась и била хвостом безголовая выпотрошенная рыба.