Братья Ливер : Другая красота

- Салют, гадёныши, - приветствовала учеников Тамара Венедиктовна и оскалила кривенькие крысиные зубки. В классе висели портрет Ломоносова и аура неблагополучного детства. За первыми партами резались в «дурака» на сигареты, на «камчатке» кого-то слаженно били.
Тамара Венедиктовна схаркнула в кадку с фикусом:
- Прежде, чем я начну лепить колы за домашнее задание, познакомьтесь – у вас новенькая. Не сомневаюсь, она вам понравится. Хм… И ещё бы!
Будущие посудомойки и мусоропроводчики оторвались от карт и порнокартинок. На пороге мялось Это. Фигура Этого своими диспропорциями и эталонным безобразием напоминала силуэты чёртиков, которых дети лепят из пластилина. Бочковидное туловище колыхалось на косолапых ножках-колбасках, голова вырастала прямо из плеч, без какого-либо намёка на шею. Лицо наполовину состояло из щёк, на четверть – из носа, бледные губы и глазки-щели терялись в созвездиях прыщей.
Детишки оживились как крокодилы при виде мяса. Ломоносов со стены смотрел с брезгливостью. Тамара Венедиктовна задумчиво потыкала новенькую указкой и объявила:
- Из школы, где Любаня училась раньше, её отчислили за неуспеваемость. Ну чё хлопаешь глазами, шагай уже, что ли, на свободное место, красавица.
Все смертоносные орудия пятого «Б», стреляющие снарядами из жёваной бумаги, дали по новой цели почти одновременный залп.


Гала Хад, владелица стрип-холла «Малина», мысленно матюгалась и демонстрировала средний палец Провидению. В её кабинете, в кресле для посетителей, расплывалась бесформенная, грустно одетая девица с отёчным лицом и минимум тремя подбородками. Естественно, её бы сюда никто не впустил, если бы они с хозяйкой «Малины» когда-то в прошлой жизни не делили комнату в общаге. Теперь приходилось соблюдать приличия.
- Галочка, пожалуйста, милая, - просительно бубнила в пробивающиеся усы визитёрша. – Буду делать всё, что ты скажешь. Только возьми!
В юности у Галы (тогда – Гальки Ходулиной) были проблемы с кожей и гардеробом. Переизбыток массы тела уравновешивался недостатком денег. В ту пору выбирать друзей не приходилось.
- Ну конечно-конечно, родная. Мы обязательно для тебя чего-нибудь придумаем, - медово улыбаясь, кивала мадам Хад.
Как жаль, что неприятные воспоминания невозможно удалить, как файлы из памяти компьютера. До чего обидно, что некоторых людей нельзя просто взять и аннулировать.
- Пока-пока, милая, - провожая гостью до дверей, Гала сморщилась так, чтобы это выглядело улыбкой. – Я наберу тебя крайний срок – в пятницу. В следующую.
Ну и крокодилица! Ей вагоны бы разгружать или поддоны с кирпичами на стройке ворочать! Если взять такую хоть даже уборщицей, она и то всю клиентуру распугает.
Брезгливо отряхнувшись у зеркала в зоне ресепшн, Гала проинструктировала секретаршу:
- Светик, эту больше не пускать, ясно? Если что, я в командировке. На охране там тоже предупреди. Окей?


Эта улица идеально подходила для того, чтобы на ней совершилось какое-нибудь паскудство. Ни единого фонаря, шапки мусора над помойными контейнерами, колдобины и грязища вместо тротуара. Толстая девушка оглянулась и зашагала с такой скоростью, какую позволяли развить её чрезмерные телеса. За спиной зачавкали по лужам чьи-то подошвы. Этого ещё не хватало! Приставать, понятно, не будут, а вот отобрать кошелёк – за милую душу.
Толстуха, с хрипами выдыхая, перешла на грузный бег. Шлепки по лужам тоже участились и стали приближаться. Где-то впереди позвякивал трамвай, но проклятая улица всё не кончалась. Захлёбываясь слюной, девушка свернула за угол дома и завизжала от ужаса – проулок упирался в бетонное ограждение. Теперь всё! В таком месте даже кристально честный человек не устоит перед соблазном сотворить гнусность.
Девица прижалась спиной к плите забора и, зажмурившись, стала сползать по ней, когда услышала учащённое дыхание. В нос шибанул запах парфюма. Быстрые, но на удивление обходительные руки аккуратно прижали её к бетону. Толстуха открыла глаза. Перед ней стоял хлыщеватый парень с манерной бородкой как у Саши Фабиани. Хлыщ посветил ей в лицо экраном мобильника и, воздев руки к небесам, вскрикнул:
- Вот! Вот! Ну наконец-то, а! Она!
Определённо, всё было ещё хуже, чем предполагалось. Такой щёголь не погонится за кошельком с двумя изжульканными сотками. Маньяк!
Страшный красавчик тем временем приосанился и заговорил с томными придыханиями:
- Мадам! Вы безобразны! Я… Я в жизни не видел ничего подобного. Когда смотришь на вас, комок подкатывает к горлу… прямо из желудка. Это уродство без примесей, в чистом виде. Простите, что пришлось преследовать вас, но мне очень нужно сделать вам предложение. Всего полчаса вашего времени, мадам, и я объясню, как я могу изменить вашу жизнь, и как вы можете сделать меня знаменитым.
Ошарашенная толстуха поняла только одно – резать её не будут. И, помня о переменчивости настроений психопатов, с готовностью закивала.


Борис Германович водрузился в кресло и начал любовно раскладывать журналы на столике. Если б коллеги с кафедры культурологии увидели его за этим занятием! Если б узнали, что выдающийся эстетик находит свои жемчужины в глянцевом мусоре!
Пальцы Бориса Германовича зашелестели страницами. Чтобы заиметь всю подборку журнала «Свуффи», пришлось раскошелиться аж на пятьсот рублей. Естественно, втайне от жены. Не разжуёшь ведь супруге, что на этих полосах не просто выпендрёж модных фотографов. Разглядывая эти картинки, Борис Германович заряжает свои творческие аккумуляторы. Ну и иногда делает кое-что ещё, о чём супруге знать и подавно необязательно.
Девиц с влажными взглядами, спорткары и утопающие в зелени пальм особняки Борис Германович перелистывал не глядя. Это всё дешёвка, мишура. Как в булке из кулинарии запечена только одна капля джема, так и журнал «Свуффи» таил в себе сокровище – фотопроект «Другая красота». Постоянная модель с этих фотографий была музой Бориса Германовича, афродизиаком его творческой мысли. Ох уж эти клочья соломы на голове и одеяния из бабушкиного сундука! Ох уж эти повсеместные одутловатости, складки и ёршики щетины на щеках! Вот её фотосессия на свалке автомобилей. Вот она позирует в холодильной камере морга. А вот кадры с группой бомжей на теплотрассе.
Борис Германович с тоской представлял, сколько пищи для размышлений о сути прекрасного дало бы ему личное общение с «другой красавицей». Но об этом можно было и не мечтать. Фотографии в «Свуффи» вознесли её на недосягаемые для Бориса Германовича высоты. Она рекламировала спецодежду для ассенизаторов, давала интервью таблоидам, снималась в клипах фонограммных магнатов и императриц. Кроме того, рядом с ней в объективах телекамер постоянно мельтешили холёные пудельки с печатью альфонсизма на лицах. Их анемичное обаяние легко перевешивало тонны интеллектуального багажа.
Прилив энергии подкидывал Бориса Германовича над стулом. Пальцы забегали по клавишам ноутбука:
«ВЫЛИЗАТЬ ЭТИ РЫХЛЫЕ РАСПУХШИЕ НОГИ! ЗАЛЕЗТЬ ЯЗЫКОМ ВО ВСЕ ЧАЩОБЫ! ЗАСАНДАЛИТЬ В НЕМЫТУЮ ЗАДНИЦУ! ДАТЬ НА КЛЫК И ОТХОДИТЬ ПЛЁТК….»
Зажмурившись и помотав головой, Борис Германович с сожалением предал свои сокровенные фантазии бэкспейсу. К сожалению, в «Вестнике культурологии» их не оценят. Борис Германович скривился как язвенник в стадии обострения и принялся набивать сначала:
«Представления о прекрасном и уродливом обусловлены исторической, эстетической и культурно-ценностной парадигмой эпохи. В этом плане среднестатистическая норма – это канон, лежащий в контексте инкультурации и детерминизма…».


- О, ну конечно! Конечно, мы понимаем, что к вип-клиентам нужен особый подход. У нас в клинике даже сам Митя Кауфман делал себе маммопластику. Но всё-таки, знаете, любопытство… Вот вы: богатая, знаменитая. Состоявшаяся. Да, вы будете выглядеть как конфетка. Но вас ведь перестанут узнавать. Зачем?!
Профессор Ламбарский перевидел немало безобразных лиц. По долгу службы ему приходилось доводить до ума заготовки, которые запорола природа. Каждый желает упаковаться в как можно более красивую обёртку и продать себя подороже.
- Да, доктор. Я действительно много думала, нужно ли это делать. Всё-таки, это ужасное тело вывело меня в люди. Но решилась! Знаете, очень хочется быть как царица Савская. Чтобы ванна с лепестками роз, кольцо с бриллиантом, шампанское с кокаином и всё такое. Хыхыхых.
Экая дурища! У царицы Савской были козлиные ноги. А у этой слоновьи. Как бы там ни было, работы здесь непочатый край. Придётся перешивать целиком. Но ведь и суммы наверняка будут не меньше тех, что Митя Кауфман отвалил за всю свою придурь, вроде изменения формы пупка или подтяжки мошонки.
- Но вы, дорогая моя, должны быть готовы к тому, что я буду вас долго и упорно мучить. Коррекция и пластика всего, инъекции ботокса, ритидэктомия, липосакция в зоне «галифе» и много чего ещё. Готовы?
Профессор Ламбарский, конечно, небедный человек. Но на исполнение мечты приходится копить уже второй год.
- Да! Да! Готова!
Его мечта может исполниться в Мюнхене, в клинике доктора Штрипке. Баварское светило священнодействует с инъекциями смеси из цемента, суперклея и герметика. Может выточить заново любую деталь тела. А профессору Ламбарскому до анатомического совершенства так не хватает рельефных пухлых скул и массивного кадыка!


Макс Свищ только что отработал фотосессию в рамках проекта «Упавшие звёзды» - благоухающие гламуром персонажи из вип-тусовки в образе бомжей и грузчиков. Макс был новатором и поэтому революции в постановочной фотографии совершал в среднем раз в месяц. Он как раз запускал Фотошоп, собираясь поработать с отснятым материалом, когда помощница Саша сообщила, что интересная девушка просит его аудиенции. На всякий случай пришлось впустить.
Естественно, увидел он то, что и ожидал – интересное само к тебе в студию не притопает, его приходится искать. Посетительница оказалась типичной подиумной куклой. Хотя и неплохо сработанной, чего уж: правильные черты лица, идеальные пропорции, обаяние нимфы из пригорода. Короче, совсем не то: Макс Свищ отшивал таких инкубаторских курочек целыми выводками.
- Нет. Поймите меня правильно, но нет, - терпеливо разжёвывал он. – Моя специализация – отход от канонов. Поиск своеобразия. Выстраивание гармонии из кусочков безобразного. Эксклюзивное уродство намного ценнее растиражированной красоты. Вот посмотрите сюда. Один из самых удачных моих проектов.
Макс открыл папку, и на мониторе замельтешили кадры. Девушка с фигурой борца сумо полощется в ванне с борщом. Она же возлежит на куче строительного мусора. Разверзлась над ямой в общественном туалете.
- Теперь вы понимаете, как выглядит настоящая другая красота? Красота для ценителей? – спросил Свищ, со значительностью почёсывая бородку.


Она вошла в здание клиники – прекрасная и задумчивая. С ботоксом во лбу и скорбью во взгляде. Профессор встретил её сдержанно, даже хмуровато. На обеих его щеках выпирали зловещие круглые наросты, как будто под кожу вшили картофелины. Вместо шеи колыхался складчатый мешок. Да, серия революционных операций в Мюнхене по пересадке косточек с больших пальцев ног в скулы, а надколенника - в гортань, прошла неудачно. Не обращайте внимания. Женщина смотрела на изуродованное лицо профессора, и из её глаз вместе со слезами сочилась зависть.
- Мой фотограф… Он не узнал меня, представляете, - всхлипывала красавица. Слова и сопли размазывались по прижатому к лицу носовому платку. - Он сказал, что я ему неинтересна, и показывал фотографии этого чудища… кхм… меня то есть, до операции. Я шла от него, тянула с горя портвейн прямо из бутылки, а на билбордах вдоль дороги эта уродка рекламировала средство для чистки унитазов! Представьте себе, доктор, моё состояние!
Профессор неопределённо хмыкнул и потрогал гноящийся шрам на переносице – лучи мюнхенского светила обожгли ему не только скулы и шею.
- Когда я пришла наниматься в стрип-бар, мне сказали, что нужно пройти конкурс пять человек на место. Мне! Конкурс! Я вообще везде теперь занимаю очередь, а раньше была первая.
Девушка запнулась и вынула из сумочки вырванную с мясом глянцевую страницу:
- Помогите, доктор! Сделайте так… так как здесь. Это можно?
Профессор посмотрел на фотографию и сморщился как от кислого:
- Ай… Можно-то можно. Но приготовьтесь, милая, что я буду вас долго и упорно мучить. Одного жира килограмм пятьдесят закачать придётся.