Виктор Костильбург : Здравствуй, Оптина!

Здравствуй, Оптина!

Я прожил здесь шесть с половиной лет подвизаясь в паломнической гостиннице в качестве вахтёра и помощника коменданта. В мои обязанности входило выносить по ночам "ночной горшок", то есть поганое ведро, в которое справляли малую нужду насельники гостинницы. "Зачем? - спросите Вы. - Неужели они сами не в состоянии сходить в туалет?"
Могут, конечно, но так как все удобства заключались в общем деревянном туалете на свежем воздухе, то толпы наркоманов, которые приезжали "откисать" в Оптину, благополучно бы расползлись по ночному лесу и округе вообще, внеся велию скорбь в сердца местных жителей, которые многого бы чего не досчитались у себя из личного имущества.

Здравствуй, Оптина!

Собирая грязное постельное бельё после бомжей для того, чтобы отнести в стирку, я подружился с педикулёзом и чесоткой. Подлые вши нагло маршировали, сея многочисленные блестящие гниды в складках и швах одежды и нижнего белья. Вернувшись домой, я по привычке чесался и маниакально забил холодильник мазью от педикулёза, чем вводил в смущение друзей открывавших его.

Здравствуй, Оптина!

Сейчас ты обустроилась, и такое не приснится твоим гостям в страшном сне. Сеть гостинниц, удобные кровати, чистые сверкаюшие коридоры. Но для меня там не нашлось места...

Здравствуй, Оптина!

Подсобное хозяйство, где я нёс послушание на мельнице десять с лишним лет назад, и где я благополучно заработал пуповую грыжу, оградилось чем-то наподобие локальных зон, как на строгом режиме в Нижнем Тагиле. Заведующий теперь там то ли бывший мент, то ли президиумный патриот отец Спиридон. Сразу чувствуется рука человека, не один год проработавшего в пеницитарной системе и привыкшего строить заключённых по ранжиру. Любовь наместника к бывшим офицерам безгранична. Уж они-то умеют смирять других.

Здравствуй, Оптина!

А вот и Центральный склад, где работал кладовщиком под эгидой эконома Досифея. Игумен Досифей ушёл из монастыря, женился, и как мне злорадно прошептала одна тётушка: "Говорят уже второй ребнок у Досифея".
А жаль, если бы он был здесь сейчас, то я бы не стоял голодный, уставший и замёрзший под открытым небом. Из всей братии монастыря я любил его больше всех и выл белугой, когда узнал у себя дома на Урале о случившемся несчастье с ним.

Здраствуй, Оптина!

Женился так-же игумен Ростислав, настоятель питерского подворья.
Нашёл себе спутницу жизни столп службы снабжения иеромонах Митрофан. Он даже приезжает в монастырь на праздники со своей супругой. Смело как-то.
А вот иеродиакон Амвросий, что жил с какой-то бабёнкой в Сосенском (городишке в 12 км от Оптиной), бросил свою искусительницу и ушел по-новой в монастырь, только Одоевский, что Рождества Божией Матери. Игуменом там, кстати, тоже бывший оптинский насельник, отец Парфений.

Здравствуй, Оптина!

Твои сыны подходят ко мне с радостью на лицах.
- А я вспоминал тебя недавно!
- Рад тебя видеть!
- Ну, как ты? На долго?
Отцы! Я тоже рад Вас видеть! Я Вас всех помню и не забуду никогда. Ведь многие были здесь со мной "трудниками", мы сообща пропалывали под палящим солнцем свеклу, перебирали осенью по ночам картошку, "вылизывали" монастырь" перед приездом Патриарха...
Может предложите попить чайку? Может поможете устроиться на ночь в гостинницу? Или спросите: "Виктор, у тебя есть деньги на дорогу?"
Но они так ослеплены радостью при встрече со мной, что такие земные низменные вещи им не приходят в голову. И только игумен Филипп вдруг достал телефон и позвонил отцу Никону в Скит, когда узнал от меня, что мест там нет.
От этого звонка места в Скиту не появились, выслушав какой-то очередной триллер про меня и произнеся:"А я и не знал об этом", отец Филипп позонил самой матушке Людмиле.
Вотчина матушки Людмилы - это государство в государстве. Паломническая трапезная, тройка платных гостинниц, храм Илариона Великого, теплицы и куча построек - все под ее руководством. Наместник Венедикт матушку Людмилу ценит, любит и доверяет. Сам я ее в этот приезд не видел, она руководила дистанционно.

- Матушка спрашивает, что вы умеете делать?
- Чай пить.
- Понятно.

Спустя некоторое время:
- Матушка Людмила благолсловила(!) снег убирать сразу после завтрака.

И так далее... Хотя к просьбе игумена Филиппа она прислушалась и соблаговолила пожить мне два дня в гостиннице на правах трудника. Чистил тыкву. А на третий день ко мне подошел помощник матушки Людмилы, местный житель, и произнес привычные уже слова:
- Виктор, бросай работу, матушка Людмила благословила определяться в Скит.
То есть туда, где держит рубеж выходец из Луганска отец Никон, прыщавый хохол с лицом изменника родины.
К слову сказать эту матушку Людмилу я знаю давно. Она была бухгалтером на Центральном складе. Карьерный рост сделала благодаря любимцу отца наместника инока Лазаря, который в ней души не чаял, дарил ей цветы, конфеты, оказывал различные знаки внимания, свел с наместником и ушел, конечно, из монастыря. Но наместник не оставил без внимания рекомендации инока Лазаря, проникся к этой кареглазой статной симпатичной женщине особым доверием, постриг ее в иночество и наделил неограниченной властью.
Матушка Людмила является далеко не дурой, и понимая, что монастырь все-таки мужской, и что у некоторых монашествующих существует законное желание отправить всех монашек в женский монастырь, в Шамордино например, окружила себя гладковыбритыми, воняющими за версту лосьоном после бритья и табаком, помощниками. Уж они-то не ставят под сомнение "матушкин" авторитет.

До свидания, Оптина!

Подошел Саша Довбыш.
- Слушай, Виктор, у тебя деньги на дорогу есть?
- Дашь - не откажусь.
Саша протянул две пятисотки. А ведь раньше я называл его евреем... Спаси тебя Господи, Саша!