мара : Старик и дурочка

- Этот?

-Этот.

-Пригнись.

Мимо плыла четвертованная туша черного Форда, припаркованного в тени опорной стены.
За Фордом, спиной к встречной и лицом, обращенным в темень дороги, широко расставив ноги в мятых штанах и ероша пятерней волосы, стоял человек.
Со стороны могло показаться, что он только что счастливо избежал столкновения с выметнувшейся из орешника лисицей и лишь чудом не шаркнул эмалированным боком машины по каменной кладке опорной стенки. И вот теперь стоит, приходя в себя и унимая нервную дрожь в ногах.
Когда сноп света обогнул стоящего, человек развернулся, заправил в штаны выбившуюся рубашку, машинально сунул руку в карман и выудил комок чего-то белеющего в темноте.
Повертел извлеченное, уронил под ноги и шагнул к машине.

Что было дальше, Старик не успел заметить - дорога делала очередную петлю, ныряя вправо и вниз.
Он мягко нажал на педаль тормоза, выключил зажигание и плавно съехал на крохотный лысый пятачок, занавешенный плетьми чубушника, цветущего белым. Потушил фары, опустил до упора стекло и прислушался.
В наступившей тишине щелкнул и тут же умолк соловей.
Двумя секундами позже за поворотом рыкнул, газанув, Форд.
Старик завел мотор, положил руль влево и в три захода развернулся: дорога была узкая.
Фары пока не включал.
Осторожно выполз наверх.
Два красных огонька впереди заходили на очередной и последний виток пологого серпантина, ведущего к дому на вершине холма.
К дому Старика.
Через сотню метров, на матовом полотне дороги, в месте, где двумя минутами раньше стоял Форд, внимание Старика привлек глянцевый предмет.
Старик посветил фарами.
На дороге, косолапо припав друг к другу - словно их второпях, помогая пяткой, стрясли с ног - стояла пара женских лаковых туфелек.
В одной что-то белело.
Старик дёрнул ручник, открыл дверь и с усилием, помогая себе локтями, вылез из-за руля.
Подошел, наклонился, подцепил пальцем белое, вытянул.
Два треугольника на резинке.
Приблизил к лицу.
Слабо запахло мочой.

- Твои?- спросил Старик, протискиваясь за руль. На толстых негнущихся пальцах висели, покачиваясь и стукаясь каблуками, туфельки.
Ответа не последовало.
Старик грузно, всем телом, обернулся. Девушка, похоже, спала.
Старик положил было туфельки в ноги сидения, но помедлил и снова покосился на спящую. Скользнул взглядом, задержался на поджатых босых ногах. Скрипнул кожей сидения, потянулся и осторожно подцепил каблуком туфельки подол юбочки.
Трусиков под юбочкой не оказалось.


***


Все началось с того, что в одно из утр он не донес до рта папиросу. Проснулся и, по своему обыкновению, потянулся за спичечным коробком и портсигаром, лежащими на столике. Вытряхнул папиросу, привычно чиркнул спичкой. Безучастно проследил за её корчами, безучастно уронил её трупик. Папироса легла рядом. На полу, с вечера еще, стояло с полдюжины бутылок белой. Старик, не глядя, нащупал горлышко початой, поднес ко рту, хлебнул. Прикрыл глаза и, не меняя позы, а лишь чуть утопив затылок в подушку, задремал. Бутылка сама утонула в складках одеяла. Проснулся Старик уже под вечер. Снова зажег спичку – коробок лежал тут же. Прислушался к себе и не обнаружил ни признаков телесных неудобств, ни чувств, ни желаний. Не было ни голода, ни жажды, ни мурашек в кончиках пальцев, ни судорог в икроножных мышцах, ни онемения в пояснице. Не ощущалось ни вкуса во рту, ни кожного зуда, ни сухости в слизистых, ни позывов к мочеиспусканию или дефекации, ни признаков сердцебиения, ни даже запаха пота подмышками. Не хотелось ни откашляться, ни лечь на бок или, наоборот, сладко потянуться, заложив руки за голову и почесав пятку о пятку. Не шелохнулась и рука, чтобы в силу привычки, потеребить в паху.

Прошла ночь.
Наступил новый день.
Старик лежал, почти не шевелясь.
Спокойно глядел в потолок, изредка, нашарив коробок, чиркал спичками. Не глядя, прикладывался к бутылке.
Минула неделя.
Старик оброс щетиной. Кровать - обгорелыми спичками. Пол – пустой тарой.
Виновато журчал неисправный туалетный бачок.
По перекрытиям дома осторожно топала голодная мышь.
Снаружи однообразно шелестел дождь.
В отсутствие иных звуков и происшествий не стало и мыслей.
Не стало ничего.
И никого.

Кроме лица в тёмном окне.
Старик не сразу его заметил и потому не смог бы припомнить, как долго оно маячило там. Лицо кривлялось и гримасничало, не то, смеясь, не то, плача. На нём отдельно жил черный рот, немо произнося ”о”, "а" и "у", что, очевидно, могло означать "пожалуйста".
Старик сел, спустил ноги и, не сводя глаз с лица, поискал шлёпанцы. Шлёпанцы, пискнув, забились под кровать.
Старик пошел босиком. Горелые спички, а также другой недельный сор, кусались и жалили не хуже ос. Поэтому Старик подскакивал, шаркал и тряс ногами на ходу.
У окна он остановился и махнул рукой в сторону двери. Лицо понятливо кивнуло и растворилось в темноте. Дверь распахнулась сама, точно по приказу.
На пороге, с мокрыми от дождя рыжими волосами стояла, корчась и приплясывая от холода, молоденькая девушка. Почти девчонка.
Из под юбчонки на босые ноги толчками хлестала кровь.

- Кто тебя? – спросил Старик.

Девушка некрасиво разинула рот, показав острые неровные зубы, и страдальчески морщась, обхватила руками живот.
Дурочка, догадался Старик.
Он посторонился, пропуская дурочку в дом. Но девушка замычала, мотая головой, потом вдруг схватила Старика за руку и потащила к старенькой Ладе, стоящей тут же, у дома.
Старик, не раздумывая, открыл дверь машины.

- Садись и жди.

Вернулся в дом, надел рыбацкие сапоги, штормовку, нашарил ключ на гвоздике, помедлив, захватил колун, стоявший в углу, прошел в комнату, сдернул с кровати несвежее покрывало. Передумал, открыл шкаф и, порывшись, достал из вороха одежды лисью горжетку умершей неделю назад жены.
Снёс все в машину.
При виде колуна девчонка забилась в истерике, завизжала, впиваясь ногтями в чумазые щеки.

- Цыц! - прикрикнул на неё Старик, не глядя, сунул ей в колени горжетку и завел мотор.


***

На вершине холма, у дома разворачивался давешний Форд.
Старик взял круто вправо и перегородил дорогу.

- Сбился! - весело и чуть смущенно пояснил Старику водитель Форда, опустив стекло.

Старик молча смотрел перед собой.

- Ещё и лису переехал. Неприятно! Вон, - человек мотнул головой - шаркнул заднее крыло. Кинулась, сука, прямо под колеса.

Старик вздохнул и вылез из машины, помахивая колуном. Открыл пассажирскую дверь.

-Эта?

У человека вытянулось лицо.

- Эта? – повысил голос Старик.

На заднем сидении, ощерив острые зубы, разбросав лапы, и свесив на пол хвост, лежала мертвая лисья горжетка.
Постояв с минуту, Старик захлопнул дверь и, шатаясь, побрёл в дом. Запер за собой дверь, упал, не раздеваясь, как был, в сапогах, в постель и захрапел.
Он не слышал, как сначала деликатно, потом озверев, долбился в дверь дома водитель Форда, как он суетился, бегая вокруг и заглядывая в окна, как толкал, матерясь и отдуваясь, машину Старика, как с ревом умчался прочь.
Старик крепко спал.
Утром он нашёл за печкой чугунную сковороду. Захотелось яичницы из шести яиц. На сале.
Вот только в доме не оказалось спичек.