bjakinist. : Звалась пустыня Василиною Орловой…

(Орлова В. А. Пустыня. — М.: Зебра Е, 2006. — 368 с. — (наша Альтернатива).

Попалась мне в руки книжка одного молодого автора — поэтессы и прозаика Василины Орловой, которую кто-то назначает чуть ли не надеждой нашей словесности. Роман называется «Пустыня». Он про то, как героиня рассталась с мужем и уехала зализывать душевные раны из Москвы в город дамы с собачкой — в Ялту. Уехала не с собачкой, а с блокнотом и нот-буком. И пошло-поехало прямо в поезде! Горькие, типа, воспоминания о незадавшемся браке-муже, путевые заметки, портреты родных и близких, перепевы из студенческих конспектов (Василина кончила философский фак МГУ и до сих пор пугает богемных ротозеев трансляцией усердно полученных знаний). Напыщенно, нудно, тривиально, однообразно… Какой-то синий чулок в розовой кофточке — или что они там сейчас носят: кардиган, реглан, ив монтан?.. И что печальней всего — НИКАКОЙ язык!

Понимаете, от лирика (тем паче женского полу) можно не требовать и не ждать простроенной композиции и упругого сюжета. Но слух-то на слово в крови должен быть! А тут: «…я просто дрожала от гнева, как будто бил электрический разряд. Он наговорил каких-то грубостей, гнусностей, стараюсь не помнить такого, помню только, что было невыносимо». «Потом уже часто нахлынывало (?) желание, сродни головной боли, — навязчивое, неотступное. Хотелось просто слышать голос по телефону, просто видеть лицо. Настоятельно, как хочется пить или в туалет». «Он обладал мной. Я никогда не забуду, как это было. С какой полынной горечью во взгляде и многообещающей угрозой он подступал ко мне». Или чтоб совсем красивенько: «В гулком зале несостоявшегося вальса душ полнится спокойствием».

И вот эта вялая «полынная» серятина, этот рядовой вальсовый «журнализьм» случайных эпитетов и клишированных оборотцев здесь стоек, как туман над осенним болотом, все время, так что я начал подозревать: а это все не всерьез! Ох, она не дура — она прикалывается, причем по-черному: над женской прозой, женской душой, женской судьбой, женскими вкусами-модами-мечтами-жизненными подходами. Впрочем, сама авторесса, кажется, все же считает вполне для себя серьезной эту свою «Пустыню». Мать моя, каковы ж у нее несерьезные-то книжули?!..

Что хоть как-то спасает книжку от мусорного ведра после пятой уже страницы, так это бытовые зарисовки, где — да: и ум, и приметливый женский глаз, и какой-никакой, но жизненный опыт. И скажу честно-объективно: только это и западает в память — и мент-сосед в плацкарте с его расхожей со стороны, но только не для него самого любовной историей; и вояка из Моздока, скромный гладиатор наших дней; и ушедшая в мир иной хозяйка снимаемой комнаты — простая московская тетушка, от которой (как итог прожитого-нажитого) осталось так много моли и марли; и фирменно жовиальная родня с Украины…

Героиня «Пустыни» варится в обычной нашенской жизни, позволяя гламур себе только интеллектуальный: хряпнуть зазевавшегося читателя (а зевается ведь отчаянно!) Шеллингом или Плотином по стоеросовой по мужской башке.

Конечно, Василине было всего 25, когда она подметала веником своего еще недолитературного стиля эту малоуютную придуманную «Пустыню». Так что я надеюсь, другие, неведомые мне ее тексты безоговорочно свидетельствуют: она нам всем еще покажет литературную «мать Кузьмы». Хочется в это верить — но если она избавится от пошлой напыщенности, от ложной многозначительности, от вычитанной и законспектированной неродной школярской «мудроватости». Не старушка же ж!.. Правда, в одном интервью Василина советовала литераторам каждый день читать Библию. Не ведаю, следует ли она сама своему совету, но судя по «Пустыне», ее бдения в ней духовными откровениями пока что не увенчались. Диета из акрид ее только озлобила.

Мне вообще показалось: ей не хватает стресса в жизни. А тот стресс, который она обсасывает в «Пустыне», лишь утвердил В. Орлову в слабых сторонах ее писательской натуры.

Что ж, здесь от непрухи она отгородилась ноут-буком и занавесилась (заневестилась?..) типа челкою. Правда, из-под челки глядит приметливый и серьезный глаз.

Вот на него — вся надежда.

13.11.2015