Mr. Bushlat : Некро (4)

Кафе располагалось в старом городе. Плющ и девичий виноград соперничали, покрывая фасад плотным зеленым ковром-лишь два окна с мозаичными стеклами в упор разглядывали гостей. Над деревянной дверью, окрашенной в строгий синий цвет красовалась узорчатая вывеска: «Последний Уют».
-Здесь проводят исключительно панихиды,-вполголоса вещал агент,-Вы удивитесь как часто умирают люди. Нам пришлось побороться за право помянуть вашего мужа именно здесь, в «Уюте». Поверьте мне, и персонал и повар отменно вышколены-их тактичности можно лишь позавидовать, а качество кухни… Впрочем, вы и сами все увидите.
Синяя дверь открылась, словно повинуясь его взгляду. На пороге возник внушительного вида мужчина в черном отглаженном пиджаке и пастельного цвета рубашке. Лицо метрдотеля было молочно-бледным. Жестами он пригласил гостей в помещение.
Продолжая чувствовать себя зрителем, Зоя проследовала за гостями. Привычно поискала взглядом Вельского, и не найдя, остановилась подле П-образного стола, толком не зная, где ей присесть.
Большой зал с высокими сводами освещался несколькими хрустальными люстрами. На стенах также висели классические светильники-подсвечники такой тонкой работы, что создавалось впечатление, будто стены и вправду освещаются живым огнем. Помещение было богато украшено живыми растениями; в углу, почти до потолка вздымалась тонкая юкка с раскидистой кроной. Прямо возле огромной пальмы находилась и барная стойка - бармен, одетый в черную жилетку и рубашку с широкими рукавами вежливо кивнул в ответ на ее взгляд и продолжил протирать бокалы, искрящиеся в электрическом свете. Где-то щебетал соловей-не увидев клетку, Зоя уверилась в том, что трели льются из скрытых динамиков. Привычные для заведений общепита звуки и запахи кухни отсутствовали-воздух наполнял сладковатый, но приятный запах цветов. Похоже агент не соврал-кроме них в кафе никого не было.
Стол, накрытый белой скатертью, расположившийся прямо по центру зала был уставлен закусками. Салаты, мясной рулет, рыба холодного копчения и свежие овощи, тонкие прозрачные ломтики ветчины и целая огромная щука, плавающая в море зелени внезапно пробудили в ней сильный голод. Ей даже захотелось незамедлительно ухватиться за аппетитную булку, лежавшую ближе всего и впиться в нее зубами.
-Зоя Андреевна,-уважительно прошептал агент,-прошу пожаловать вот сюда,-он указал на стул по центру стола, что находился в двух шагах от нее. Она села, оказавшись спиной к дверям. Место подле нее пустовало-на белоснежной скатерти коротала одиночество хрустальная рюмка, наполненная водкой, накрытая тонким кусочком аппетитного черного хлеба. Тотчас же, она возжелала вкусить именно этого хлеба и отпить именно этой водки-мысль показалась ей целиком логичной, учитывая абсурдные обстоятельства. С трудом удержавшись от запретного действия, она села совершенно прямо, потянулась к сложенной домиком салфетке, расправила ее на коленях и от нечего делать принялась разглядывать гостей, расположившихся кругом. Вельский оказался с противоположной стороны стола-он соседствовал с той самой старухой в черном свитере с блестками и каким-то восточного вида молодцем в линялой футболке. С другой стороны от него, неподвижно глядя на Зою, восседал бородатый гигант-похоже, он успел переодеться в автобусе и теперь был облачен в черную то ли тогу, то ли мантию, застегнутую серебряной брошью на груди. Перед ним, на тарелке лежал неприлично большой кусок ветчины.
Она отвернулась, продолжая чувствовать его горящий взгляд. Потянулась было к салату, но осеклась, когда мимо ужом проскользнул официант-ушлого вида малый с сальными волосами, зачесанными набок. Не замечая Зою, он поспешил к чудовищному бородачу и зашептался с ним о чем-то, кивая и закатывая глаза. Бородач отвечал короткими рычащими фразами, хорошо различимыми даже в гомоне голосов.
Следуя указаниям агента, гости постепенно занимали свои места. Стул слева от Зои занял совсем пожилой мужчина с аптекарской бородкой. Его глаза живо блестели из-под круглых стекол очков. Он лишь улыбнулся ей как старой знакомой и тотчас же, потеряв всяческий интерес, увлекся беседой со своей соседкой.
Убедившись, что гости расселись, агент подошел к Вельскому (или, все же к бородачу), и по - военному обвел рукою зал-мол, все в порядке. Бородач рыкнул что-то невразумительное в сторону Вельского. Тот, спохватившись, резво подскочил на месте и принялся назойливо стучать вилкой по рюмке, наполненной водкой, что была зажата в его руке.
-Минуточку, минуточку внимания!-пищал он.
Постепенно, гости успокоились. Зоя и сама не без интереса готова была послушать Вельского. Последний, открыл было рот, но в этот момент произошло что-то сокрытое от ее взгляда, но вызвавшее большой ажиотаж среди гостей, находящихся лицом к дверям. Очевидно, пришли запозднившиеся сотрудники.
Однако, повернув голову, она увидела двух давешних гробовщиков-вид у них был дикий и тем более неуместный в стерильно-чистом зале кафе. Они были измазаны черною землей с ног до головы-их комбинезоны и руки, впрочем, покрыты были не только грязью, но и какими-то багровыми пятнами. За спиною, каждый из них держал по тяжелому холщовому мешку. Рабочие осоловело мигали-судя по всему, оба были в стельку.
Зоя с удивленно наблюдала за тем, как невесть откуда взявшийся агент похоронного бюро подскочил к гробовщикам и вопреки ее ожиданиям не прогнал их, но потянул за собою, куда-то прочь из зала, в сторону кухни. Рабочие, подобно баранам последовали за ним, оставляя за собой грязные черные следы. Мешок того, что шел позади казался влажным-несколько тяжелых капель упали на светло-бежевую плитку. Зоя проводила их взглядом, пока они не исчезли за дубовой дверью, разминувшись с тучной старухой в униформе и со шваброй. Уборщица, натужно скривившись, принялась вытирать грязный пол,то и дело косясь на Зою красным от усилий глазом.
-Товарищи!-она снова посмотрела на Вельского. Последний застыл монументом с рюмкой водки в руке,-Позвольте…. У всех налито?-развязно пискнул он.-Ну коль так…
Кто-то плеснул ей водки. Зоя глянула на соседа слева-тот улыбнулся и даже подмигнул. После чего устремил внимательный взгляд на Вельского.
-Андрей Ильич был не просто и не только руководителем,- вещал Вельский,-Он был, по признанию многих, если не всех сотрудников, отцом и, пользуясь морской терминологией -главным двигателем нашего предприятия. О чем многие из нас не догадывались до того самого момента, когда коварная болезнь подкосила его, подобно,-он затуманено посмотрел на бородача, но последний сосредоточенно поглощал ветчину,-ну, когда болезнь подкосила, словом. И вот, после долгой и изнурительной битвы со злокозненным врагом, наш руководитель и друг нашел вечный приют под сенью небес. «Там ему лучше»-расхожая и такая избитая фраза, но я уверен, я настаиваю, что Андрей Ильич обрел целый мир и прямо сейчас слышит и видит нас,-он обвел зал диким взглядом, остановился на Зое и вперившись в нее, продолжил,-Каждого из нас, нашу любовь и преданность и …-он всхлипнул…-Простите, мне тяжело говорить, ведь я был так близок с по…с Андрей Ильичем и теперь, когда его не стало мне кажется, будто от моего сердца отщипнули кусок и сердце мое болит. Но я верю-человек жив деяньями своими и памятью о себе! Андрей Ильич за годы работы сделал так много, что память о нем не угаснет в наших сердцах и умах никогда. Умирая, мы передадим рассказы о нем нашим детям, а дети наши-своим и так будет продолжаться, пока существует Земля. Мы всегда, всегда будем чтить память об этом великом человеке. Его любовь в нас. Его учение в нас. Его плоть,..-в этот момент, ужасный бородач крякнул, очевидно поперхнувшись ветчиной и Вельский осекся,-…Да, как говаривал Филипп… Ах, вечная память, друзья, вечная память! - он опрокинул содержимое рюмки в разверстую пасть.
-Вечная память!-раздалось со всех сторон.
-Вы не пьете?-прошипел кто-то в ее ухо. Зоя оглянулась и обнаружила, что сосед придвинулся к ней близко-близко; его спокойное лицо раскраснелось; левая бровь то и дело вздрагивала при этом глаза под очками смотрели мимо нее, скорее в сторону Вельского. С тупым омерзением, она поняла, что левый глаз мужчины-искусственный-он мертво застыл в глазнице. Протез был сделан очень топорно и скорее всего не по размеру, отчего казалось, будто он вот-вот выпадет из лунки.
-Не пьете?-повторил мужчина с неодобрением,-И не едите? Что вы за человек такой?
-Почему же?-Зоя подалась назад,-Пью… Вот, как раз собиралась.-И, зажмурившись, опрокинула рюмку.
Она ожидала привычного жара, но вместо этого не почувствовала ровным счетом… ничего. Водка проскользнула в желудок даже не как вода, но как жидкий сгусток пустоты, не оставив после себя ни привычной горечи, ни послевкусия. С удивлением, Зоя посмотрела на рюмку и даже поднесла ее к носу и, втянув воздух ощутила отчетливый запах спирта.
-Вот так, вот так!-одобрительно загудел сосед,-а теперь закусите хлебушком.-Он протянул тонкий ломтик черного хлеба. Не задумываясь, она приняла ломоть и откусила большой кусок. Против ожидания, хлеб оказался восхитительным- прямо таял во рту. Она откусила еще кусочек, и еще один, улыбнулась соседу-тот ответил ей неожиданно теплой улыбкой и даже поднял вверх большой палец с грязным обгрызенным ногтем, а после обвел рукою стол, явно приглашая ее отведать закусок.
«А почему бы и нет?-пронеслась шальная мысль,-В конце-концов, я здесь вдова звезды или что? Уж коль мой муж оказался таким значимым человеком, не покушать ли всласть в его честь?»-события сегодняшнего дня нелепым хороводом кружившие в ее голове разом отступили и внезапно, она осознала, что голодна и, более того-навеселе. Безвкусная водка-таки сделала свое дело-выпив на голодный желудок, она захмелела. Что же касается прочих странностей-что ж, мир наполнен несуразицами-в конце-концов, не каждый день приходится хоронить мужа, который откусил себе язык перед смертью и выплюнул…-она хихикнула,-выплюнул ведь, гаденыш… Нет, право, это ж надо было так…-она снова хихикнула.
-Я вам еще плеснул,-развязно ткнул ее вбок сосед,-К слову, позвольте представиться, я-Гонконг Петрович. Ивлин, если позволите.
-А я Афина Карповна Свингова,-перегнулась через его плечо старушка в диковинной шали, сидящая слева от него,-в прошлом балерина, а нынче-полковничья жена!
Зоя умалишенно кивнула и потянулась к рюмке. Единственным логичным разрешением всех проблем оставалась водка. Напившись, она перестанет воспринимать козни воспаленного рассудка как реальность и, скорее всего уснет по обыкновению. А завтра будет новый день и…новая жизнь.
-Вот, отведайте чебурек!-Ивлин протянул ей блюдо, на котором исходили жиром несколько маленьких пирожков,-отменный знаете ли, вкус. Поданы с пылу с жару!
-Именно так,-подтвердила Свингова. В руках она сжимала один из пирожков; масло капало прямо на ее чопорную шелковую блузку и оставляло жирные подтеки,-Свежайшее мясо!
Зоя деланно улыбнулась и аккуратно взяла чебурек. Стараясь не измазаться, она откусила кусочек и тотчас же захотела откусить еще и жевать, жевать, наслаждаясь потрясающе-нежным вкусом мясной начинки.
-Я вот всегда на похороны прихожу пожрать!-одобрительно гудел Ивлин,-и надрюкаться в говно. Так, бывает, и тянет, надрюкаться в говно. А вы как к этому относитесь…мнэ-э-э…-он подозрительно уставился на Зою,-Вы вообще-кто?
Она чуть не подавилась.
-Я…-внезапно ей захотелось солгать и представиться кем-то праздным, а возможно и посторонним. Стать таинственной гостьей. Прожевав очередной кусочек чебурека, она не стесняясь ухватилась за рюмку и выпила ее всю. Водка обожгла неподготовленное горло и лавой низверглась по пищеводу. Зоя твердо решила не обращать на подобные метаморфозы внимания.
-Я-вдова покойного,-произнести слово «вдова» оказалось несколько сложнее, чем она думала. Ей почему-то хотелось сказать: «Вова» или, возможно-«Лева».
Ивлин изумленно задрожал бровью.
-Вот как-Вдова! Стало быть – вы она и есть! Это я удачно зашел!-и он закудахтал совсем по-курьему.
-А я вам карпаччо сварганила,-фривольно брякнула Свингова,-Не побрезгуйте!
Зоя не побрезговала и карпаччо, оказавшимся совершенно восхитительным и тартаром на гренках, поразившим ее тончайшим вкусом и нежным сладковатым ароматом и холодным балыком, пришедшимся ей, впрочем, излишне сочным. К моменту, когда официанты принялись подавать горячее, она основательно захмелела и ощущала тяжесть в желудке. Но голод не унимался. Вокруг нее то и дело произносили тосты, гости чокались и смеялись, совершенно не скрывая хорошего настроения. Кто-то подливал ей в рюмку и вот уже она обнаружила себя сидящей в обнимку с осоловевшим Ивлиным. Последний преданно сжимал ее ладонь в своих потных ладошках и шептал о романтическом путешествии в Северную Корею.
-Послушайте,… П-послушайте же!-она уже давно не была так пьяна и не чувствовала себя такой…молодой? Да! Она снова, пусть лишь на миг, пусть на поминках собственного мужа стала молодой. И желанной! Ивлин не являл собой апологет мужской красоты. Был он стар и был он неухожен, но сейчас, именно в эту минуту, когда единственный глаз его искрился молниями...
-Что такое?
-Я все хотела спросить… Кто такой этот Филипп?
Он метнул на нее затравленный взгляд.
-Как же так, Зоя Андреевна?-прошептал он, снова превращаясь в разбитого старика, коим собственно и являлся,-Откуда такая звериная жестокость в ваших словах? У меня же внуки, поймите!
Она недоуменно посмотрела на него и открыла было рот, чтобы ответить, но в это время несколько официантов внесли большие дымящиеся подносы, на которых живописно расположились душистые куски жареного мяса. Запах показался ей смутно знакомым.
Гости воодушевились. Некоторые из особо захмелевших принялись стучать вилками и ножами по столу, требуя угощения. Официанты расторопно сновали вокруг стола, усердно накладывая пахучее мясо на тарелки. Когда один из них оказался рядом с нею с подносом наперевес, Ивлин с павианьей ловкостью ухватился за парящий кусок рукою и тотчас же впился в мясо крепкими белыми зубами.
Зоя было протянула тарелку, но официант пронесся мимо, не удостоив ее и взглядом. Она посмотрела на Ивлина, но тот увлеченно грыз свой кусок и делал вид, что не замечает ее.
-Зоя Андреевна,..-прошелестел кто-то справа от нее. Оглянувшись, она с удивлением обнаружила Вельского, примостившегося на пустой стул. Перед ним все так же стояла чарка с водкой, предназначенная для мужа, однако кусок черного хлеба, прикрывавший ее куда-то пропал-очевидно, упал под стол.
Он протягивал ей небольшое блюдце с чем-то, искусно обложенным листьями салата.
-Отведайте, прошу вас. В этом заведении не подают ничего более восхитительного, однако, блюдо настолько дорого, что я позволил себе заказать лишь одну порцию… Для вас. – и он склонил голову, словно вассал перед сувереном.
Не задумываясь, она приняла блюдце из рук и поставила его прямо на свою не очень чистую тарелку. Аккуратно отрезала кусочек и, положив в рот, принялась жевать, стараясь прочувствовать весь вкусовой букет.
Мясо показалось ей весьма пресным, хотя и мягким. Более всего, хваленый шедевр напоминал… Напоминал…
Продолжая механически жевать, она подняла голову, удивляясь необычной тишине. Гости прекратили галдеть, елозить вилками по тарелкам и произносить бесконечные пьяные алаверды, столь неуместные на поминках. Все лица были повернуты и к ней. Четыре десятка глаз сверлили ее с яростным любопытством и давящим нетерпением.
-Зоя Андреевна,-просипел Вельский, отхлебывая из мужниной рюмки,-Признайтесь-это божественно?
Она выплюнула полупрожеванный кусок мяса на тарелку.
-Вячеслав Владимирович,-хмель разом испарился будто и не было его. Вернулся давешний страх. Теперь он казался более острым, словно клинок в животе,-Если это намек… или шутка, то я не понимаю…
-Секундочку,-он встал и отчего-то зашел за ее спину так, что она не могла видеть его. Положил руки ей на плечи.-Дорогая моя, утрите слезы. Ваша скорбь скоро минет. Позвольте мне,-его голос из шипящего стал звонким, громким и, отражаясь от сводов, зазвенел чистым эхом,-провозгласить волю Андрея Ильича!
-Какую волю, какую волю?-она елозила, тщетно пытаясь выскользнуть из его хватки,-Что происходит?
-Ваш муж,-раскатисто произнес Вельский,-оставил завещание.
Именно в этот момент, ее страх перерос в ужас. Она более не спала, не грешила на переутомление и игры воспаленного рассудка-она была почти трезва и дрожала так как должно быть дрожит в смертной муке детеныш антилопы при виде львов, подбирающихся к нему, когда последняя надежда потеряна и остается лишь ждать, ждать…
-Не было никакого завещания,-пискнула она,-Не было!
-Известного вам,-уточнил Вельский,-Но, у Андрея Ильича была и друга семья,-его рука взметнулась из-за ее спины, на секунду разжав хватку и обвела гостей. Многие заулыбались.
-Когда он почувствовал скорый конец, Зоя Андреевна… Когда пришло время платить по счетам и упокоиться рядом с Валерием, он продиктовал Душеприказчику последнюю волю.-он снова вцепился ей в плечи.-Кирилл Мефодиевич,зачитайте, полжалуйста.
Бородатый гигант по ту сторону стола медленно встал, расправил плечи и порывшись под накидкой, извлек скомканный лист бумаги, покрытый омерзительными пятнами.
Исчезли все звуки. В наступившей тишине, каждое произнесенное слово было подобно выстрелу.

***

-Человек есть червь. Мы все-ходячие трупы, наполненные гниением. Таковые мысли не покидали меня с раннего детства. В родителях и друзьях, я видел мертвецов, дышащих лишь по нелепой ошибке. В младенцах чудились мне сгнившие до кости тела. Вид стариков и калек служил доказательством тому, что жизнь- нелепая шутка, отвратительная и жестокая игра, призом в которой служит смерть. Я не мог понять-намеренно ли создана жизнь, или сама жизнь –есть вторичный продукт смерти, ее отрыжка и вечный компаньон. Я осознавал, впрочем, что жизнь, буде она не случайной, есть доказательством чудовищной жестокости мироздания, равно как и патологического чувства юмора Высшего Разума, в существовании которого я, увы, не сомневался. Ибо, было предсказано, что человек смертен и дни его сочтены. И все есть суета сует и всяческая суета. Дни наши проходят подобно весеннему дождю и следы наши словно капли воды, высыхающие под ярким солнцем на растрескавшейся земле. Миг, и нас нет. Есть лишь страж вечности-Смерть и в ней я видел глубочайший, сакральный смысл. Смерть-лекарство, тогда как жизнь- побочный эффект. Смерть-врата, тогда как жизнь-путь к этим вратам, каменистая тропка, заросшая колючим кустарником.
Я боялся только того, что смерть, в милости своей открывающая нам путь, на самом деле несет забвение. О, это было бы в духе Божественной Сущности-подарить нам надежду для того, чтобы отобрать ее вместе с последним ударом сердца. Я искал, видит Неназываемый, как я искал ответы! В заброшенных домах и разлагающихся на жаре мертвых кошках, в смрадных ночлежках и собственных снах. Я искал доказательства вечной жизни, но находил пыль и тлен.
Так было до того как я встретил Филиппа…
…Она слушала, затаив дыханье. Во рту до сих пор ощущался привкус омерзительно постного гнилого мяса; крепкие руки Вельского все так же сжимали ей плечи, но она слушала и слышала каждое слово. Ей было страшно как никогда в жизни и в то же время, почти осознав скорый и мучительный конец-почему-то в этом у нее не было сомнений, она продолжала внимать зловещему Душеприказчику.
-…Он был крошечным, совсем крохой, наш Филипос и радовался каждому дню так, будто осознал в полной мере, что вскорости умрет. Я не припоминаю его хмурым или плачущим-он много смеялся и был заводилой во всех наших детских проказах. Именно он научил меня по-настоящему ценить каждый прожитый день. Именно он был моим проводником в вечность.
Вы все знаете, что случилось в то роковое утро. Его отец, сумрачный и толстый Валерий, вот уже год как жил в собственной машине, ржавых «Жигулях» синего цвета, изгнанный из дома за пьянство и дебоши. Каждое утро, он ковылял мимо детской площадки спотыкаясь и стеная. Останавливался напротив забора, вдавливал свое медвежье рыло в металлическую сетку и ревел, взывая к сыну. Филипп никогда не отвечал отцу, не хмурился и не переставал улыбаться, лишь тень порой набегала на его открытое и дружелюбное лицо.
Вечерами, неистовый Валерий полз на четвереньках к своей машине. Падал, гулко ударяясь лбом о холодную тротуарную плитку, и снова полз, оставляя за собой густой черный след. Порой, он засыпал подле машины, порой лучи рассветного солнца заставали его прямо у детской площадки, окровавленного… обрыганного…
Так было и в тот ужасный, наполненный предзнаменованиями день. Я видел, видел, но не осознавал и малой толики знаков, что были ниспосланы нам. С утра, на качели присел черный ворон. В клюве, он сжимал березовую ветвь. Перья его отливали тьмой глубочайшей могилы.
За полдень, соседка с восьмого этажа-ее дальнейшая судьба столь же чудовищна, сколь и омерзительна, ВЫШЛА НА УЛИЦУ В ДЖИНСАХ… Но и тогда я не узрел грядущую катастрофу.
Филипп отсутствовал на детской площадке весь день. Я то и дело бегал к нему домой, однако на мои звонки, ни на мой отчаянный стук никто не открывал. Ближе к вечеру, когда закат оросил кровью песок детской площадки и зловещие тени турника, марсианскими треножниками заскользили по земле, я, не выдержав, совершил, пожалуй, самый дерзкий и смелый поступок в жизни-подкрался к монструозным «Жигулям» Валерия и заглянул внутрь, сквозь грязное стекло.
Поначалу, я не понял, что именно увидел. Осознав же весь кошмар, сокрытый мутным стеклом, я потерял сознание.
Полагаю, история великого Филиппа доподлинно описана в Книге Грязи и хорошо известна каждому из вас. Одиозный Валерий выкрал его из дома, усыпив жену толикой лживых обещаний и бутылкой дешевого коньячного спирта. Пытаясь завоевать расположение невинного дитяти, он повез Филипоса на пляж, на дикий, каменистый пляж, где волны гноистого моря разбиваются о заросший могильной зеленью берег. Там, раздевшись до трусов, он потащил младенца в воду-Филипп отчаянно вырывался, но Валерий, архетип зла и ненависти, был неумолим. Он бредил о том, что пора научиться плавать, о потрясающих видах, открывающихся с волнореза, о буях, окрашенных корабельной краской, о стаях дельфинов и катранов, соперничающих в открытом море. Филипп взывал к отцу, но негодяй был неумолим. Приказав ребенку держаться за спину, он бросился в бушующее море и поплыл в сторону волнореза, распевая дикие кабацкие песни.
Стоит ли воспроизводить все детали этого ужасного заплыва? Напоминать вам, о слушатели о том, как ровно в десять пятнадцать утра Филипп соскользнул с узкой спины пропойцы-отца и ушел под воду? Как отчаянно он сражался за жизнь, как барахтался и кричал, выпуская драгоценный кислород? Как, запутавшись в водорослях, наконец сдался и сделал последний в своей жизни вдох?
Как доплыв до волнореза, Валерий еще долго расписывал сыну великолепие морских просторов, пока наконец не осознал, что ребенка рядом нет? Как в тупом животном ужасе, нырял раз за разом в тщетных поисках сына? Как ближе к полудню, наконец, наткнулся на тело, увитое зелеными жгутами Algae…
Он вытащил ребенка на берег, и попытался вернуть к жизни, растирая окоченевшие руки и ноги утопленника и делая ему искусственное дыханье, словно зловонный воздух, вдуваемый в стылые легкие мертвеца мог оживить его.
Осознав тщетность своих попыток, бледный от стыда и полуденного зноя, он, наспех одевшись, понес труп сына домой, вдоль залитых безжалостным солнечным светом улиц, мимо оживленных перекрестков и летних кафе, где красивые холеные люди потягивали коктейли, не удостаивая его и взглядом.
Валерий не стал возвращать тело ребенка матери, о, нет. Вместо этого, он заперся в наполненной жаром машине и закрыв все стекла, прижал малыша к себе. Обливаясь потом в раскалённом салоне, он все крепче обнимал тело сына и тихонько выл, моля о смерти… О прощении. Но смерть не приходила…
Бородач прервал чтение и устремил горящий взгляд на Зою. Она отвела глаза, не в силах выдержать напор чудовищной злобы. Гости не дыша, открыв рты смотрели на Душеприказчика;с лоснящихся подбородков капала густая слюна;некоторые вывалили на удивление длинные малиновые языки и часто-часто, по-собачьи дышали, то и дело, облизывая носы.
-…И вот, когда сумерки пали на изнывающий от зноя город, обезумевший от жажды и горя Валерий, снова приник к губам сына, тщетно пытаясь вдохнуть искру жизни в холодное синее тело. По наитию ли, или повинуясь приказу из тех сфер, что лежат за гранью Тьмы, он…-тишина стала почти осязаемой,-…впился гнилыми зубами в мягкий язык ребенка и откусив его, принялся жевать пресное пористое мясо. Давясь и воя, он проглотил язык и потерял сознание, а через несколько мгновений-скончался, не приходя в себя.
Но в смерти своей, он дал жизнь тому, кто родившись через положенный срок из его гнилой утробы, вырвался из плена могилы и избрал меня своим наместником и первым учеником.
Я никогда не забуду как встретил его на детской площадке- измученным и…голодным. Помню свои чувства-страх, изумление, боль и, несомненно-радость. Чистая незамутненная радость от того, что мой друг вернулся, принеся с собой не только доказательство вечной жизни, но и учение, благодаря которому мы все никогда не умрем!
Толпа взревела. Бородатый вскинул руку и повинуясь его жесту гости застыли, напряженно глядя то на него, то на Зою.
-Вы знаете, что тело Филиппа похоронили рядом с телом его отца, на окраине Таировского кладбища, на диком поле, с видом на Крематорий. Вы знаете, что истинный, возродившийся Филипп прогрыз себе путь из черного нутра своего родителя, сквозь толщу жирной могильной земли, кишащей червем. Вы знаете, что жизнь, вечная жизнь возможна лишь в смерти. Вы все, все до единого пользовались Великим Учением каждый день, просыпались с ним, дышали им. Ваши сердца бьются лишь потому, что так угодно Филиппу. И после смерти, вы восстанете не в иллюзорном и пропахшем смрадными цветами раю, придуманном эскапистами, страшащимися Конца, но здесь и сейчас. Во имя Филиппа!-голос бородача звенел и перекатывался под сводами зала. Слушатели хрюкали, ревели и визжали, стараясь всем своим видом выказать лояльность.
Внезапно, Вельский доселе неподвижно стоящий за спиной Зои, еще крепче ухватил ее за плечи- сильные пальцы мяли плоть как глину, приковывая ее к месту. В тоже мгновение, сосед слева, окончательно потерявший человеческий облик, синеликий, с выпученными глазами (левый, стеклянный теперь почти выкатился из глазницы и она видела, что к тыльной стороне протеза крепится толстая, белесая трубочка, испещренная кровеносными сосудами), метнулся к Зое, клешнею ухватился за щеки, сжал их так, что она почувствовала как трещат кости и вынудил ее широко открыть рот. Правой рукой, он загреб с тарелки язык в майонезе и запихнул кусок гнилого смрадного мяса ей глубоко в глотку. Зоя захрипела, забилась в медвежьих объятьях Вельского-на секунду ей показалось, что она умирает, ей было нечем дышать и ужасный зал начал выцветать, таять в тенях. Она попыталась отхаркнуть вонючее мясо, но лишь забилась в судорогах и ударилась бы лбом прямо о тарелку, если бы ее не удерживали. С хрипом, отчаянно пытаясь вдохнуть, она ощутила как пальцы монструозного соседа все глубже и глубже проталкивают мясо ей в горло и вдруг, болезненный и омерзительный комок проскользнул по пищеводу. Зоя сглотнула; слезы градом катились по лицу; слизь обильно текла из носа.
Все еще хрипя и задыхаясь, она втягивала в себя воздух. Перед глазами плясали фиолетовые круги. Сердце заходилось в приступе аритмии. Но, почему то, ей было совсем не страшно. Ей было… все равно.
…-И вот мой Завет!-донесся до нее голос бородача. С трудом подняв голову (теперь ее никто не держал; Вельский сидел рядышком и приветливо улыбаясь, рвал на куски сочную и румяную от прожарки человеческую ступню), она попыталась сконцентрировать внимание на словах Душеприказчика, ощущая болезненные распирающие спазмы в желудке.
-Берегите себя! Ешьте только гнилое мясо! Пейте могильную воду! Не позволяйте чужакам глумиться над нашей верой и нашим учением. Умирайте, разлагайтесь и возрождайтесь в утробах своих близких. Во имя Предвечного Филиппа!
Теперь колики в ее животе следовали одна за другой без остановки, будто что-то стремительно росло внутри. Она прижала было руки к животу, но тотчас же отдернула их, почувствовав сильный и злой толчок. Перед глазами двоилось; во рту появился солоноватый привкус. Она бездумно сплюнула в тарелку и с отстраненным любопытством отметила, что белесые майонезные разводы окрасились алым.
Вокруг шумели гости. Некоторые, вереща от возбуждения, вскакивали на стол и носились по нему на всех четырех, то и дело припадая к мясным угощениям и выхватывая особо лакомые куски крепкими зубами. Кто-то непрерывно выл; учительского вида женщина в темном брючном костюме грызла стол-дерево трещало под неистовым напором ее челюстей.
Ее вырвало кровью. Гости восторженно взревели и захлопали, приветствуя агонию.
Зоя попыталась было закричать, но из горла выходили лишь булькающие влажные звуки. Боль пожирала ее изнутри, подобно кислоте. Захлебнувшись, она выгнулась в судороге- что-то рвалось внутри нее, прогрызая себе путь наружу.
Зрение затуманилось. Зал погружался во тьму. Теперь звуки оргии доносились до нее как сквозь толщу воды-люди превращались в тени, тени выцветали и сливались с наполненным звоном воздухом. Даже чудовищная боль казалась обособленной, будто кем-то уже пережитые и давно позабытые страдания.

***
За миг до смерти, ее взор прояснился. Она увидела мальчика, стоявшего на столе прямо перед нею. На нем был грязный черный костюм; лакированные ботинки испачканы в глине, на правой штанине зияла дыра сквозь которую просвечивала белая плоть. Лицо ребенка излучало… любовь.
Он встал перед нею на одно колено, приблизил свое лицо к ней так, что она почувствовала запах тлена, исходящий от его блестящей влажной кожи и улыбнувшись, нежно взял ее за щеки липкими мягкими пальцами. Нагнулся еще ниже и…
…Его рот раскрывался все шире, шире, шире, пока не закрыл собою весь мир. В глубине черной, изъеденной язвами глотки копошился тугой клубок червей.
В ту самую секунду, когда существо, разрывающее ее внутренности, прорвалось сквозь мышечную ткань и кожу и издало первый крик, исполненный ярости, он поцеловал ее.
Зоя умерла, чувствуя как его черные зубы откусывают ей язык.