Шева : Девятого марта

Кротов стоял на перроне метро, тупо уставившись на литые буквы названия станции на кафельной стене напротив.
Стоял неустойчиво, ибо как еще может стоять настоящий мужчина на второй день празднования женского дня?
Компенсировалась эта неустойчивость стойким, ни хрена не выветрившимся за ночь постпраздничным амбре вчерашних возлияний.
Кротов размышлял.
Но чем больше он размышлял, тем всё чётче в голове выкристаллизовывалась одна, но очень убедительная в своей сермяжности мысль, - какой же всё-таки хреновый день девятое марта!
Голова, тремор, сушняк, гадкий привкус во рту, печальные воспоминания о просраных деньгах, о бездарном завершении так хорошего начинавшегося и многообещавшего вчерашнего бурлеска.
- Куда-куда вы удалились? Ага.
Где-где? Именно там.
Грубо говоря - в нигде.

С шипением и грохотом открылись двери подошедшего поезда.
Пропуская выходящих людей, Кротов бросил взгляд в вагон. И несмотря на своё измученное и больное состояние, сразу обратив внимание намётанным глазом на наличие в вагоне вопиющего и возмутительного безобразия, он воспрял, и шагнул в вагон уже с боевым настроем пертурбатного юнца, долго искавшего приключение и, наконец, нашедшего его.
Типа того, как Дон Кихот Ламанчский загорелся, увидев пресловутые ветряные мельницы.
Кроме того, еще одной причиной такого внезапного оживления и возбуждения Кротова было достаточно гадкое, мерзкое и низкое чувство, увы! присущее большинству из нас.
Ничто так не поднимает настроение, когда тебе херово, как вид того, кому еще хуже, чем тебе.
Чтобы не потерять так заинтересовавший его объект, Кротов специально стал рядом с ним. Удобно ухватился за поручень, осторожно огляделся.
Народ или действительно был занят своими обычными делами, как-то: втыканием в гаджеты, чтением электронных книг, разгадыванием кроссвордов, покачиванием головой в такт музыке в наушниках, утренней дрёмой, перебиранием в голове с сосредоточенным видом чёток насущных проблем, или делал вид.
Не желая нарваться на ненужное.
Даже сидевшая на ближнем к Кротову сидении миловидная худенькая девушка, похоже - студентка, сонно и индифферентно смотрела перед собой, лишь иногда чему-то про себя улыбаясь.
- Видно вспоминает вчерашний день, - позавидовал Кротов.
Затем осторожно перевёл взгляд на стоявшего рядом мужика.
Мужик был самый что ни на есть обычный.
Лет сорока пяти, среднего роста, средней упитанности. Хорошее открытое лицо, лоб с залысинами, никаких хвостиков с резинками или серёг в ушах.
Весенняя лёгкая курточка, за спиной - рюкзак.
И выражение лица у мужика было, - Вот еду себе, тихо-спокойно. Ни к кому ничего не имею. Так что - отъебитесь от меня.
Последнюю фразу Кротов от себя придумал.
Потому-что из-под наглаженных брюк мужика торчали ярко выделяющиеся на сером полу вагона белые босые ноги.
Ни обуви, ни носков на мужике не было.
Последнее почему-то буквально резануло Кротова по сердцу.
Вроде как невзначай заглянув в глаза незнакомца, Кротов вдруг увидел и почувствовал в них вселенскую боль и такую глухую тоску, какая бывает только у человека, неожиданно выпавшего из привычной, накатанной жизненной колеи и, наоборот, к своему безмерному удивлению, попавшего в дикую, ужасную, безвыходную ситуацию, из которой, может быть, и выхода-то нет.
Типа - как Робинзон Крузо.
Или, еще хуже, - голый инженер Щукин на седьмом этаже с намыленной жопой и захлопнувшимся за спиной американским замком дверей чужой квартиры.
И то ли под влиянием нахлынувшего чувства мужской солидарности, то ли под влиянием похмельного синдрома, Кротов наклонился к мужику и негромко сказал ему на ухо, - Братан, может тебе хоть носки одолжить? Я чистые утром надел. Так что - без проблем.
И почему-то вспомнив старинный слоган - Пролетарии всех стран, соединяйтесь!, добавил загадочную, как он считал - масонскую фразу, - Если не мы, то кто?

Но тут с сидения неожиданно поднялась девушка - студентка.
Воткнув свои лучистые глазищи в голобосого мужика, с придыханием молодой Дорониной и трудно скрываемым трепетом она вдруг сказала, будто прошептала, - Мужчина! Может вам и трусы одолжить?
И видно, после непродолжительной внутренней борьбы приняв окончательное бесповоротное смелое решение, изобразила полнейшую готовность совершить замысленное, и придав лицу мужественное и героическое выражение лица Фанни Каплан, уже совсем близко подобравшейся к Ильичу во время митинга на заводе Михельсона, приподняла подол юбки.
Боясь быть ослеплённым увиденным, как истый джентльмен и гордый носитель своей фамилии, Кротов на мгновение даже закрыл глаза.
Хотя тут же открыл их.
Потому что живой, неподдельный, природный мужской интерес мгновенно победил лицемерные догматы классического ханжеского воспитания.
Увы, его чаяния не оправдались.
Потому что выражение лица девушки-героини внезапно трансформировалось в беззащитно-удивлённое лицо Юли Топольницкой в оконцовке известного модного клипа, - когда она лежит на полу в позе «фейсом об тейбол».
И достав тонкую, нежную руку из-под юбки, эта фея, этот ангел во плоти растерянно произнесла, - Блядь! А где же они?