Шева : Иногда (быль)

…Так, детишки, плотнее, плотнее усаживаемся. Должны все поместиться. Всем же интересно. Живая легенда, можно сказать, в гости пришла.
Ну что, вроде всем места хватило? Будем начинать.

…Спасибо, ребята, спасибо. Уважили. Ну, а теперь, - вопросы!
Видел ли я Ленина, спрашиваете?
Видел, да.
В гробу.
Точнее - в саркофаге. Который в Мавзолее…
Живого, говорите? Ну, пацанва, люди столько не живут.
С Василием Ивановичем, спрашиваете? Нет, то Петька.
Гитлера, говорите?
Нет, не я.
А давайте-ка я вам лучше одну историю расскажу.
Не очень весёлую, зато правдивую.

…Я тогда был на последнем курсе мореходки. Шли мы на трёхмачтовом барке «Товарищ» в районе Бермудского треугольника.
Слыхали, небось, что в этом треугольнике иногда происходит?
Вот мне по молодости на своей шкуре пришлось испытать.
Заступил я тогда в ночную вахту. Аккурат четыре склянки пробило.
И ведь, что до сих пор обидно - море-то спокойное было. Так, небольшая зыбь. Никаких намёков не было и в помине.
Луна, помню, ярко светила. Хотя, тоже, иногда скрывалась за тучами.
Но именно в тот момент облака луну не закрывали. Почему я запомнил - потому-что увидел это издалека.
Что это, спрашиваете? Не спеши, сынок, попэрэд батька в пэкло!
Я увидел, будто тёмная, чёрная стена поднялась где-то далеко на горизонте, и неумолимо и неотвратимо приближается к нам.
Поднял бинокль, навёл резкость.
В бинокль уже хорошо видна была грозная, бурлящая верхушка огромной волны, срывающиеся вниз гроздья пены.
Самое удивительное и страшное - звука не было слышно.
Совсем.
Он появился гораздо позже, когда волна уже подошла совсем близко. Причём это был не рёв, это был будто шорох, громкий, пронзительный, свистящий шелест, стократно усиленный до сумасшедшего уровня децибел.
И ведь что интересно - барк накрыло по клотик грот-мачты, но он сумел выкарабкаться.
А я, вот - нет.
Смыло меня этой волной. А «Товарищ» дальше пошёл.
Да, вот такой вот товарищ. Во взрослой жизни, детишки, так бывает.

…Но выжил я, выжил. Иначе не сидел бы перед вами.
Выбросило меня на остров. Как Робинзона, ага.
Но только остров был не необитаемым. А на беду - обитаемым.
Почему на беду? Уж больно аборигены показались мне агрессивными сначала. Думал - съедят. Но нет, - смотрю, я не один белый у них в плену. Таких бедолаг немало оказалось. Но жили мы в разных местах, поэтому едва общались.
В принципе, я вам скажу, жить можно было. Работать-то заставляли, но работа эта такая была, - в радость, можно сказать.
Я много чему на острове научился - и рыбачить, и хижины из пальмовых веток и листьев строить, и одежду из шкур кроить, и коз доить, и даже за малыми детьми смотреть.
Как ко мне относились? Да, в общем-то, никак. Но вот пара-тройка аборигенов - те искренне сочувствовали, помогали. Понравился, видно, я им чем-то.
Тот случай, когда пустячок - а приятно.
А вот кто меня невзлюбил - так это третья жена вождя племени.
Фру-Фру её звали. Что в переводе с ихнего тарабарского означает - Звезда красы неописуемой.
Спрашиваете, как понять - неописуемой?
Ну…это как «писуемой», только наоборот.
Федя, не лыбься, это совсем не то, что ты подумал.

…Когда мне становилось совсем тоскливо, я поднимался на вершину острова.
Оттуда, как на ладони, были очень хорошо видны как южная оконечность острова - с широкими, песчаными пляжами и пирогами туземцев, покачивающимися на медленно накатывающими на берег небольшими волнами, уже утихомиренными коралловыми рифами, так и северная - с отвесными высокими скалами-редутами, разбивающими грозные валы больших высоких волн в пену и брызги.
Именно с северной стороны тесной, сплочённой толпой стояли истуканы.
Кто? Огромные каменные головы. Отличающиеся размерами, но каждая - высотой не меньше пяти метров, а самая большая - высотой, пожалуй, метров в десять.
Чем-то они напоминали истуканов моаи с острова Пасхи.
Тоже были вытесаны из цельных кусков спрессованного вулканического пепла.
Но мои истуканы были поинтересней. Они были человечней, что-ли. В смысле - больше похожи на конкретных живых людей.
Один, например, был с большой кучерявой шевелюрой и тонким, длинным носом.
Другой - тоже, с еще более длинным носом, но совершенно гладкими, прямыми, зачёсанными набок волосами.
Третий - лысоватый, угрюмый, бородатый, с вытянутым, продолговатым лицом. Будто немного не в себе.
Четвёртый, самый огромный, - уже старик, с большой окладистой бородой, близкопосаженными глазами, взгляд - пронзительный. Настоящая глыба.
Кто это был, спрашиваете?
А хе…хрен его знает.
Туземцы говорили - это наше всё!
Что - всё, почему - всё?, не знаю.
Под глыбой, кстати, я прятал хворост, который незаметно от туземцев натаскал.
Всё мечтал, - вот увижу недалеко от острова корабль, подожгу, - огниво у меня тоже было припасено, - Бог даст, заметят, - спасут.
Хотя, если честно, привык я уже к жизни в племени, и уезжать с острова особо-то и не хотелось.

…Но шаг за шагом довела меня Фру-Фру своими мелочными придирками до белого каления. Женщины - они в этом талантливые, они умеют.
Имейте в виду, пацаны, когда за косички дёргаете.
Да еще попили мы как-то хорошо с местными камрадами перебродившего ананасного сока, - не анисовая, конечно, но отличная штука, я вам скажу, да и высказал я ей всё, что я о ней думаю. И даже чуток больше.
Ну, ясное дело, она в слёзы, к вождю племени, - маленьких обижают!
Вождь вызвал, предъявы мне кидает, - накосячил, мол.
Я - в отказ: матрос ребёнка не обидит.
Вердикт был суров: с острова на…, как бы вам это поточнее объяснить…на вольные хлеба, одним словом.
Но это звучит только красиво. А на самом деле решили меня продать племени людоедов с соседнего острова. А точнее даже не продать, а обменять.
На трёх поросят.
Тем-то они без надобности, они только человечину едят.
Как поросят звали, спрашиваете?
Ну конечно же, - Ниф-Ниф, Нуф-Нуф и Наф-Наф.
Вот такой, я бы сказал, неравноценный обмен. Хотя, как сказал вождь, трёх поросят на одного большого свинтуса, - еще неизвестно, кто больше выгадал.
Посадили меня в пирогу с двенадцатью людоедами, и поплыли мы. Смотрю я на этих двенадцать друзей Оушена, а они на меня, - улыбаются, облизываются.
Что ты говоришь? - правильно говорить не плавают, а ходят?
Может ты и прав. Опять же, и вождь напутствовал, - да пошёл ты… В смысле - на вольные хлеба.
Пригорюнился я было, но есть, детишки, такая хорошая поговорка: на каждую хитрую филейную часть всегда найдётся болт с левой резьбой.
В моём случае таким болтом оказался английский четырёхмачтовый барк «O-pp-s». Учебный парусный корабль типа нашего «Товарища».
Приметили они нашу пирогу, остановили - что за чёрт, откуда тут белый человек.
Ну, людоеды мои лопочут - мол, они не при делах, но я быстренько глаза англичанам раскрыл.
Вот так я и оказался на свободе.

…А ведь семь лет, семь лет! провёл на острове.
Но знаете, пацанята, иногда бывает, ночью проснусь, и перед глазами лица ребят вдруг встают.
Тех, с острова.
С которыми закорешевал.
Имена их даже помню.
И становится как-то…
Щемит будто что-то.
И перед ребятами почему-то неловко.