bjakinist. : В. Пелевин: «Волшебная лампа Мафусаила…» — бесконечное продолжение

(В. Пелевин, «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами» — М.: Издательство «Э», 2016. — 413 с.)

На вопрос «Пелевин или Сорокин?» Дмитрий Быков глухо в ночи ответил категорически: «Пелевин!» Вопрос этот (впрочем, как и ответ), из разряда: «Любовь или морковь?» Мне кажется, сильно поспешил Дм. Быков, потому хотя бы, что они оба, наши два главных монстра литературных 90-х и 00-х, отнюдь не толкаются. И хотя обоих числят по цеху «постмодерастов», художественные (и шире — творческие) вселенные их совершено различны. Сорокин работает с чужим стилем, Пелевин лишь использует завитушки других стилей, имея вполне отработанный свой. Сорокин транслирует страхи подсознания (но сейчас и он сделался несколько социальным сатириком — такова наша общая селяви). Пелевин на чувства не особо разменивается, предпочитая сухие игры воображения и интеллекта. В чем сходство обоих — так это в том, что за десятилетия литературной карьеры им удалось создать свои миры, воспитать своего читателя. Воспитать в том духе, что любой продукт от мэтра ИХ ПУБЛИКОЙ принимается без возражений (и это как минимум).

Но Пелевину удалось все же больше, чем Сорокину — он не играет в массовую культуру, он органично для себя создает ее, стабильно выдавая в начале осени свой ежегодный продукт… И хотя тот же Быков довольно опрометчиво (как бы непроф. политкорректно) заметил, что продает Пелевин положенную буддисту «пустоту», «пустота» эта всякий раз не совсем ожиданна, а местами и занятной бывает. Кажется, после крайне неудачного, пусто-пусто-пустопорожнего «Смотрителя» Пелевин окончательно отбросил маску «интеллектуала» и в следующем романе позиционирует себя как автора для людей почти невежественных, «разъясняя в простой и доступной форме главные вопросы мировой политики, экономики, культуры и антропогенеза. Содержит нецензурную брань» (из издательской аннотации).

Конечно, и здесь игра в жанр и стиль, но в шутке, как известно есть доля (горчащей, наверно, для писателя) правды… А мне, между прочим, роман показался вполне удачным! Не в том плане, что я в нем «обряк», «обрюк» и т. д. новые знания, углубился в неведомые досель конспирологические и житейские лабиринты, что-то там испытал и открыл. Просто этот роман как бы поймал в фокус самого своего автора, его возможности и его реальную, что ли, творческую стоимость. Кстати, немалую.

Он по-своему почти классичен, этот роман, его композицию стоит изучать грядущим письменникам. Ну, в самом деле, как из окрошки культурных кодов и всяких модных мемов, которые никак не складываются во что-то цельное, составить вполне исчерпывающий в главных ее чертах портрет нашей эпохи? А Пелевину это удается уже самой стройной композицией!

Первая часть дежурным журналистским слогом повествует о некоем брокере Кримпае Можайском, молодом хипстере и метросексуале, который шустрит на бирже в том числе и для генерала ФСБ Федора Михайловича Капустина. Эта увертюра обращена к собственно главному потребителю пелевинского творчества, является в немалой степени портретом самого читателя — а как занятно читать именно про себя! Мишурный блеск и крайнюю непрочность этого блеска читатель ощущает так остро…

Доверие и внимание его завоевано, и можно переходить ко второй части, которая отсылает нас в Россию 60-х гг. 19 века, в имение предка Кримпая — Маркиана Степановича Можайского. Сюда, в имение полуспившегося игрока Маркиана является из будущего команда ФСБ-шников во главе с генералом Капустиным. Цель командировки — переиначить исторические факты и доказать потомкам (нам), что русские обогнали америкосов, первыми поднявшись не только в космос, но даже и просто в воздух. Удалая команда строит в амбаре — он же теперь и ангар — первый русский самолет. Забавно читать (и Пелевин хорошо стилизует речь рассказчика), как очередной среднерусский Обломов встречается с будущим собственной родины, ни фига в этом будущем так и не поняв и даже толком не испугавшись. Сама по себе задумка автора замечательна, но выжал он из нее не слишком много. Хорошо стилизованная речь лишь подчеркивает пустоватость смыслов, вялость сюжетных ходов. И это там, где можно было б все в бурлеск обратить!..

Самая едкая часть романа — третья, «Храмлаг». Вместе с сыном Маркиана Мафусаилом мы переносимся в сталинские советские годы. Здесь, на Крайнем Севере, создан спецлагерь для русских масонов. Чудовищно быстрая ротация зеков возмещается человеческим материалом «уж какой есть», то есть уголовниками. Забавно читать, как в распальцовках и наколках брателл Пелевин «прослеживает» влияние масонских пальцевых знаков и символов. На кожу летописца (и стукача) лагеря Мафусаила будут нанесены важнейшие масонские символы. Ее, эту кожу, после сделают абажуром лампы, которую и подарит в Лондоне Капустин масонам всея Земли в качестве вступительного взноса за право войти в ряды мировой элиты.

Увы, его не поймут, сочтут за варвара, и вся четвертая часть романа будет посвящена лондонским стараниям генерала Капустина исправить свой промах. Один из набольших масонов разъяснит ему, что задача России (политики ее элиты) состоит в том, чтобы оставаться пугалом мира и тем самым поддерживать пирамиду ФРС США, доверие к «зеленому» как убежищу: он, «зеленый»-то, вроде как пустота, но рухни эта пустота — и в какую пропасть свалится мир?..

И это все? — спросите вы. Это много для романа, если учесть, что автор с читателем побывал в нескольких до сих пор ключевых для нашего сознания эпохах отечественной истории и вывел корапь повествования на международную как бы орбиту. В сухом остатке — пелевинская ирония, его откровенное, с подмигиваньем, дерганье за нитки, на которых болтаются главные страшилки и основные шутихи истекшего года. Правда, и досада читателя, зачем автор так густо подмешивает в повествование всякие нудные игры с каббалой или описания то ли триповых, то ли из сновиденных, то ли сочиненных фантасмагорий. Право, порою кажется, писатель гонит оговоренный договором листаж или пародирует интеллектуальную типа прозу. В любом случае, это не достоинство его прозы, собственной, по сути своей сатирической.

Ничего нового очередной ( все же забавный и занятный местами) роман Пелевина читателю не откроет. И кажется, смысл его появления состоит именно в самой регулярности публикации новых текстов: Пелевин стабилен, как наши страхи, как наши упования, как «мемы» и «коды» массовой нашей культуры. В этом смысле весь корпус творений Пелевина есть памятник тому, чего так алчут верхи и низы — стабильности, неизменности сформировавшегося уклада, где все всё знают или догадываются, но главное не подвержено переменам. А значит, можно слегка и поерничать…

И если возвратиться к тому, с чего я начал, то тексты Сорокина самоценны вне личности автора и его литературной судьбы. Пелевин же самим фактом своего творчества — и такого именно стабильно едкого, но неопасного и, по сути, давно «с холодным носом» творчества — показателен как явление эпохи, которую он так усердно осмеивает.

4.10.2016