ZorG : Ванька

- Ванька, ты дурак? – веселились дети, окружив на перемене однокласника.
- Нет – глупо улыбаясь, сказал Ванька – Не дурак.
- Зачем тебе эта папка? Что тут у тебя? – Самая рослая из девочек выхватила из его рук пухлую канцелярскую папку, из которой тотчас посыпались различные бумажки, часть их была обычными бланками из ЖКХ, почты и еще невесть откуда, заполненными неровным Ванькиным подчерком. Другая часть была обычными тетрадными и обычными листами, которые были исписаны той же рукой. – Та-а-акс, посмотрим… Угу… Ага… Договор. Заключается между фирмой ООО “ПищПродукты” и рестораном “Восток”… та-а-ак… подпись Директор Климов Ваня. Ты директор что – ли, а Ванька? – дети весело засмеялись - Ну и где же твой ресторан “Восток”? – Последнее слово она произнесла особенно пафосно.
- Я играю так - пролепетал растерянный мальчик – Что вы привязались? – И заплакал. Он выхватил из рук издевающихся над ним детей свою папку и встал на колени, чтобы поднять листки.

Один из нападавших толкнул его носком ботинка в спину и Ванька, потеряв равновесие, распластался на грязном полу лицом вниз – Придурок! Дурак! Идиот! – кричали дети, тыкая пальцами в лежащего на полу, и навзрыд плачущего мальчика. Им было очень весело. Ваньке – горько. Диагноз ему никто и никогда не ставил, родился с родовой травмой, а что за травма, какую болезнь она повлекла – об этом не знал никто. Ванькину мать мало заботило, как и что там ее сын. Ей было не до того, ибо в нелегкой жизни итак была масса проблем: где найти, чем опохмелиться, и с кем для этого нужно перепихнуться, как растянуть заканчивающуюся пачку “Примы” хотя б до вечера и пр.

Ходить Ваня начал поздно – почти в три года, разговаривать еще позже. Практически с рождения он был предоставлен самому себе, постоянно голоден, избит материными собутыльниками. Игрушек у него не было, поэтому он придумывал их сам. На то, что Ванька отставал в умственном развитии от своих сверстников, тоже всем было глубоко наплевать. Кому интересен чужой ребенок, да еще и инвалид. По всей видимости, у него был ДЦП, потому как двигательная функция была очень нарушена. Нет, он ходил, конечно, без посторонней помощи, но с трудом, приволакивая и неестественно вывернув ногу. Руки и пальцы на них так же были подвержены болезни.

В один из тех периодов, когда мать переставала пить, которые случались крайне редко, она отдала сына в школу, не позаботившись даже о том, что б купить ему какую – нибудь более-менее приличную одежду. Ванька пошел в школу в старом, рваном и наспех заштопанном, рванье. Но ему было все равно, он просто не понимал этого. Он вообще мало что понимал в жизни, а точнее в общении с другими, НОРМАЛЬНЫМИ, людьми. Дети есть дети, им наплевать богатый ты или бедный, черный или белый, умный или глупый, поэтому в начальных классах с Ванькой обращались хорошо, даже наверно любили. Но дети растут. И у них начинают складываться свои понятия о мире.

Тюкать Ваньку начали в шестом классе. Это случилось для него очень неожиданно, и не понятно, почему вдруг его стали бить и насмехаться над ним. Девочки высокомерно отворачивались и задирали носы при виде его, мальчики постоянно пытались поставить ему подножку, толкнуть, или, собравшись толпой, засунуть его немощного и беспомощного в мусорный бак. Почему – то, им особенно нравилось подобное развлечение. До сих пор не понятно, почему учителя и завучи, видящие все происходящее не вмешивались в это. Возможно, им тоже был неприятен бедный юродивый.

Ему было сложно понять, что все эти люди презирают его, даже ненавидят. Только потому, что он инвалид, калека. Ванька все еще думал, что все вокруг его друзья, и что это они так шутят… наверное. Он плакал все чаще. От обиды, что шутка затягивается, от боли, когда он падал, или когда его били, а били его часто, просто так, походя. Только потому, что он слабый, больной, убогий. Рвали ему тетради, учебники. Подкидывали ему в котомку, в которой он носил свои школьные принадлежности, засохший собачий кал и лягушек, которых он очень боялся.

В этом возрасте дети не понимают еще очень многого, у них нет понятия человеколюбия или гуманности… терпимости. Это просто маленькие еще детеныши “человеков”, которые пока еще подчиняются больше инстинктам, чем руководствуются разумом, можно ли их винить? А инстинкт говорил им, что Ванька слабый и больной и он может однажды подвести всю стаю. Естественный отбор. Но если всех их Ваньке все же еще считал друзьями, то дома… Дома, он точно знал, дома – враги, плохие люди, но там еще и мама.

Маму он любил, искренне, настоящей большой сыновьей любовью, но мама не любила его. Ванька был ее бременем, обузой. Домой Ванька идти не хотел никогда, потому что там постоянно было полно каких – то незнакомых мужиков, иногда очень много. Они были очень злые, и ему часто доставались затрещины и тычки от этих пьяных человеческих самцов. От них всегда ужасно воняло перегаром, дешевым табаком, нечищеными гнилыми зубами и потом. Любимым развлечением этих мужиков было положить голую и пьяную, спящую маму, на кровать и по очереди ложиться на нее, чтобы какое – то время подергаться и уступить место другому.

Так было и в этот вечер, мама, как это обычно было, уснула за столом, уронив немытую уже давно голову, на руки. Два, ее собутыльника, которые называли друг друга Колян и Гриша, понимающе посмотрели друг на друга, и потащили маму на кровать, по пути стягивая с нее, грязное, прожженное сигаретами платье. Видя это, Ванька заплакал. Он всегда плакал в эти моменты, ибо понимал, что происходит что-то нехорошее. Раздев ее и бросив на грязный матрас, Колян, спустив до колен штаны, залез сверху, раскинув ноги мамы в разные стороны, и задергался. Мама что-то мычала сквозь сон. Видя это, Ванька спрятал лицо в ладошки, тело его сотрясалось от безмолвных рыданий – он уже давно научился плакать молча, ибо это очень сильно раздражало маминых гостей.

- А че эт ты отвернулся, а? Смотриии, смотри крысёныш, видишь, как мамке нравиться, стонет, блядь. – Обратился к Ваньке Колян, плотоядно щерясь. На лбу его выступила испарина. – учись, глядишь и тебе какая-нибудь ебанутая даст хоть раз. – Они оба в голос заржали – Смотри, блядь! Я кому сказал?
- Небуду-у-у-у - провыл Ванька, размазывая слезы по лицу.
- Смотри, сука – Гриша, подскочил к ребёнку и наотмашь ударил его тыльной стороной ладони, от чего Ванька ударился головой об стену – Я тебе покажу, как взрослых не слушаться, ублюдок.

С этими словами, Гриша опрокинул мальчика на пол и сдернул с него штаны
- Щяааас, я тебя научу слушаться, сученыш – и несколько раз стеганул по обнаженной заднице ремнем, оставляя на ней багровые полосы. Ванька закричал. – Орешь?! Ори, ори, калека ёбаная, никто тебя не услышит, и мамке твоей на тебя похуй, всем на тебя похуй. И снова со свистом ремень рассек воздух. Внезапно, сквозь алкогольный дурман, в его мозг проникла мысль: “Блять, а ведь правда никто не услышит!” - Давай, Колян, не торопись, я тут придумал чем заняться – и он стал расстегивать ширинку. Руки его тряслись от возбуждения. – Тут жопа не порченая, ах-ха-ха-ха-ха …

…Тела одиннадцатилетнего мальчика и его матери нашли на следующий день очередные “гости”. Тело мальчика было сплошь покрыто синяками и гематомами, прижжено в нескольких местах окурками сигарет, левая рука сломана в локте. На теле женщины также были обнаружены побои, голова ее была проломлена тупым предметом, в области виска, именно этот удар, по заключению судмедэксперта, явился смертельным. У обеих жертв обнаружились очевидные признаки сексуального насилия. Мальчик умер от болевого шока.

- Да ты че?! Правда, что ли? Офигеть, так ему и надо, он же придурком был, да и мамаша у него бомжиха, я её видел один раз на вокзале, грязная вся, в синяках. Блин, одно только плохо – скучно теперь будет… Хотя, погоди-ка… Эй, очкарик, иди-к сюда – Из угла класса подошел тощий долговязый мальчик, в очках с толстенными линзами в роговой оправе – Хочешь я тебе сливу поставлю?
- Не надо Санёк – заканючил очкарик
- Эх… Надо! – наигранно тяжело вздохнул Санёк и, с понимающим выражением лица, сильно ухватил двумя пальцами нос очередного изгоя. Человеческие детеныши продолжали укреплять свою стаю.