Братья Ливер : Узор лабиринта (III)

- 3 -

Боль. Острая и ненасытная боль пожирала тело, с особым остервенением вгрызаясь в голову. При каждом вдохе выжигало грудную клетку. Откуда-то извне просачивались голоса.
С огромным трудом Алексей разлепил веки. Над ним нависал грязно-серый потолок в трещинах и разводах. Из плафона лился режущий ядовитый свет.
Алексей попробовал приподнять голову с подушки. Боль заполыхала сильнее. Всё, что можно было себе позволить, это скашивать глаза, пытаясь зацепить часть пространства. Всюду, куда удавалось дотащить взгляд, царила кафельная муть больничной палаты. В поле видимости попадали пять коек, на которых лежали люди – кто в бинтах, кто в гипсе. В воздухе висели запахи хлорки, пота и залежалого мяса. Алексей поёрзал языком во рту, ощутив непривычные пустоты, торчащие осколки зубов.
– О! О! Мужики, смотри, это, новенький оклемался! – возвестил прокуренный голос откуда-то сбоку. – Ты лежи-лежи, земляк, не дрыгайся. У тебя ж наверняка там рёбра-то все в кашу переломаны.
– Где я? – тихо спросил Алексей и зажмурился. В глазах разливались радужные пятна, похожие на бензиновую плёнку на поверхности луж.
– Ты в «травме», парень, – гундосо ответили из другого угла. – И лежи смирно. А то вроде, врачи меж собой говорили, у тебя, может, внутреннее кровотечение. Дёрнесся, дрыгнесся и – херак! – обратно в реанимацию!
Алексей поморщился – и от боли, и от услышанного. Где он был, когда вырубился? Как попал сюда? Память просыпалась нехотя, высвечивая отдельные кадры происшедшего. Чтобы отвлечься от гнёта действительности, он попробовал склеивать эти кадры в единую ленту.

***

Алексей погасил экран с монохромными качками, натянул кроссовки и вывалился из затхлости квартиры. Хотелось пройтись, глотнуть промышленного смога. Он прошагал пару кварталов, когда его тормознула цветастая вывеска, гласившая: «БАР ПРОТЕИНОВЫХ КОКТЕЙЛЕЙ». Пройти мимо было нельзя, Алексей вошёл внутрь.
В тесноватом помещении скучало несколько шкафообразных парней. Играл «Раммштайн», со стен влажно глядели красотки в бикини. Алексей пошелестел меню, заказал стакан «Эликсира Арнольда» и вольготно расположился у стойки. Здесь он и увидел впервые этого перца.
Тот вошёл в зал, окинул его взглядом, как скользят лучом фонарика по тёмному помещению. Принял стакан из рук бармена. И, хотя почти все столики были свободны, вразвалку приблизился к Алексею.
– Добрый вечер, – поздоровался он, осёдлывая барный табурет. – Не будете возражать, если я составлю вам компанию?
– Да нет проблем, – ответил Алексей, внимательнее присматриваясь к собеседнику. У того была убедительная, располагающая внешность – щетина, раскаченные плечи, забранные в хвост волосы. Выглядел лет на сорок.
Человек с шумом отхлебнул из стакана. И заговорил – негромко, с ленцой, пережёвывая слова, как горячую картошку:
– Меня Виталий звать, для своих – просто Вит. Я сюда каждый день забегаю подзарядить батареи. И всегда сижу на этом месте. Традиция. А вы, вижу, здесь первый раз?
Алексей улыбнулся, кивнул. Новый знакомый пообещал представить Алексея владельцу заведения, потом перепрыгнул на тему встречи с Дольфом Лундгреном в кулуарах «Мистера Олимпии». Беседа завязалась сходу, как будто в стаканах была не белковая вытяжка, а пиво. Вит располагал к себе. После того, как Алексей провалился сюда, он ни секунды не ощущал почвы под ногами, чувствовал исходящую от каждого встречного смутную угрозу. И вот перед ним сидел человек, который, кажется, не собирался, улучив момент, воткнуть в Алексея что-нибудь острое или прикарманить его бумажник. Это расхолаживало, усыпляло бдительность. Посмеиваясь, чтобы выглядеть уверенно и непринуждённо, Алексей рассказал новому знакомому о том, что случилось с ним в последние дни. Чтобы собеседник не счёл его психом, о многом всё же пришлось умолчать. Вит выслушал; осушив стакан, побарабанил пальцами по столешнице.
– Хотите слинять отсюда? – спросил он так неожиданно, что Алексей вздрогнул. – Не удивляйтесь: я могу подсказать, как это сделать. И даже дать что-то типа ключа, который вас освободит. Только для этого я попрошу вас сделать мне одно небольшое одолжение.
– Какое? – подался вперёд Алексей. Сердце ускорилось, во рту стало сухо.
Вит заулыбался, небрежно махнул рукой:
– Ничего сложного. Для вас – так особенно. Короче говоря, нам нужен спортивный, физически хорошо подготовленный человек. Такой, как вы. Задача – участие в одном представлении… хм… я бы назвал это шоу. Что-то типа силового экстрима. Детали расскажу потом, если, конечно, вы не откажетесь.
Алексей подтвердил, что согласен на всё.
– Отлично, – Вит пытался сохранять серьёзность, но не мог спрятать удовлетворённую ухмылку. – Тогда завтра встретимся здесь же. Потребуется одно: быть в хорошей форме.
Вит спрыгнул с табурета и, пожимая Алексею руку, ошарашил:
– Вас ждёт дебют и последний бой одновременно. Я верю – это будет шикарное зрелище!
– Слушайте, но что всё-таки… – Алексей подавился своим вопросом, увидев, что Вит стремительно направился к выходу.

***

Дорога, как было условлено, началась с бара протеиновых коктейлей. Дальше были сорок минут дрёмы под гул двигателя в машине с непроницаемой тонировкой. В конце пути ждало огромное уродливое строение без окон где-то на отшибе. Кажется, в прошлой инкарнации– корпус завода или склад. При всём своём внешнем безобразии здание не выглядело заброшенным. На асфальтированном пятаке теснилось неожиданно много автомобилей, у входа дымила сигаретами гурьба каких-то мрачных типов. Вит завёл Алексея внутрь, где вверил его амбалу-монголоиду, калибром кулаков и бычьей тупостью во взгляде напоминавшему личного телохранителя Чингисхана.
– Карим, подготовь Алексея, – на ходу бросил Вит. – Его выход, думаю, не позже, чем где-нибудь в без двадцати. Тот, что на пол-одиннадцатого жидковат всё-таки, вряд ли дольше продержится.
Монгол повлёк Алексея тускло подсвеченными коридорами. Было душно, из-за дверей тянуло курительными смесями. Иногда попадались люди: качки, пронырливые цыгановатые молодцы, пожилые франты с брюшками и пальцами в перстнях. Алексей поёжился. Неожиданно проснулось воображение: замелькали картинки интерьеров убойного цеха, подпольной операционной, камеры пыток. Алексей попытался разговорить своего провожатого, но в ответ на все его вопросы тот лишь кивал, как заводной болванчик.
Когда Алексей окончательно потерял счёт коридорам, нукер завёл его в большой холодный зал. Из-под потолка распыляли свет мощные лампы, около десятка бугаев молотили по боксёрским грушам. Монгол скинул с себя олимпийку, под которой не оказалось другой одежды, и принялся за Алексея. Скомандовал раздеться до пояса. Замерил давление, помял пресс и бицепсы, устроил ему десятиминутный спарринг с мешком-силомером. С каменным лицом переписав показания датчика в блокнот, указал Алексею на скамейку и сам плюхнулся рядом.
Усевшись, Алексей стал вслушиваться в странный гул, рождавшийся где-то не очень далеко за стенами. Он обратил внимание на эти звуки сразу, как только его ввели в здание. Но лишь сейчас, когда схлынули все отвлекающие факторы, слух зацепился за них по-настоящему. Шум то утихал, то взрывался треском и шкворчанием, как будто на гигантскую сковороду кидали центнер сала. Алексей уже знал, что задавать вопросы монголоиду бессмысленно. Продолжали ждать чего-то в молчании под шлёпанье кулаков о кожу.
Наконец мобильник Карима завибрировал. Нукер ответил на вызов, выслушал, кивнул. И, подняв массивный зад со скамейки, подал голос:
– Пошли…
Алексей закипал от неопределённости и тревожного ожидания. Прежде, чем направиться вслед за Каримом, он придержал его за плечо:
– Слушай, может, ты хотя бы мне скажешь, что тут такое происходит? Что я там делать-то должен, я могу знать или нет?
Лунообразная морда провожатого осветилась недобрым весельем.
– Да чо тебе тут говорить? – ощерился Карим. – Щас сам поймёшь, что тебе делать.
И засмеялся негромким перхающим смешком. В этот миг Алексей заподозрил, что нужно срочно бежать, смываться, исчезнуть. Что уже через минуту будет поздно и непоправимо. Пока они шли тесными коридорами, Алексей взвешивал все «за» и «против». И одновременно с решимостью проломить череп монгола и прорываться на волю пришло понимание: вот теперь уже и вправду поздно и непоправимо.
Странный гул становился громче, плескался где-то совсем рядом. Карим распахнул перед Алексеем одну из дверей и подтолкнул его в спину.
Яркий свет полоснул глаза. Первые секунды две Алексей не видел ничего, пытаясь привыкнуть к рёву беснующейся толпы. Именно этот шум, выхолощенный и приглушённый стенами, казался ему шипением и треском жира на сковороде. Когда зрение вернулось, Алексей стиснул челюсти, часто задышав. Взгляд заметался – бежать было некуда.
Он находился на площадке, напоминавшей ринг. С трёх сторон она была ограничена канатным заграждением, с четвёртой – стеной с дверью, через которую его сюда втолкнули. Покрытие из тента заменял обычный бетонный пол. За пределами ринга мельтешила круговерть бритых голов, рыл с раззявленными ртами.
В одном из углов помоста по скрючившемуся в луже крови человеку топталось существо. Упакованная в комбинезон безразмерная туша, располагаясь спиной к Алексею, вминала череп лежащего в бетон. Существо имело шевелюру, небрежно прихваченную игривой заколкой-бабочкой. Это выглядело так же дико, как бантик на бивне мамонта.
Затаптываемое тело не только не сопротивлялось, но и вообще не подавало признаков жизни. Алексей отметил бугры его мышц, ручищи в наколках и бледную, с синюшным отливом, кожу. Белели разлетевшиеся по полу зубы.
Из темноты зала потоком лились крики, визг, хрипы и рычания, как будто там делило добычу многотысячное племя людоедов.
– Ма-гда! Ма-гда! Сзади! Обернись! – разобрал Алексей прилетавшие оттуда вопли.
Существо, кажется, тоже услышало. Оно слезло с растоптанного тела и стало медленно поворачиваться. Одновременно на ринге выросли два здоровяка, которые раскачали искорёженного бойца и швырнули его во мрак, к людоедам. Грянул новый взрыв экстатического воя.
Гориллоподобная тварь двинулась на Алексея, заслоняя собой свет ламп над рингом. Стали видны пучки растительности на щеках, квадратный, будто топором вырубленный подбородок.
«Человек», – установил Алексей.
Монстр был головы на две выше и значительно шире в плечах. Источавшие хищное нетерпение глаза-прожекторы были подведены тушью. На уровне груди из-под комбинезона выпирали два пухлых мешка.
«Баба», – сделал Алексей ещё один вывод.
Приблизившись на пару метров, существо оскалило клыки и зарычало. На всякий случай Алексей ткнулся в дверь и убедился: заперто. Представилось, как два мордоворота раскачивают его перемолотое тело и выбрасывают за борт, в толпу. Алексей сплюнул и ринулся вперёд. В нос шибанул смрад взопревших подмышек.
Нужно было раскачать тушу, производившую впечатление достаточно неповоротливой, и попробовать её опрокинуть. Алексей помахал кулаками у Магды перед носом, отпрыгнул назад и снова подскочил к ней, попытавшись оглушить ударом левой в висок. Но бабища проявила неожиданное проворство и, среагировав, ухватила его за запястье. Алексей взвыл: руку словно зажали в тиски и вдобавок прижгли раскалёнными щипцами. Выдержав изуверскую паузу, Магда растянула губы в слюнявой ухмылке. В следующий миг Алексея отшвырнуло на канаты с такой силой, точно ударили не кулаком, а кувалдой. Голову разламывала боль.
Алексей, пошатываясь, поднялся. Подступил к твари и нахально пнул её в бедро. Не успев перехватить его ногу, Магда буквально задымилась от бешенства и бульдозером попёрла на Алексея. Тот наконец смог воспользоваться преимуществом в мобильности: переместился, поднырнув под локоть Магды, и нанёс серию ударов в печень. Кулаки тонули в кожных складках. Ощущение было такое, как будто он молотил по подушке.
Алексей быстро понял, что сделал это зря. Ублюдочная баба, кажется, не почувствовала даже щекотки, зато озверела как медведь-шатун, в которого кинули снежком. На этот раз она вдавила Алексея в стену и снова пустила в ход кулачища-молоты. Голова Алексея моталась из стороны в сторону, левый глаз, в который впечатались костяшки Магды, потух, как разбитая лампочка. Было ясно: стоит оказаться на полу, и встать тварюга уже не позволит. Сверхусилие позволило удержаться на подкашивавшихся ногах.
Из угла рта сочился солоноватый ручей, голову раскалывало. Как сквозь толщу ваты долетал ор зрителей. Пришлось перестраиваться на трусливую окопную тактику. Нанося редкие удары, Алексей в основном бегал от своей соперницы по всему рингу. Самолюбие затаилось до лучших времён. Вид крови удесятерил силы Магды, добавил ещё больше свинца её кулакам.
Алексей понимал, что вот-вот рухнет. Всё его тело превратилось в сплошную рану. На полу темнели брызги, петляли кровавые зигзаги. Вложив остатки сил, Алексей предпринял отчаянный и бессмысленный выпад – заехал-таки Магде в ухо. И не успел ни отбежать, ни свернуться в оборону. Тварь ухватила Алексея поперёк туловища, подкинула как ребёнка и с размаху швырнула на пол. Алексей приземлился на спину. А через доли секунды тяжеленная туша придавила его, распластавшись сверху. Ощущения были такими, как будто на него обрушилась бетонная плита. Алексей, задыхаясь, корчился на полу.
Пыхтя и роняя слюну, Магда схватила его за бока и сдавила, как давят арбуз на рынке, проверяя его спелость. Впервые в жизни Алексей во весь голос заорал от боли. Даже сквозь вопли толпы в зале он услышал, как хрустнуло в грудной клетке.
Инстинкт самосохранения запустился на максимум, сканируя хранящиеся в системе тысячи файлов. И тот из них, что мог оказаться единственно нужным, был отыскан за секунды. Алексей стиснул зубы, напряг мышцы и перешёл в атаку, от которой теперь зависело всё.
Он скользнул рукой по тому месту на теле монстра, где должна была находиться талия. Легонько, без нажима погладил спину. Потрепал курдюки ягодиц. И, с трудом приподняв голову, припал ртом к шее Магды в районе кадыка. Даже чрезвычайный надрыв всех жизненных сил не уберёг от омерзения. Алексея чуть не вывернуло, когда он ощутил губами жировое жабо четырнадцатого или двадцатого подбородка.
Ход себя оправдал, под нежным натиском тварь дала слабину. Двух-трёх секунд сокрушительного наступления хватило, чтобы туша Магды растерянно обмякла. Тиски, зажимавшие рёбра Алексея, развинтились. У него был всего миг, из которого следовало выжать всё. Алексей изловчился и резким коротким движением впечатал голову в нос соперницы. Та издала звук, похожий на всхрип чахоточной гориллы, схватилась за лицо, перекатившись на спину.
Алексей успел выпутаться из-под толщи сала и мышц, прежде чем Магда пришла бы в себя и пробила ему череп. Шатало, в ушах разрывался звон, в видящем глазу полыхало северное сияние. Несколько раз влепив поднимавшейся с пола гадине носком кроссовка в рыло, он уселся ей на живот, вцепился обеими руками в горло и сдавил. Под пальцами колыхалось одутловатое и склизкое. Алексея кольнуло подозрение, что жировая кольчуга и в этот раз защитит Магду. Но нет: бабища наливалась синевой и хватала воздух ртом. В узеньких свинячьих глазёнках выплясывал ужас.
Захлёбываясь хрипами и энергией отчаяния, Магда забарахталась в тщетных попытках свернуть Алексея с себя. Исхитрилась приподнять голову и впиться зубами ему в запястье. Клыки проткнули вену не хуже шила, ладонь стала неметь. Озверевший Алексей обхватил череп существа и колотил его затылком о бетон до тех пор, пока в зрачках Магды не потухла жизнь.
Шатаясь, Алексей поднялся, отхаркнул кровью. В голове рвались снаряды, грудную клетку жгла нарастающая боль. Из зала доносились крики и топанье, какие-то типы, вскарабкавшись на канатное ограждение, трясли кулаками. В резко распахнувшуюся дверь влетели двое мужиков с чемоданчиками, какие бывают у врачей «скорой» или сантехников. Не взглянув на Алексея, они метнулись к Магде. Дверь оставалась открытой.
Морщась и размазывая по подбородку алую слюну, Алексей вывалился в коридор. Слышно было, как где-то гремят засовы и бьётся о стены эхо матерящихся голосов. Оставляя на полу кровавый след, Алексей наугад похромал в поисках выхода.
Впереди застучала дробь чьих-то шагов. Алексей понимал, что ему вряд ли позволят как ни в чём ни бывало пройти мимо. Ужалил почти суеверный страх того, что навстречу выйдет ещё один монстр. Вторая Магда теперь убила бы Алексея щелчком мизинца.
Подозрения не оправдались. Из бокового ответвления коридора на Алексея наскочил Вит. Его блестящие от геля волосы растрепались, галстук съехал набекрень. Розовое, как окорок, вспотевшее лицо корёжила гримаса ярости.
– Ты! Ублюдок жирный! – заверещал он, попытавшись ухватить Алексея за горло. – Ты что устроил, мать твою, гандон, а?!
Выбравшись из-под Магды и сокрушив её, Алексей теперь чувствовал себя иначе, даже несмотря на то, что с трудом держался на ногах. Такие ощущения испытывает легкоатлет, который задыхался в тренировочных забегах, обвешанный металлическими пластинами, и наконец вышел на старт налегке.
– Она же нам всю кассу делала, гнида ты подзалупная, – надрывался Вит, размахивая руками. Алексей вдруг обратил внимание на его пальцы: после набрякших от жира сарделек Магды они показались ему длинными и тонкими.
Вит изготовился занести кулак для удара, но боя не вышло. Алексей дёрнул его за мизинец, надломив с такой лёгкостью, как будто палец был из фарфора. Вскрикнув, Вит съёжился и осел на пол.
Стиснув зубы и зажав боль в себе, Алексей рванулся по коридору. Стали попадаться люди: они смотрели на окровавленного полураздетого бойца как на психопата с заряженной пушкой и не пытались его задержать. Алексей выспросил у встречного парня с татуировкой на морде дорогу к выходу. Сглатывая кровищу и задыхаясь, понёсся по лабиринту. Позади остались сквозной зал с бюстом Ленина, проход, загромождённый штабелями коробок, и пара лестничных пролётов. Замаячил выход. Согнувшись почти пополам, Алексей преодолел последние метры и упал грудью на дверь. В лицо ударил стылый воздух, свет фонарей расплывался по замёрзшей грязи.
Здесь Алексея уже ждали. Его недавний провожатый Карим переминался на кривых ногах, рядом с ним чернели ещё три фигуры. Внезапно синей вспышкой в мозгу сверкнул образ Деда. Его глаза с блеском металла. Жилистые руки – надёжные и всесильные. Когда-то в прошлой жизни пацанёнку Алёше казалось, что с человеком, у которого такие руки, не может случиться плохого. Необъяснимая вера в это никуда не делась до сих пор. И голос – не то как у подгулявшего Крёстного Отца, не то как у брутального Деда Мороза: «Так и надо, младший. Так и надо».
Алексея вдруг подкинуло от прилива ярости и энергии, как будто в него перетекла сила обрушенной Магды. Боль, бушевавшая во всём теле, резко свернулась в точку, развязала руки. Он и сам бы никогда не поверил, что человек, на теле которого нет живого места, может быть так молниеносен и неудержим. Карим скрючился от резкого удара в переносицу. Двое амбалов выскочили из тени – скользя между ними как ртутный шарик, Алексей скосил одного хуком в челюсть, а второму перекрыл кислород, заехав локтем под дых. На четвёртого мордоворота его бы уже не хватило, но помог случай – ринувшись на Алексея сбоку, бугай поскользнулся на подмёрзшей луже и свалился на спину. Окончательно обезвредить его, трижды заехав подошвой по лицу, уже не представляло сложностей.
Алексей бежал. Бежал по разъезженной грунтовке мимо складов и ангаров. Захлёбываясь кровью и проваливаясь в колеи, выскочил к темнеющим коробкам общаг. Петлял меж домов и гаражей, нырял в омуты подворотен.
Когда, наконец, он позволил себе ненадолго остановиться, боль уже пожирала его изнутри, не давала вдохнуть. Голое туловище терзал нестерпимый холод. Алексей огляделся: местность была неровной и ямистой. Алексей стоял на склоне, у подножия которого лежал двор без единого фонаря. Оттуда долетала перебранка собак, под грибком песочницы кто-то звякал стеклотарой. Из-за пятиэтажек просачивался приглушённый гул ночной улицы. Алексей хорошо понимал, что в таком виде сможет идти только до встречи с первым полицейским патрулем.
Кряхтя и морщась, он сковылял вниз по деревянной лестнице с рассыпающимися в труху ступеньками. Пересёк двор и повернул за угол. Обхватив себя за локти, чтоб сохранить тепло, сделал несколько неуверенных шагов. Чувствовал он себя так, как будто его пожевал и выплюнул, признав несъедобным, огромный стальной монстр. Согнувшись, Алексей захрипел. Асфальт стал уплывать из-под ног, заухало в висках, ноги сделались ватными. Зашатавшись, Алексей рухнул на оледенелый тротуар…

***

Мир, где он очутился теперь, был тоскливым и тесным. В поле зрения здесь оказывались или потолок с узором трещин, или отъевшиеся вальяжные тараканы, гуртом выползавшие из тумбочки, или желтоватая от грязи и времени простыня на койке. Поэтому глаза Алексей старался лишний раз не открывать.
Ещё этот мирок наполнял сложный обонятельный микс. Тяжёлые запахи лекарств, вонь подмышек и вялящейся в тумбочках снеди – всё это смешивалось воедино, провоцируя позывы на рвоту. Алексей всё время барахтался в мутном полусне, где не было хода времени. Изредка и ненадолго его вытаскивали оттуда, чтобы ткнуть укол анальгетика или перетянуть бинты. Три раза в день перед ним ставили тарелку с едва тёплой комковатой дрянью. Алексей механически загружал эту массу внутрь и снова проваливался в болезненную дрёму.
То и дело до него долетали звуковые продукты жизнедеятельности соседей по палате. Соседи кашляли, скрипели кроватями, шелестели сканвордами и другим полиграфическим мусором. Много разговаривали: чаще всего о политике и о каком-то Вовике Захарченко, который попал под каблук жене и совсем обабился. Через пару дней Алексей уже знал всю биографию Вовика и горячо ненавидел его, пряча голову под подушкой.
На обходах в палату наведывался врач – молодой лощёный очкарик под потолок ростом. Немного окрепнув после возвращения в сознание, Алексей осторожно попытался разведать обстановку, спросив у него:
– Скажите, доктор, а меня тут ещё никто навестить не рвался?
– Конечно, рвались, – ответил врач, разглядывая рентгеновский снимок алексеевых рёбер. – Вот супруга ваша как-то однажды заглядывала. Пока режим надо соблюдать: полный покой, никаких посетителей. Карантин у нас щас, тем более. Но как только в состоянии наметится стабильная положительная динамика, многие ограничения я сниму.
Эскулап поправил бинты на лбу Алексея и неожиданно добавил:
– Кстати, чёрта этого так и не поймали. До сих пор в федеральном розыске.
– Какого чёрта? – насторожился Алексей.
– Да того… Ну этого, который вас сбил.
– Сбил?! Меня? – Алексей попытался выпучить глаза, но даже это было ему сейчас не очень под силу.
Врач присвистнул:
– Э-ээ, как оно… В общем, мне пока не следовало бы вам это говорить… Сбил вас грузовик прямо в центре, на проспекте Кремации. Заснул он там за рулём или обкуренный был, не знаю. Взял и на тротуар вылетел. Ну, вас и зацепило. Считайте, счастливо отделались – переломы, ушибы. А могло бы…
Доктор многозначительно цокнул языком и продолжил обход, благоухая приторным парфюмчиком. А Алексей уставился на свою левую руку – на запястье синюшным ободком пролегал след укуса.

***

Дни тянулись медленно и бестолково. Алексей потерял им счёт и даже примерно не представлял себе, сколько времени отмотал здесь.
Силы возвращались, боль наоборот – спешно сдавала позиции. Вскоре Алексей уже стал давать себе нагрузки. Единственным его тренажёром здесь была лестница – Алексей приноровился шагать по ней вверх-вниз между первым и пятым этажами, постепенно увеличивая количество подходов.
Пару раз являлась его "жена". Вместо традиционных авосек с мандаринами выздоравливающему перепадали от неё только обвинения в безалаберности и умении отыскать приключений на ровном месте. От нечего делать приходилось иногда общаться с «сокамерниками». Разговоры о политике и Вовике Захарченко он поддержать не мог, поэтому беседы неизбежно закручивались вокруг темы травм и увечий. Как-то после отбоя Алексей из шалости и любопытства задал соседям прямой вопрос:
– Слышь, мужики… А вы-то сами здесь как оказались? В Городе, я имею ввиду…
– В смысле? – удивлённо выплюнуло койко-место у окна.
– Ну, в прямом, – продолжал атаку Алексей. – Почему вы здесь? Вам тут как, нравится, не? Или чё – тоже в ловушку попали?
В палате уже не горел свет, и лиц соседей видно не было. Секунд на десять повисла тишина. Алексей физически почувствовал, как вокруг него клубами холода сгущаются непонимание и враждебность.
– То есть, что значит – нравится-не нравится? – подала сиплый голос койка справа от Алексея. – У меня дед здесь жил, отец здесь жил… И нахрена-то мне куда-то срываться?
– Здесь и пособие нормальное платят – семь тыщщ, – прогундосили из угла. – Продуктовые наборы выдают… На похороны гробы бесплатные от муниципалитета. Во-от… А ты тут ещё про ловушки какие-то чешешь, нич-чо не понимаю…
– Да и потом, разве вообще есть какой-то выбор? – подбил итог бас со скрипучей кровати у входа. – Смысл тут демагогию разводить, если кроме Города всё равно ничего нет?! И хорошо это, наверно… А то так бы все и отчаливали, кому куда вздумается. А так – порядок. Родился, прожил срок, умер. О чём разговор вообще?
Ересь, вещаемая столь уверенными голосами, вогнала Алексея в ступор. Помолчав, чтобы хоть немного переварить услышанное, он громко зевнул и ответил:
– Да ни о чём. Я дремал уже, не помню, чего я там ляпнул-то? Чо, совсем бред нёс?
Над курьёзом похихикали, но, кажется, оправданию Алексея до конца не поверили. С тех пор при нём если и говорили, то только о болячках. А когда он, ненадолго отлучившись, возвращался в палату, соседи заговорщицки умолкали на полуслове.
…Боль покидала Алексея. Наконец сняли повязки, и ничто больше не сковывало движения. Молодого врача в очках к тому времени успели уволить за торговлю больничными. В один из обходов заведующий отделением скользнул взглядом по свежей рентгенографии Алексея, отрывисто приказав освобождать койку и готовиться к выписке. Накануне "жена" притащила из дома мешок чужого тряпья, которое, правда, сидело на Алексее лучше, чем его собственная одежда. Соседи по палате натянуто пожелали удачи.
Когда он вышел из больничного корпуса, чтобы уже не вернуться, на улице хлюпал всё тот же слякотный шабаш. Это удивляло: по всем раскладам уже давно должна была начаться зима. Оглядевшись, как рецидивист, ожидающий облавы, Алексей метровыми шагами направился к трамвайной остановке.