Mr. Bushlat : Любовь никогда не умрет

Любовь никогда не умрет


Она лежит в темноте и жадно прислушивается к шорохам спящего дома.
Вот уже третью ночь, ей снится один и тот же сон, события в котором незначительно разнятся, но суть остается неизменной: в их дом забрались грабители. Они ходят по первому этажу, приглушенно кашляют и ругаются, натыкаясь в темноте на стулья. Миг, и вот они уже во дворе, крушат за каким-то лядом ворота; пытаются вытолкать джип на улицу. Еще мгновение спустя, она слышит их злобный шепот под дверью и понимает, что они удавили пса, (именно поэтому он и молчит, не заливается визгливым лаем, а что он еще может, этот старый астматик?), и собираются с духом, чтобы войти в спальню и… Тут она просыпалась, вся дрожащая, заряженная страхом и нервной энергией. Сон уходил без следа, уносил с собой и саму способность спать. Она ворочалась с боку на бок, прислушиваясь к тихому, и отчего-то раздражающему в этой кромешной тьме сопению мужа. Ее переполняли не мысли даже, но обрывки чьих-то слов, лиц и событий, что перемешивались в голове в причудливый, мерцающий коктейль и захлестывали ее, стоило закрыть глаза. Ей казалось, что она погружается в дрожащую, электрическую паутину и она ворочалась, ворочалась, ворочалась, пытаясь избавиться от назойливого потока сознания, но он оставляя ее ненадолго, снова возвращался как неистребимый насморк.
Лишь спустя несколько часов после ночного пробуждения, ей удавалось забыться слабым и болезненным сном без сновидений. Она просыпалась разбитая и злая, чувствуя себя так, словно их и в самом деле ограбили, а возможно даже убили.
И эти звуки… О, эти звуки темными, безлунными ночами…
Вот и сейчас, проснувшись от едва слышного шороха, или быть может от того, что муж, повернувшись во сне, нечаянно задел ее мягкой большой рукой, а может пес заскулил тихонько за дверью, находясь в плену своих собственных, собачьих сновидений, она тотчас превратилась в нервный узел, подобралась вся, чувствуя себя голой и беззащитной под пуховым одеялом.
Вот оно… Скрип снова повторился, словно…словно кто-то старается подняться по лестнице, но делает это тихо, как… вор. Разумеется, как вор-в доме, кроме них и пса никого нет.
Скрип повторился и ей показалось, что теперь он звучит много ближе. Уже не на лестнице, во всяком случае, не на нижнем ее пролете. Ему вторило чье-то едва слышное дыханье.
Быть может, это всего лишь ветер дышит в трубах, тяжело и загнанно как умирающий зверь? Порой, звуки раздающиеся на улице, казались много ближе, чем были на самом деле. Иногда, не в силах совладать с собой, она вскакивала с постели, спешила босиком по холодному полу к окну и отдернув занавеси, всматривалась в ночной пейзаж. После, возвращалась в постель, но еще долгое время лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к ночи.
Дзинь! И тотчас же-Звяк!
Она рывком вскочила и села в постели. Ночнушка, слишком свободная на ней, сползла с одного плеча и она неосознанно поправила ее, не сводя глаз с двери. В угольной черноте спальни, ей казалось, что присмотрись она чуть повнимательней и обретет способность видеть сквозь дерево и тогда… Ее пробрала дрожь.
Но почему же молчит пес?
Дзинь! Звук был громким и каким-то…преднамеренным. Он доносился с первого этажа, из гостиной.
-Витя,-тихо и быстро прошептала она.
Муж не пошевелился. Он лежал спиной к ней, укутавшись по самую макушку и вдруг ей почудилось, что там под мятым одеялом лежит вовсе не ее толстый и добрый муж, а кукла из оплывшего воска, выполненная в человеческий рост и размер.
-Витя!-прошипела она уже громче и заскулила от страха, когда в ответ, из-за двери, откуда-то снизу, раздался скрип, словно кто-то перетаскивал мебель по паркету.
Не мебель…нет. Кто-то двигал стулья внизу.
Не сводя глаз с двери, она ухватила мужа за одеяльное плечо и принялась трясти его, сильно впиваясь пальцами.
-Оио?-пробурчал муж и злобно потянул одеяло на себя.
«Да проснись же ты, чертов идиот!»-завизжала она, не раскрывая рта. Звуки снизу прекратились, но теперь ей снова казалось, что за деревянной дверью, непрозрачной лишь по какому-то недоразумению, стоит темная, громоздкая фигура, едва умещающаяся в коридоре.
Она остервенело затрясла мужа.
Наконец он повернулся, и не открывая глаз, вполне отчетливо произнес:
-Ну что опять?-словно она будила его каждую ночь.
И пока она собиралась с духом, чтобы ответить, снизу раздался еще один звук. Вполне безобидный в иных обстоятельствах, он наполнил ее холодным парализующим ужасом и абсолютной уверенностью в том, что дело вовсе не в ветре.
В гостиной кто-то рассмеялся. Легко и беззаботно.
-Господи, нас грабят!-она сдержалась в последний момент и не закричала, но выдохнула фразу громким шепотом.
Муж открыл оба глаза и посмотрел на нее, явно не узнавая.
-Скажи им… кыш-кыш-кыш…-наконец произнес он и снова заснул.
Ну вот. Примерно так она себе все и представляла. Каждую ночь, перед сном, он заявлял ей, что в последние несколько месяцев, да что там месяцев-лет (!) его мучит бессонница, что наверняка является признаком некоего ужасного процесса в организме. Однако, стоило ему лечь, как правило отвернувшись спиной и намотав одеяло чуть ли не на голову, как он начинал храпеть, надсадно и порой пугающе, словно и впрямь умирал от чего-то неизлечимого. Вскоре, звуки эти сходили на нет и Витя, до самого утра, превращался в тихо сопящего увальня. Добудиться его посреди ночи было практически невозможно.
-Отлично,-произнесла она, все еще ощущая как тело сотрясают волны нервной дрожи. Ночнушка снова сползла с плеча, соски под ней затвердели и терлись о шершавую ткань и вдруг, буквально на мгновение, она отвлеклась и подумала, что давно пора купить новую ночнушку… Она и не помнила, откуда взялась эта, но она ей явно не подходила. В ней было странным образом и тесно и в то же время свободно.
Словно услышав ее неуместные мысли, первый этаж взорвался смехом. Смеялись несколько человек, по-меньшей мере двое, и она с ужасом и внезапным любопытством поняла, что один из этих двоих-женщина.
-Отлично,-повторила она. Спустила ноги с кровати и пошарив рукой, ухватилась за мужнину биту, которую он брал с собой в спальню всякий раз перед сном, но отчего-то оставлял с ее стороны кровати.
-Толку от тебя!-она ткнула мужа в мягкий бок, но в этот раз он вообще не отреагировал. Лицо его, укутанное одеялом и прижатое к мягкой подушке казалось невероятно уродливым, словно лицо огромного младенца.
Стараясь идти тихо, она приблизилась к двери в спальню, сжимая в правой руке биту. Потянулась к ручке, застыла буквально на секунду, ошеломлённая давешней мыслью о чудовище, поджидающем ее за дверью, но страх, невероятно сильный, почти парализующий еще минуту тому назад, теперь словно перегорел и превратился в иное чувство. Она все еще боялась, но в то же время чувствовала растущую внутри злость. Кто-то… какие-то выродки пробрались в их маленький, уютный дом и…двигают стулья, смеются внизу. Там… женщина, господи, откуда там женщина?
Она свирепо открыла дверь спальни, сделала шаг вперед и чуть не упала, споткнувшись о черный, пушистый комок тьмы. Сердце разом кувыркнулось и замерло в груди, но не успев закричать, она уже поняла, что это был пес, всего лишь пес, разлегшийся как ни в чем не бывало под дверью.
-Чтоб тебя!-прошипела она. Какого черта?
Пес поднял на нее почти неразличимую в темноте морду, на которой с одинаковым изумлением блестели два глаза. Каким-то образом, он умудрился придать всему своему телу положение крайней обиды и изумления.
Она переступила через него и не оборачиваясь, пошла к лестнице, краем уха услышав, что и он, с трудом поднявшись на артритных лапах, потрусил следом. Невелика помощь, но все же, мысль о том, что за ее спиной находится пес, а не… показалась ей утешительной.
Она ухватилась за биту двумя руками, не совсем, впрочем, понимая, что нужно делать с этим лакированным куском дерева. Ворваться в гостиную и начать крушить все вокруг с жуткими воплями? Испугает ли пожилая женщина в ночнушке матерых грабителей, которые, судя по всему, решили устроить чаепитие в ее собственном доме?
Или, быть может, затаиться и подождать? Они не хранили ценных вещей внизу. Бандитам вряд ли придется по вкусу сервиз, в котором отсутствует половина тарелок и щербатый чайник, с которым муж все никак не хотел расстаться.
Мысли, одна за другой проносились в голове, и все это время, она продолжала идти, остро ощущая босыми ногами каждую половицу. Вот скрипнула доска раз и другой. Снизу не донеслось не звука-ей даже подумалось, что бандиты ушли, возможно убедившись в том, что у них нечего брать.
Она ступила на лестницу. Пес ткнулся в ее ногу холодным мокрым носом и тихонько заскулил. И вот, сразу же, в ответ на этот поганый скулеж (где он был раньше, когда грабители взламывали замки или выдавливали окна?), раздался новый взрыв смеха и голоса, голоса…
Она нахмурилась
Там, внизу, явно находились двое. Судя по всему, они сидели за столом, пили чай и беседовали о чем-то приятном и веселом, то и дело беззаботно смеясь. Голоса их показались ей смутно знакомыми, но странное дело, она не могла разобрать ни слова-все сливалось в единую невнятную кашу.
-Мэ-мэ-мэ,-произнес мужской голос и хихикнул.
-Вэ-жэ-вэ!-ответила женщина и теперь рассмеялись оба.
И,.. тут она остановилась как вкопанная. Да что же это за чепуха?
Она могла, пусть и с трудом, поверить в полоумных, обкуренных бандитов, что, забравшись в чужой дом, чаевничают и смеются беззаботно, забыв о своих злокозненных планах. Но это…
Они привели с собой собаку!
Так и есть, там внизу был пес, судя по визгливому лаю-маленький пес. Не больше… Она повернулась и с подозрением уставилась на своего пса. Но вот он, никуда не делся. Идет за нею след в след и ведет себя так, словно это она, а не весь мир, сошла с ума.
-Ну хватит,-процедила она сквозь зубы и поспешила вниз. Ступенька за ступенькой. И еще одна и еще одна за ней и…
…она не сразу поняла, почему в гостиной так светло. Поначалу, ей показалось, что эти спятившие дегенераты включили весь свет и устроили себе иллюминацию, но в таком случае, почему она видит и то, что находится за большими французскими окнами. Почему ей кажется, что…
-Ой…-она привалилась к перилам, чувствуя как вся сила, , вся злость, что служила ей стержнем и сейчас и…тогда, выливается из тела, подобно талой воде, превращая ее ноги в желе.
-Ой…
Гостиная была залита солнечным светом. Солнечные лучи отражались от полированной поверхности серванта; играли в догонялки на хрустале бокалов; ложились длинными полосами на паркетный пол и, отскакивая от него, устремлялись к белоснежному потолку и люстре, что искрилась и искрилась и искрилась и все это было естественно и понятно, потому что настоящие кошмары происходят не под покровом ночи, а в солнечные дни, когда так хочется выскочить на улицу и закричать, глядя прямо в голубую бесконечность над головой, и засмеяться и дышать, дышать без остановки, втягивая в себя сладкий, упоительный воздух, насыщенный запахами пробуждающейся по весне природы. Настоящие кошмары не ползут, прячась в глубоких тенях, но идут спокойно и размеренно по дороге и останавливаются у вашего забора не таясь и просто звонят в дверь и вы открываете, зачарованные игрой солнечных бликов и опьянённые весенним воздухом и вам кажется, что жизнь ваша, вопреки основополагающим законам, будет длиться вечно и уж кто-то, но вы и близкие ваши никогда не только не умрут, но и не заболеют никогда и не случится с вами ничего из того, что происходит ежедневно и ежечасно вокруг и вы устремляетесь к двери и распахиваете ее настежь и с улыбкой, широкой и счастливой впускаете в свою жизнь
кошмар
Она хотела предупредить… эту семью, эту счастливую столь утопически семью, что искренне верила в свое бессмертие тем днем, но ведь…это было бы бессмысленно, верно?
Ее бы все равно не услышали. Ее не могли услышать… Она была лишь…
***
-Холодно у нас,-с притворной ворчливостью заявил Витя,-Кто бы мне подарил шерстяной плед?
Ольга смотрела на него, на его полное, спокойное лицо, его вздернутый нос и пухлые, почти детские щеки и думала о том, что любовь-удивительное чувство, а истинная любовь должно быть не умирает никогда, пусть фраза эта и кажется избитой и слащавой. Вот он, ее муж на протяжении последних двадцати пяти лет, и любовник на протяжении всех тридцати, если ей не изменяет память. Отец двух ее замечательных дочерей, ее лучший друг и партнёр по бизнесу. Вот он сидит перед ней, постаревший и располневший, но одновременно-не состарившийся ни на один день. И она будет любить его и завтра и послезавтра и... должно быть, пока смерть не разлучит их, вот только,.. при всем уважении, она не верила в смерть. Не верила и все тут.
-Я тебя люблю,-тихо произнесла она и хихикнула, зардевшись как девчонка.
Муж посмотрел на нее серьезно, без улыбки. Аккуратно поставил чашку с дымящимся чаем на стол и, взяв ее руку в свои, нежно, бережно поцеловал.
-Я тебя тоже люблю, детка,-сказал он. И потянулся, было к чашке, но в этот момент, Грант, английский кокер-спаниель, чей возраст, буде он пересчитан на человеческий, показался бы почти Мафусаиловым, коротко и визгливо гавкнул, не поднимая, впрочем, головы. Гавкнул совершенно обыденно, словно напоминая им о чем- то, что вот-вот должно произойти; о чем все знали и были предупреждены загодя.
-Грант?-полувопросительно-полураздраженно начал Витя и осекся. По гостиной разнеслась переливчатая трель дверного звонка.
Они переглянулись.
-Ждешь посыльного, развратница?-наконец нашелся муж и подмигнул.
Ольга рассмеялась.
-Должно быть, сосед,-ответила она.-Я открою, пей свой чай.
Она подошла к двери и не задумываясь, должно быть потому лишь, что все, что должно было случиться, случилось бы при любых обстоятельствах, открыла ее.
Остановилась на пороге, с каким-то почти детским недоверием глядя на три высоких фигуры, стоящие против солнечного света, отчего все они сливались в одно, гороподобное существо без лица.
И она успела подумать, что это ошибка.
И она успела подумать, что пришли к мужу.
Успела подумать, что старая ночнушка, одетая под халатом, давно уже годится на тряпки и ей неловко и неудобно в ней ходить.
А потом, каким-то образом, незнакомцы оказались внутри, а она уже лежала на полу и спрашивала себя-как она очутилась на полу и отчего так саднит грудь и почему ей липко и горячо, словно ее облили горячим вином.
Ее потащили в гостиную, залитую солнечным светом и Грант пронесся мимо нее и она удивилась, но вяло и нехотя, потому что теперь ей хотелось спать и все прочее теряло смысл, как быстро он бегает, как молодой.
И как высоко прыгает.
Она видела, пусть картинка и теряла цвета, как он взвился в воздух и вцепился в ногу одного из незнакомцев. Видела как его подняли за шкирку и швырнули о стену и как он неловко, сломано упал и остался лежать, тяжело и быстро дыша и глядя на нее, а она смотрела на него, прямо в его черные блестящие глаза и в глазах этих отражалась гостиная и незнакомцы и муж-вот он сидит, а вот он уже стоит, а вот падает как подкошенный.
И она успела подумать-нас грабят. Витя! Нас грабят и…убивают! Нет! Убили, Господи, они нас убили!
А еще она успела подумать, что так не бывает, не должно быть, потому что кошмары не приходят днем, нет, они прячутся среди теней и тьмы и крадутся татью и тихо шепчут, не смея поднять голос.
И она успела подумать, что пол в гостиной придется менять, потому что он…запачкан.
Ей стало совсем сонно и мир превратился в темную воронку, что кружилась и кружилась перед нею и она решила совсем чуть-чуть поспать и рухнула в эту воронку и прекратила думать.
***
…воспоминанием о самой себе.
-Мамочки…-шепчет Ольга, но люди, сидящие перед ней за столом, не слышат ее. Они смеются и любят друг друга, потому что так заведено и любовь, настоящая любовь никогда не умрет.
Она поворачивается слепо и снова едва не падает, споткнувшись о пса. Смотрит на него-Грант отвечает на взгляд и отчаянно виляет хвостом и показывает всей мордой, что ничего, все хорошо, все обязательно будет хорошо.
В какой-то мере так оно и есть, верно?
Ольга медленно поднимается по ступеням. Заходит в спальню, прикрывает за собой дверь. Внутри темно, воздух немного затхлый, но в то же время, затхлость эта приятна ей.
Она ложится рядом с мужем и прижимается к нему крепко-крепко. Его полное тело под одеялом теплое, почти горячее и настоящее, настоящее ведь? И если так, то все не так уж и плохо?
-Что там?-бурчит он недовольно. Она мешает ему спать.
-Ничего… пес бродил по дому,-шепчет она.
Муж хватает ее а руку и она прижимается к нему еще крепче.
И закрывает глаза.
Нужно попытаться уснуть.
В конце-концов… ночь только началась.