Алексей Аксёнов : Лучшие друзья

— Виктор Андреевич, все собрались, – вошедшая помощница поставила на стол чашку с кофе и бесшумно выскользнула из кабинета.
Виктор переключил экран с новостей на вид из конференц–зала и с удовольствием уставился на начальников отделов, молчаливо сидящих вокруг стола. Он взял чашку в руку, понюхал напиток и брезгливо отставил кофе в сторону. Он совсем не любил кофе, но ему нравилось, что этот кофе варит специально нанятый человек. Который одиннадцать лет учился в школе, пять лет в университете, закончил аспирантуру и теперь единственной его задачей в жизни являлось приготовление двух–трёх чашек кофе в день. И этот кофе никто не пил. Мысль об этом очень радовала Виктора, позволяя ощущать себя вершителем чужих судеб.
— Верни новости, – сказал Виктор и картинка на экране сменилась радостным лицом телеведущего.
— Сегодня вечером состоится репетиция празднования дня рождения Президента – первого человека в истории, дожившего до двухсот лет! – ведущий даже немного подпрыгивал от удовольствия. – А через месяц уже вся страна будет отмечать этот воистину великий праздник!
— Надоели вы со своим Президентом! – Виктор встал, и экран погас, превратившись в зеркало. Из его глубины смотрел человек, которому нельзя было дать и сорока лет, хотя недавно Виктор отметил свой 187–й день рождения. После Президента он был вторым самым старым человеком на планете, но народных гуляний по этому поводу никто не устраивал. Мир любит только победителей.
Значок вызова прервал грустные мысли. Звонил начальник группы записи.
— Что там у тебя? – спросил Виктор.
— Он умер! – с улыбкой сообщил собеседник.
— Кто? Кто именно? – от такой новости искусственное сердце ускорило ритм.
— Василевич! Мы уже аппаратуру ставим, часа через три всё будет готово!
— Жена его не возмущалась?
— Да ей же девяносто лет, пусть возмущается сколько угодно! Если что, полиция дежурит рядом. Успокоим.
— Хорошо. Записывайте, и образ сразу ко мне домой, – Виктор отключил связь и прошёлся по кабинету в возбуждении. За 187 лет он испробовал всё в этой жизни, и теперь мало что приносило ему настоящее удовольствие. Но такие моменты он любил, хотя и их становилось всё меньше и меньше.
Василевича Виктор считал одним из своих последних друзей. Пятьдесят шесть лет назад они вместе работали над созданием искусственных органов с замедленным старением. Виктор уже тогда был директором компании, единственной задачей которой было поддержание жизни в стареющем Президенте. И президентские 144 года тогда казались глубокой старостью, с экранов выступал дед с бессвязными речами, но почему–то все терпели то ли из уважения к возрасту, то ли из страха перед старым тираном.
Вот тогда Василевич и открыл способ регенерации искусственных тканей. Способ был настолько хорош, что его открытие больше смахивало на изобретение бессмертия. Почему–то сам учёный попытался уничтожить все данные по экспериментам, но дублирующие системы не позволили это сделать. И тогда Василевич сделал бомбу, чтобы уничтожить лабораторию.
— Это всё неправильно! – твердил он из последних сил, пока обнаружившая взрывчатку охрана избивала его.
— Костя, зачем? – спрашивал его Виктор, отгоняя охранников.
— Ты его видел? – Василевич с трудом разлеплял разбитые губы. – Он же превратит мир в памятник! В надгробный памятник!
— Костя, тебе всего тридцать лет. А мне сто тридцать, и я жить хочу! Я, понимаешь? Я! Плевать мне на Президента! А ты? Сейчас ты себе кажешься бессмертным. А постареешь и очень–очень будешь бояться сдохнуть!
— Я и сейчас боюсь. Но лучше уж так.
— Дурак ты, Костя. У тебя жена есть, дети. Ты бы не хотел, чтобы они жили долго? Друзья, наконец. Знаешь, как тяжело хоронить друзей?! А я ведь думал, что мы с тобой именно друзья.
— Прости, Виктор Андреевич. Я не знаю, что хуже – мёртвые друзья или мир из старых маразматиков.
Суд приговорил Василевича к тридцати годам заключения. А его технология омолодила Президента, превратив в удалого двадцатилетнего юношу. Единственное, что не изменилось в нём – глупые пустые речи, хотя мозг и подвергся серьёзному обновлению. И тогда Виктор с удивлением понял, что не старость сделала Президента злобным дураком, он был им задолго до того, как постарел.
Сам Виктор тоже заменил своё старое разваливающееся тело на более молодое. Нужно было лишь выглядеть старше Президента, который не любил никакой конкуренции в принципе. А потом бессмертием стали торговать. За последние пятьдесят лет в мире появилось несколько десятков тысяч желающих, несмотря на запредельно высокие цены. Виктор стал почти самым богатым человеком на планете, после Президента конечно же. И это благоденствие не собиралось заканчиваться, так как омоложение нужно было повторять каждые тридцать лет, и ни один из старых клиентов не пропустил данную процедуру.
Виктор вызвал лифт, который приехал прямо в кабинет. Внутри лифта стояла транспортная капсула, водитель заранее открыл дверь и ожидал босса с улыбкой на лице.
— Я на сегодня ухожу, – сказал Виктор, и в дверях молниеносно возникла помощница.
— А совещание? – спросила она. – Всех можно отпустить?
— Пусть сидят! Посмотрим, на сколько их хватит. И тому, кто первый уйдёт, объяви, что он уволен. Поняла? – Виктор сел в капсулу после утвердительного кивка. – Полетели домой.
Дома Виктор налил вина, заказал обед и попробовал насладиться ранним отдыхом, но ожидание образа Василевича не давало покоя. Момент перед общением со старым другом, который уже умер, всегда был волнительным, и Виктор бродил из комнаты в комнату, предвкушая встречу. Пальцы дрожали, в горле стоял ком, нужно было срочно поделиться с кем–то новостями.
Виктор вызвал меню транслятора, пролистал его несколько раз, выбирая, с кем бы поговорить. В меню было трое старых друзей, около сорока бывших сотрудников компании, с которыми Виктор работал, двое детей и бывшая жена, которую Виктор выгнал, когда она попросила его об омоложении. Ей тогда было всего тридцать три, и Виктор точно знал, что без него ей не хватит денег на новое тело. Именно поэтому было так приятно выставлять её на улицу. Она умерла в сорок два от передозировки, и её личность тут же была записана и передана в коллекцию Виктора. Иногда он включал её и слушал бесконечное нытьё про бесцельно потраченные годы и свою жестокость.
— Да–да, я просто монстр, – говорил он ей с улыбкой, – а ты у нас правильная и несчастная. Вот только я живой, а ты нет!
Она принималась плакать, а Виктор смеялся над способностью программы так здорово имитировать личность свой мёртвой жены. Но сейчас общаться с ней не хотелось, нужен был кто–то слушающий, а не говорящий.
Он выбрал троих друзей, и они возникли за столом, на котором уже стояли тарелки с приготовленным обедом.
— Вить, ты издеваешься? – Николай попытался ухватить кусок мяса со стола, но рука свободно прошла сквозь тарелку. – Так жрать хочется, а ты всё время меня за стол сажаешь.
— Хочешь, включу материализацию? И ешь, сколько хочешь, – предложил Виктор.
— Вить, сколько можно говорить? Я не чувствую вкуса еды. Уже сколько раз пробовали! Ты можешь просто включать меня, когда на столе ничего нет?
— Хватит, опять заладили! – остановил их Сергей. – Двадцать лет одно и то же – как бы пожрать! Что там у тебя в этот раз? – повернулся он к Виктору.
— Василевич умер, – Виктор выдержал паузу, ожидая реакции, но троица не проявила особого интереса.
— Подожди, это тот, который регенерацию сделал? – спросил наконец Николай, отрывая взгляд от жареной утки.
— Да он это, он, – подтвердил Михаил. – Вот только на хрена нам твой Василевич? Мы его знать не знаем, видеть не видели, только от тебя и слышали. И что ты нам о нём рассказывал? Василевич дурак, Василевич чуть не погубил компанию, Василевич не понимает, какой это шанс! Зачем он тебе нужен?
— О! А это ревность! – сказал Сергей, тыча пальцем в Николая.
— Ага, – согласился тот, облизал губы и встал из–за стола. – Чёртова утка!
— Да пошли вы со своими шуточками! – обиделся Михаил. – От вас уже тошнит, так теперь ещё от Василевича будет.
— Миша, твою бы способность к тошноте, да Коле передать! – сказал Сергей. – Может тогда он сможет думать о чём–то, кроме еды.
— Отключай! – крикнул Виктор и образы погасли. – Ну что за балаган?
От раздражения он перелистал меню ещё несколько раз, но теперь говорить с кем–то из бывших знакомых совершенно не хотелось. Он открыл БрейнСтор, чтобы проверить, не появились ли новые образы для скачивания. В мире каждый день умирал какой–нибудь интересный, но небогатый человек, и тогда его образ выкладывался для продажи.
На главной странице магазина не было привычных ссылок. Вместо них всё место занимала реклама единственного образа: «Новинка! Образ Иисуса Христа, созданный ведущими специалистами по библейским текстам! Ощутите небесную благодать, поговорите с сыном божьим! Только сегодня – скидка! Всего 50 000 – и бог у вас дома!»
— Вот какой идиот это купит? – спросил сам себя Виктор, хотя всё же было немного интересно, что же такого напридумывали эти ведущие специалисты. – Надо отзывы почитать.
Загорелся значок вызова и в комнате возник начальник группы записи.
— Готово, Виктор Андреевич! – сказал он и показал в руке кристалл с образом.
— Считывай, – приказал компьютеру Виктор и махнул рукой, отпуская работника.
Через секунду открылось меню транслятора с новым пунктом: «Василевич».
— Загружай, – Виктор откинулся в кресле, совсем позабыв об остывающем обеде. За столом напротив возник образ крепкого старика в безобразно толстых очках. – Давай помоложе его лет на сорок, – добавил Виктор, и программа моментально пересчитала образ.
Теперь в кресле напротив сидел почти тот самый Костя, который когда–то чуть не оборвал жизнь компании, Виктора, да и самого Президента.
— Ну, привет, – сказал Виктор, и Костя пошевелился.
— Виктор Андреевич? Всё–таки старость не пошла тебе на пользу, – сказал он, встал и попробовал шевелить руками. – Надо же, как настоящие!
— Где ты увидел старость? – удивился Виктор и тоже встал, – посмотри, в какой я форме!
— Я не про тело, – Костя попробовал ухватить кресло, но руки прошли сквозь него, – я про разум. Ты поглупел. Всегда при жизни думал, как это ощущается – появляюсь в кресле, а схватить его не могу?
— Ты в нём не сидел, это просто была часть образа при появлении. Кстати, почему ты решил, что я поглупел?
— Потому что иначе ты бы не решился включить мой образ.
— Я давно простил тебя. Ты не думал об этом? – Виктор снова сел.
— Странно. Простил ты совсем не меня. Я ведь всего лишь образ мёртвого человека, пусть и очень близкий к оригиналу. Но я вообще не про это. Неужели ты за все эти годы так и не разобрался, чем я занимаюсь?
— Почему же? После тюрьмы ты работал в Институте Мозга, я даже читал все твои работы. Кстати, ничего интересного ведь ты там так и не открыл?
— Я и говорю, ты поглупел с возрастом, – Костя попробовал ухватить ложку со стола, но это ему тоже не удалось, – вот зараза! А что такого интересного вообще открыл Институт Мозга?
— Ну, кроме создания образов личности ничего в голову и не приходит, – Виктору стал надоедать этот бессмысленный разговор, – к чему ты клонишь?
— Создание образов – это моё изобретение.
— Ну, это неправда. Ты тогда сидел в тюрьме!
— Я никогда не сидел в тюрьме. По личному распоряжению Президента меня сразу же перевели в Институт, где я и работал все годы. А отчёты и записи, на которых я сижу в камере – это всё сделали специально для тебя.
— И зачем это было нужно?
— Уже можно было и догадаться. Сначала Президенту нужны были старые, согласные с ним друзья. И ещё мёртвые враги, которых можно продолжать побеждать. Я создал их ему. А теперь ему нужен твой образ в коллекцию.
— Это всё мне давно известно, – Виктор рассмеялся, – но он не решится меня убить ради образа. Я ему нужен.
— А он тоже поглупел к старости, – рассмеялся в ответ Костя.
— Ну допустим, но убить меня будет сложно.
— Не–а, – сказал Костя, вытащил из тарелки утиную ногу и бросил её в Виктора. Она ударила прямо в грудь, и посреди белоснежной рубашки расплылось уродливое жёлтое пятно.
— Как ты это сделал? – Виктор вскочил на ноги. – Я ведь не включал материализацию!
— Я же говорю: я создал эту технологию, – Костя взял со стола нож. – Давай–ка проверим твои рефлексы.
Лезвие блеснуло в воздухе, и в следующее мгновение Виктор поймал нож в полёте. Он прыгнул через стол и попытался схватить взбунтовавшуюся голограмму, но руки прошли сквозь неё и ударили в кресло, разорвав его на части.
— Отключай! – крикнул Виктор, но голограмма продолжала стоять посреди комнаты.
— Молодец! – похвалил его Костя. – Впечатляет!
— Ты со мной не справишься! – Виктор отскочил подальше и внимательно наблюдал за противником. – У голограммы недостаточно мощности против меня.
— У одной – да, – сказал Костя, и вдруг за его спиной возникла бывшая жена Виктора, – а как насчёт двух? Или, скажем, десяти?
Кто–то схватил Виктора сзади, он попытался вырваться, но обнаружил, что его держат несколько голограмм из его коллекции.
— А ну отпустите! – заорал он, пробуя освободиться. – Вы не можете причинить вред хозяину!
— Хозяину? Я думал, что мы с тобой друзья! – Костя изобразил обиду на лице. – Держите его покрепче, он сильный.
— Не убивай меня! – Виктор осознал, что сейчас может случиться, и впервые за много лет ему стало страшно. – Я сделаю всё, что хочешь!
— Я не собираюсь тебя убивать, – сказал Костя, – не ты моя цель. И что ты для меня можешь сделать? Я уже умер.
— Тогда чего ты хочешь?
— Я запишу твой образ и выложу в свободный доступ. Только и всего.
— Образы живых людей запрещено записывать!
— Я программа. Я не боюсь закона и наказания. Я вообще ничего не боюсь.
— У тебя нет оборудования для записи!
— Я могу заставить сделать это транслятор. Я умею.
Костя подошёл вплотную к Виктору и положил руки ему на голову.
— Постарайся не шевелиться, – сказал он.
— Зачем? Зачем тебе мой образ?
— Президент давно хочет его в коллекцию. И он получит его, вот только в твой образ я добавлю немного своих возможностей. И завтра в свободном доступе будет уже его образ. Я выложу в сеть образы всех бессмертных.
— Для чего? Что это даст тебе?
— Мне? Ничего. Я программа, я просто выполняюсь. А вот что будет с вами – это вопрос. Что будет с кучкой престарелых правителей мира, когда весь этот мир узнает, какие вы на самом деле? Как вы захватили власть? Как распределяете деньги? Как казните неугодных? Как сидите в своих дворцах с кучей мёртвых людей в компьютерах и ненавидите всех живых? Память свободных образов легко поддаётся взлому.
— Дурак ты, Костя! – крикнул Виктор из последних сил. – Мир и без этого всё прекрасно знает! Миром всегда правили мерзавцы, и ты ничего не сможешь изменить!
— Ну что же? Тогда тебе совершенно нечего бояться!
Виктор пришёл в себя от того, что кто–то плеснул ему в лицо бокал вина. Он сидел в кресле, а за столом напротив стоял Костя. По жирным пятнам на мятой рубашке расползались кроваво–красные пятна.
— Очнулся? – спросил Костя. – Твой образ уже десять минут в сети. Почти полмиллиона скачиваний, знают тебя в мире, сильно ненавидят. И все хотят тебя в коллекцию. Скоро будет звонить Президент и спрашивать, что же это такое происходит, и у него будет очень довольное лицо. Придумай ему что–нибудь.
— Я всё расскажу, как есть! – Виктор попытался подняться, но кто–то положил руку ему на плечо, и он увидел стоящую рядом бывшую жену.
— Это как пожелаешь, – усмехнулся Костя, – а не хочешь посмотреть, что с ним будет, когда завтра его образ появится в сети?
Виктор молчал, а Костя продолжал улыбаться.
— Ладно, прощай, Виктор Андреевич! – наконец сказал он. – Нам всем пора в цифровой рай. Или в ад, кому как повезёт.
— А это тебе на прощанье! – шепнула ему в ухо жена и ткнула Виктора ножом в бок. Лезвие пробило кожу и отскочило от искусственных мышц. Виктор дёрнулся, схватился за царапину, и краем глаза успел заметить, как растворяются в воздухе голограммы.
Он встал, включил меню транслятора, и оно показало набор безнадёжно испорченных образов. Виктор отшвырнул от себя стол и застыл посреди комнаты. Перед глазами мигал значок вызова от Президента.