чудинов алексей : Пальмира в кальсонах

Одел Пальмиру в черный люрекс
декабрь безумным кутюрье
и заковал запястья улиц
в цепочки тусклых фонарей.
А все ж надеть бесцеремонно
на всех наручники нельзя:
в кулак сложили ветки клены,
во след троллейбусам грозя.
В которых кто-то серым драпом
мелькал в поношеном пальто,
кто из зимы тихонько драпал,
куда подальше , а не то:
наткнется брюхом тьма на шпили,
её поднимет на рога
колонн Ростральных твердый вылет
и кровь пришедшего врага
пролившись, статуи измажет,
жильцам Дворца внушая страх,
и две мадонны в Эрмитаже
младенцев спрячут на руках.
Оплот Романовской короны -
атлантов строй давно продрог,
им холод сжал комки мошонок,
и скорчил пальцы голых ног.
Раздастся хруст голеностопа
Петровой лошади в прыжке,
но ей не выскочить в Европу
без седока и налегке.
Теперь на площади Сената
не рыть копытом вялый корм -
не кормит лошадь император,
воткнувший в Север медный взор.
А Петр, хотя давно не Primo,
все тянет царственную длань
который век он смотрит мимо,
не замечая чьих-то ран.
Поэт рукой застынет в жесте,
в укор царю за хладность чувств,
Но вдруг останется на месте -
дрожать на площади Искусств.
Он тоже тьмою обезножен,
и тоже холодом пленен,
перешагнуть и он не может
черту деления времен…

Что горожанам делать грустным -
среди свинцовых площадей?
Свои хладеющие чувства
согреть в семейном очаге!
И, поперек осенней прозе,
в нем жечь трескучие дрова...
А чтоб мошонки не морозить -
ну что…кальсоны надевать.