Николай Таранцов : И только любовь

Жизнь.
Вторая её половина, ещё не конец, но уже довольно близко.
Кто-то скажет это плохо. Всё хорошее осталось в прошлом, ну пусть почти всё. Время убыстряет и убыстряет свой ход. Ничего не удивляет уже, не радует.
Или может не так уж и плох этот предпоследний момент жизни. Момент Истины?
Ну да, как посмотреть. Или, как описать. Я не знаю сколько таких, кто силён по этой части, особенно среди среднестатистических, самых обычных, тех кого в толпе не то чтоб выделить заметишь не сразу. Нынче любой журнал, любую газетёнку открой глаза разбегутся, сколь разной ерунды пишут, а если пишут, то наверняка читают. Это я к тому, что, если прочитаешь может и разберёшься что к чему.
Во всяком случае я попытаюсь написать доходчиво. Попытка не пытка. В крайнем случае, если неинтересны тебе будут мои старчески-маразматические сентенции можешь хотя бы печку этой писаниной на даче растопить.
Будет тепло, то самое которого порой так не хватает. Глядишь хоть какая от всего этого польза будет.

Впрочем, не совсем о том, что ты подумал пойдёт речь о котором ты подумал, книги с неопределённым жанром, как жанр литературы тоже конечно неплохи в соответствующей обстановке да с соответствующей компанией, но как-то несерьёзно оно что ли, в нашем то возрасте, да при нашем образе мышления. Мы лучше просто о жизни поговорим, и о самом наболевшем и переболевшем. Естественно и о любви пару слов найдётся, /если у тебя желание возникнет/.
Просто поговорим, по-дружески, по-людски.

Жизнь она, знаешь, как. Всё зависит от чего-то, от факторов, внутренних, /состояния души/, внешних, /да мало ли чего может быть/. Говорят, к старости, когда хочется побыть наедине со своими мыслями, вспомнить былые привязанности, итоги подбить хочется одиночества. И не потому, что ты никому ты не нужен, или тебе никто тебе не нужен, просто какая-то эмоциональная усталость, хочется просто не спеша пожить, ну и заодно обосновать свою жизнь хочется, итоги подбить, завещание, /духовное/, оставить.
Впрочем, ты ещё молод, относительно конечно. И понимаешь, что и всё в нашем мире относительно. Возможно ты ещё не дошёл до таких духовных потребностей, мало того чувствуешь, что ох, как не хочется доходить. Оправдания, или обоснования своей жизни ближе к старости искать, дело гнилое, конечно и в другие времена понемногу ищешь, во всяком случае пытаешься. Что из этого получается вопрос другой.
А получается обычно самая лютая тоска, да грусть небеспричинная.

За окном кто-то куда-то спешит. Машины туда, сюда. Жизнь, она такая, своего требует. Требует ехать, идти, когда вроде бы можно вечерком расслабится на диване под телевизором включённым.
В жизни обычно если и совпадает чего-то в точности наоборот, сидишь на диване перед телевизором включённым, чего оно там показывают, не всё ль равно, мысли то совсем в других плоскостях крутятся, жизнь не такая как в кино с этим напряги, впрочем, мы ж не баре чай.
Смотришь, а за окном народ совсем распоясался, радость не пойми от чего, прям через край прёт, живут же люди, молодость, романтика ж поди. Мужской голос матом, женский фальцетом, не поймёшь о чём там они воркуют, голубки. К интиму видать идёт, да так, что и при закрытом окне глаз не сомкнёшь. Впрочем, глаз не сомкнёшь по другой причине, ну да ладно не будем слишком уж заостряться на таких вопросах, это уже из области личного. Хотя. Тут хочешь, не хочешь, если уж начал говорить, не заметишь, как всю подноготную как на духу выложишь. Выложишь и не заметишь.

Что-то непонятное возрастное творится в сознании, как будто паузу взял между молодостью и старостью, и эта пауза затянулась и который год как резинка на трусах тянется. Так вот на этой паузе, живёшь втянулся вроде, привык, чего уж там, ко всему человек привыкает. Может в привычке этой и счастлив по-своему. Счастье то оно разным бывает, какой человек такое и счастье. Вот у тебя такое, а у него другое. Увидел человека на улице, или ещё где и первая мысль, несчастный человек, а он счастлив, тебе то не понять, так же, как ему тебя. Только зачем оно тебе, так же, как и ему надо. Живи себе радуйся своей жизни в меру возможности.
Вроде и просто это да внутренний голос всё радоваться жизни не даёт, всё противоположные аргументы подсовывает.

Жизнь, оно знаешь как всегда есть о чём думать. Просто жить надо, пусть не то чтоб хорошо жить, просто жить. С претензией на по-человечески.
У тебя осталась ещё парочка учеников, даже самому не верится, вроде ещё и несёшь в неокрепшие умы хорошее, доброе, вечное. Особенно хотелось бы вечное, да знать бы что там вечное. Точнее тут, пока ещё тут, но сохранится пусть не в вечности, пусть некоторое время после нас. И мы продолжимся некоторое время ещё на земле этой. Глупо конечно. Оно то конечно каждому своё, тем не менее.

Мы даже не говорим о том, что у каждого своя война, потому как, и это есть, мы пока говорим о жизни тоской воспоминаний молодости приправленной, но, если уж быть до конца честным, кому ты нужен с этими своими закидонами старческими.
Тоска же к слову, оно ведь тоже градации имеет. Ну женат, ну дети есть, работа любимая, ученики ну и что с того. Общаетесь, опыт жизненный передаёшь, бедами, радостями делитесь, а шиш тебе. Всё в себе держишь, всё в себе варится, гремучей такой смесью, в эту самую тоску изливающуюся, что не то что выть утопиться впору.

Утопиться, или может лучше повеситься.
Всё равно рано, или поздно, того. Или поздно. Что-то уколет, где-то в области сердца, а потом как нахлынет. Всплывёт из памяти. Утро, открываешь глаза, а из окна луч света солнечного прямо в глаза и как-то на душе легко и радостно, и кажется не жил до того, точнее жил, но как-то в черновую, что ли.
Что предшествовало тому моменту, как-то стёрлось с памяти, что было после тоже, осталось только хорошее. Осталось где-то в прошлом, там куда не попасть ни при каком раскладе.

Ты выходишь на улицу, идёшь по тротуару, ничего нового, та же рутина, что и год, и два тому, те же лица, те же улицы, тротуары, витрины магазинов. И ты тот же, только старше стал, раздражительней, улыбаться разучился, радоваться жизни беспричинно.
Через дорогу бар, довольно приличный, почему б не зайти. Поговорить с кем-нибудь о чём-нибудь, послушать, что говорят, расслабится, чашечку кофе выпить. Сколь той жизни. Сколь того счастья в жизни.
- Привет, - бросает через стойку неопределённого возраста бармен.
- Привет, - отвечаешь ты.
- Как всегда?
Ты киваешь головой, и потому как видишь его впервые, и потому как сам не очень хорошо знаешь, что именно это самое, как всегда.
Он наливает, ставит стопку с коричневой жидкостью на стойку, заговорщически улыбаясь.
Глоток и тёплая, ласковая волна медленно проходит по пищеводу.
- Как дела, то, нормально? – спрашивает улыбаясь. Говорят, все бармены такие им бы только почесать языком. Скольким он это уже повторил, скольким ещё повторит. И так каждый день, свихнуться можно, как подумаешь. Впрочем, и тут есть нюансы, бизнес. Кто-то зайдёт выпить, кто-то поговорить, а где поговорить, там и выпить. Простая в общем то арифметика.
Бармен застыл в ожидании ответа. Ты многозначительно поднимаешь брови. Пусть судит как хочет, может и плохо, а может и хорошо. Может. Всё может быть и только потому может и не стоит вот так сразу лезть в душу. Или наоборот, стоит залезть, переворошить там всё, глядишь и легче будет порядок навести.
Не успел абсорбироваться, а бармен не унимается.
- А чем занимаешься-то, друг?
Ты молчишь, смотришь то на телевизор, то на оставшуюся в стопке жидкость. Вот тебе и друг нарисовался, так буднично и просто, а ты даже не знаешь, как зовут его то.
- Да ты не менжуйся, подумаешь встречаемся только иногда, но слава богу встречаемся, значит живы, значит не зря шарит земной вокруг солнца круги наматывает. А знаешь, чисто по-человечески, знаешь грустно, когда о человеке ничего не знаешь, кто он, что он, может он и хороший человек, просто вот так звёзды сошлись, что что-то пошло не так - бармен смотрит грустными глазами, его можно понять, что он так лакейская должность, а ведь тоже человек, и тоже может неплохой, - А ведь, знаешь, как оно, бывает и поделиться с кем-то не то чтоб хочется, нужно, бывает радостью, бывает горем, чтоб кто-то искренне порадовался вместе с тобой, или посочувствовал тебе. Иначе то как жить на свете, это уже и не жизнь, а скорее существование скотское.
- А я так, учительствую понемногу, - отвечаешь ты.
- То-то я погляжу, человек интеллигентный и пьёт интеллигентно, и лишнего не скажет. Уважаю таких. Я можно сказать тоже учительствовал в своей сфере естественно, недолго, у нас тут премудростей мало, налил в шейкер взболтал, разлил, посчитал выручку. Премудростей нет, а я вот сижу здесь который год, а ученик мой меж тем далеко пошёл, доложу я вам, второй ресторан открыл, в самом городе Париже, да в самом центре.
- Первый ресторан тоже в Париже? – спрашиваешь ты, чтоб хоть что-то спросить.
- А вот и нет, первый в Марселе, там говорят ещё порт большой, моряки, движение. Я далее нашего городка то и не был никогда, не довелось как-то, не сложилось. А к нему туда во Францию так захотелось написал ему в «Фейсбуке» сообщение, думал по старой дружбе найдёт у себя местечко потеплее. Да где там вспомнить да обогреть старого друга, который, в ущерб себе тебя правильной жизни обучил. Обидно конечно было, да как-то прошло вроде, затёрлось временем, всё проходит, да я и не жалуюсь, что жаловаться дело прошлое, так вспомнилось к слову. Вот видишь и кантую до сих пор за этой стойкой, пока возраст и здоровье позволяют, а там не загадывать не буду, кто его знает, как жизнь обернётся.
Ты молчишь, тоже жизнь свою кантуешь, и тоже не знаешь, как ещё жизнь обернётся и что ещё и как в этой самой жизни будет, если конечно ещё будет.
Он наливает ещё стопку, - Как другу, за мой счёт, я сегодня угощаю.
Ты улыбаешься, и достаёшь из бумажника купюру, - Да ладно, не будем мелочиться.
Он тоже улыбается и даёт сдачу.
И вы оба понимаете, такова жизнь.
В который раз та говоришь сам себе, что всё относительно.
А уж добрые порывы, порывы души тем более.

Ты почему-то подумал о своих учениках, даже не о ком конкретно, скорее о всех сразу.
Сколько их у тебя было, кем они стали, как сложилась их жизнь.
А ведь правда за всё время ни один о тебе ни вспомнил, не поинтересовался, как ты, что ты, может заболел, может умер.

Может именно так выглядит, одиночество.
Человек, в которого ты вложил все силы, всю душу про тебя забывает. Один хороший человек забывает другого хорошего человека просто за ненадобностью.
Мы же привыкли, /нас так учили/, если обращаться к кому-либо, то сугубо по делу. А дела обычно требуют отдачи, ты мне я тебе, железный принцип человеческих отношений. И упаси бог подойти к человеку просто так. Мы же деловые люди.
Впрочем, и это прошло, тебе уже никто ничего должен, и ты никому ничего не должен. С одной стороны, свобода, с другой стороны конечно грустно.
Такова она наша жизнь, и дело видимо не в том, что бывает так, что и разносит далеко, /судьба/, и бывает забирает много времени, /работа/, всяко бывает. Но всё равно человек может остаться человеком, если захочет, если ощущает в том духовную, а не материальную потребность.

А может ты был плохим учителем, не сумел своих учеников научить главному, доброте, любви, точнее может даже не только любви, а ещё и человеколюбию.

Спрашиваешь себя как можно научить человеколюбию. Может любовь к ближнему это дар, божий дар человеку. Но, где те счастливчики, которые удостоились подарка.
Может Бог отвернулся от нас, /да, это касается не только тебя и меня, а всех нас мы же атеисты, прагматики, всю жизнь копим чего-то, сплетни собираем, врём безбожно/. Может у Господа другие фаворитах, более честные, открытые, бескорыстные.
И недостойны мы любви.
И разговор даже не вселенской любви, а самой обыкновенной, человечьей, отмеренной временем нашего пребывания на земле этой.
Всё то оно так, но от таких мыслей почему-то жалко себя стаёт, прям слёзы наворачиваются, и жизнь то неровной была и главное, всё время ускользало, пряталось в мелочах, да и дойти до главного получилось не сразу, наощупь же идти приходилось, никто тебя жить не учил, никто не подсказывал. Сперва надо было выжить, /работа все силы забирала/, а только после можно было жить, /можно было, да на личную жизнь сил не оставалось/. Не до высоких материй было, не до сантиментов. Не до любви. И никто тебя не любил, и никого ты не любил. По-настоящему.
Никто нас всех не любил, и мы сейчас никого не любим. Такой вот замкнутый жизненный круг, или даже цикл. Цикл нелюбви.
Те взрослые те, которые были взрослыми, когда мы были детьми жили в своём одиночестве. Жили, а когда умерли передали нам его в наследство. И мы передадим его в наследство следующим поколениям. А по-другому не бывает, в нашем поганом мире не бывает, точнее даже по-другому в этом мире быть не может.
Потому как у нас больше ничего нет. Ничего, что мы могли бы оставить грядущим поколениям. Всё просто. Даже элементарно просто.
Говорят, простота хуже воровства. Возможно. Возможно и порядочность наша там на небесных скрижалях немного весит, и жизненный смысл там другими критериями измеряется. И вполне возможно, что нам там за дела наши немного обломится.

Вот только, кого винить и зачем винить.
Если даже жизнь, это экзамен, бессмысленный экзамен на любовь. Бессмысленный потому как любовь, которую ты всю жизнь ищешь в окружающих, нужно найти в себе. И не просто поделишься этой любовью, а всю до капли отдать. Бескорыстно.
Сумеешь отдать, считай сдал экзамен под названием жизнь.
Твоя жизнь.

Каждый человек имеет право на ошибку, /на ошибки/, вроде, и не со зла, да только с памятью своей, что делать, как быть с правом на прощение, /отпущение грехов/, и с правом на самопрощение, сможешь ли когда себя простить, будешь ли иметь моральное право на это.
Мог ли ты подумать, когда был молод, что суд собственной совести да самобичевание такая страшная и беспощадная штука. Вроде ничего такого плохого никому не сделал, просто жизнь прожил не так, как того хотелось, как должен был, как мог бы. Ошибки жизненные, они ведь разными бывают, например, ничего плохого не сделал, но и ничего хорошего, и только когда жизнь прожил понял это. Понял, что остался на старости лет наедине со своими невесёлыми мыслями.
Мог ли ты пол века назад подумать, что жизнь такая страшная штука.

Об этом можно бесконечно говорить, особенно вечером, ближе к ночи.
Когда память услужливо подсовывает тебе полу-размытые воспоминания, всё то, что было, было да прошло. И ты по старой привычке пытаешься мысленно переиграть, сознание подсовывает варианты, где по любому всё, что было не так всегда хорошо кончается, и все счастливы.
А на самом-то деле жизнь продолжается. Продолжается пока ты ещё живёшь старым, отработанным схемам и время, отмеренное тебе время, стремительно несёт тебя по направлению к небытию. И единственно, что успокаивает в этой ситуации, в какой-то момент всё кончится, обнулится и канет в пропасть, в ту самую бездну небытия. всё, что казалось важным, нужным, а вместе с ним и всё что хотелось бы забыть, стереть с памяти, да никак не получалось.

И только любовь…

Р.S.
Вот такая одна из не-до-историй, не-до-жизни. Потому как жизнь продолжается, а посему история, /рассказ/, ещё дописан.
Это не страшно, так бывает.
Есть только одно но, эту недописанную историю мне почему-то хотелось бы назвать историей любви, или даже историей большой любви, и закончить её соответственно названию. Да вот никак не получается.

Не знаю может так и должно быть, /так задумано свыше/, но тем не менее может, ты читатель мой попробуешь дописать за меня хеппи-энд этой невесёлой истории, /или, если не сможешь дописать, мысленно представить/.
Зачем?
Да хотя бы потому, что не только литература, но и жизнь если не могут быть идеальными, то должны быть хотя бы такими, в которых ближе к концу ты почувствуешь горечь разочарования.

30.06.19