Lipton ™ : «Сделал гадость – спи спокойно».

Дело было в конце августа. Год какой был уже не помню, но в то время самым крутым было ходить в галошах, фуфайке и с черенком от лопаты наперевес. Помню, как жирная падла Толстый увещевал нас: «Поймите вы ибланы. Время меняется, щас самые крутые поцики это те, которые могут подойти к бабке на рынке, взять у нее семачек и она им ничиго не скажит.»
Вот далбаеп то гыгыгыыыы. Но дело не в том, что понятие крутизны в те годы отлечалось, а в том, что уже тогда мы не терпели западла друг от друга, и всячески его пресекали. Даже шоковыми мерами.

Толстый был всегда заподлянцем и мудаком. И падлянки свои делал постоянно и всем. Его это очень смешило. Однажды он налил на крыльцо Белому растительного масла и спрятался в смородине с фотоаппаратом «Смена8», шоб зафоткать беловский пиздец. Но он жестоко обламался. Потому что в этот момент приехала бабка. Старая карга так наебнулась с лестницы, что Толстый даже затвор фотика забыл передернуть. Слава богу, что она ласты там не склеила. На ее вопли выбежала беловская мать и тоже переебалась нахуй, угодив своей мамане в глаз пяткой. Нихуясебе отжог юный фотограф?

А еще этот гавнюк любил встать пораньше и приехать за мной, штоб покататься на великах. При этом однажды этот жирный скунс не поленился и натянул стальную леску между заборами возле соседнего огорода. Потом, разведя меня на «Кто быстрее вон до того поворота» само собой приотстал. Я налетел на леску точно между колесом и крылом и перекувырнувшись в воздухе уебался на гравий, чудом не сломав позвоночник.

Но и месть приходит к уебанам.
Конец августа значит. До учебного года осталось дня два-три. И что, уходить на учебу не отомстив этому защеканцу? Да хуй тебе!
Есть на озере на нашем здаровый такой тополь, не тополь даже, а дядя Тополь. И всегда на нем висела тарзанка. Объяснять что такое «тарзанка» не буду, вы же не олигофрены пиздаёбнутые.
Кароче, было уже холодно, мы зажигали в фуфайках, сапогах резиновых, кофтах, теплых штанах и даже шапках в некоторые дни. День был как раз такой.
Заранее мы с Белым пришли на озеро с ножовкой. Он как лофкая мартышка взобрался на дерево и у самого узла подпили веревку, но так, что сам мог на ней висеть, а вот я – хуюшки.
В час «Х» мы приперлись на озеро втроем. Хули, Белый катанулся. А потом я затеял рамс, кто из нас двоих с Толстым будет следующим. Хули, поломавшись для порядка минут пять, я сделал вид что испугался обещанных пиздюлей и сдался. Это надо было видеть. Наш паровоз вперед летит, блять, в каммуне остановка. Веревка лопнула именно тогда, когда надо, то есть при максимальной амплитуде раскачивания. Этот бегемот в шапке, куртке, штанах, варежках, сапогах и шарфе бомбой ебнулся аккурат на середине озера. Так громко, радостно и с удовольствием чем тогда, мы больше никогда не смеялись.
Канец, нахуй.