зиндан : Астры и георгины

Проснулся и сразу подумал: вот и осень. Первое сентября.
Разрешил себе ещё немножко погреться под одеялом. Дремотно наплыло, как много, очень много лет назад вот таким же сентябрьским утром я шёл в первый класс, сжимая в правой руке букет георгинов. Или астр? Мммм… Нет, уже не вспомнить. Пожалуй, всё-таки астры. А в левой руке – портфель.
Потом первое сентября неоднократно повторялось, и каждый раз – вот это помню точно! – было досадное и тревожное ощущение: как же я опять сумел праибать лето?! Ничего не успел, только начал – и уже в школу! Лето текло сквозь пальцы. Совсем как сейчас.
Пора. Встал, подошёл к окну. Пасмурно, дождик. Прямо так, в любимой пижаме со слониками, нажал кнопку звонка. Через четыре секунды парадным шагом возник дежурный офицер, щёлкнул каблуками, вскинул руку:
- Хайль Гитлер!
- Зиг хайль, - желчно ответил я. Желчнее не скажешь, поскольку сейчас во мне столько желчи, что даже ненависть с трудом помещается. Ну, а как иначе, если всё через жопу. Первое, блять, сентября.
- Докладывайте.
- Яволь, майн фюрер. Прикажете карты?
- И карты, и шнапс, и блядей!.. Да стой ты, куда… Шучу. Нахуй карты, это потом. Давай вкратце - основные темы дня.
- Майн фюрер, боюсь, новости преимущественно негативные. К сожалению.
- Оценки оставь себе, для семьи и детишек. Только факты. Я слушаю.
- Гесс улетел.
- Чоооо бля?! Он же ещё весной улетел, мазафака!
- Да, но… вроде обещал вернуться…
- Хуй он кому обещал! Ну и чо?
- Не вернулся. На связь не выходит.
- Данке. А посвежее новости есть, без исторических экскурсов?
- В генералитете зреет заговор.
- Пидарасы. Повесить.
- Кого, майн фюрер?
- Всех, нахуй!
Офицер готичным почерком записал в книжечку чёрной кожи: «Всех повесить на хуй» и продолжал:
- Тибетские предсказатели не рекомендуют штурмовать Сталинград и проводить глобальные операции в районе Курска.
- Ахуели внатуре? Что нам теперь, весь стратегический план ломать? Двойную игру ведут, сссуки. Пытать и вешать. Нахуй. Потом сжечь.
Офицер записал.
- Ева Браун…
- Не надо. Я в курсе.
- Сильно активизируется советская разведка. Как фронтовая, так и прямо здесь, в Берлине.
- Ловить! Ибать и резать!
- А вешать?
- Потом – вешать.
- На хуй?
- Нахуй, за хуй и похуй!
Офицер записал.
- Маннергейм не хочет штурмовать Ленинград. Планирует окопаться и курить бамбук.
- Во гнида чухонская! Повесить.
- Маннергейма?
- Гыыыыы! Тьфу. Лучше бы, конечно, Ленинград. Ладно, отставить. Со стариком я сам побеседую. Что-то ещё?
- Пожалуй, есть и хорошее.
- Говори.
- Наше наступление на восток продолжается.
- Зэр гут!
- Правда, темпы снижаются с каждым днём.
- Хуёво.
- Все планы сорваны. Порою темпы, увы, даже отрицательные.
- В каком смысле?
- Имеют место случаи отступления. Редкие и временные случаи.
- Ну пиздец!
- Затрудняется процесс снабжения армии боеприпасами, горючим, запчастями и продовольствием.
- Ахуенно ты меня порадовал, боец! Огромное тебе спасибо за добрую весть, - желчь лилась из меня рекой. – Альзо. В два часа совещание. С картами.
- Какова тема, майн фюрер?
- Тема – первое сентября, День знаний. Я им расскажу, как Родину любить и как за неё воевать! И как умирать – тоже расскажу, бля буду… А сейчас стану завтракать и принимать ванну. Свободен.
Максим Максимович привычно взмахнул рукой, крикнул «Хайль Гитлер!», щёлкнул каблуками и покинул помещение.
«Вот один толковый офицер в моём окружении, - подумал я. – И то - русский шпион, если верить Мюллеру. Который тоже - русский шпион, если верить Шелленбергу. Которому вообще никогда нельзя верить».
Поправил чёлку, снова посмотрел в окно. Всё же астры или георгины? Может, хризантемы? Хуй его знает. Ровно два года назад я начал свой великий поход, и всё шло как по маслу, как по заказу. До этого лета, которое совершенно перекосоёбило жизнь.
Капли дождя ползли по мутному стеклу. Акварельку, что ли, захуячить, типа «Прощай, лето»? Ни к селу ни к городу вспомнились строчки русского, чёрт бы его побрал, классика:

Уж веет холодом долин,
Поля пусты, леса раздеты…
Велю растапливать камин,
С печалью вспоминаю лето…

Ладно, хватит рефлексировать. Лето я праибал, надо честно признать. Не праибать бы осень. Потому, что потом – зима.