Шева : Бесы

…Но иногда на Порфирьевича нападала хандра.
Особенно глубокой, поздней осенью.
Когда в ненастный день темнеть начинало уже в четвёртом часу пополудни и день скукоживался до всего-ничего.
И тогда в душе Порфирьевича будто просыпался чертёнок, а точнее - мелкий бес, который начинал подзуживать, - Ну давай…Чего-ты! Не в первый же раз! Пора!
Порфирьевич был военным пенсионером.
Пенсия была неплохая, на жизнь хватало.
Чего не хватало - так это общения. Жил он один. Немногочисленная родня была далеко. Друзей-товарищей с каждым годом становилось всё меньше.
На кладбище переезжали.
Поэтому с некоторых пор Порфирьевич стал практиковать, как он это называл, выходы «в народ».
Сначала он долго сидел за компьютером на сайтах, предлагавших работу. Неспешно, тщательно изучал предлагаемые вакансии. По облюбованным вакансиям звонил, иногда даже посылал резюме.
Дочка соседей, Анечка, студентка, научила.
Должности Порфирьевич выбирал немудрящие: завхоз, по нынешнему - офис-менеджер, колл-менеджер на «холодные» звонки, охранник.
На работу выходил как на праздник - гладко выбритый, с лёгким запахом одеколона, в отутюженном костюме.
Офицер, йопта. Хоть и в отставке.
На самом деле работать Порфирьевич не собирался.
Так, неделю, полторы самое большее.
Главное было - с новыми людьми познакомиться, пообщаться. Повращаться в незнакомой обстановке. Чтобы было что вспомнить.
А потом - адью! Не подошла работа, мол. Не моё.
Универсальная отмазка для универсального солдата, вспоминая фильм, улыбался в душе Порфирьевич.
Не моё - и всё тут. Кто что может возразить?

Это консалтинговое агентство Порфирьевичу сразу глянулось. Как говорится, невооружённым взглядом было видно - круто стоят.
Порфирьевич послал резюме, не особенно и надеясь.
Но уже на следующий день на его электронную почту пришёл ответ - приходите на собеседование.
На удивление, разговор был коротким и обнадёживающим. Сразу и огласили вердикт - берём!
Коллектив в агентстве был небольшим - семь человек.
Если не считать директора агентства с лукавой фамилией Хитров и его сексапильную секретаршу.
Порфирьевич из прежнего, да уже и нового опыта знал, что любой коллектив обычно встречает новичка настороженно. Одно дело, когда люди уже притёрлись, и другое дело - новый человек.
Мало ли? Мудаков полно.
Но эти молодые ребята Порфирьевича удивили. Такого доброжелательства и искреннего желания помочь быстрее освоиться на новом месте он не встречал еще нигде.
Уже на третий день Порфирьевич не шёл, а бежал на работу.
Будто в родную семью.
Все ребята были молодые, в среднем где-то тридцатник, но Порфирьевич не ощущал разницы в возрасте. Даже в разговорах и дружеских перепалках, которые иногда вспыхивали в офисе.
Более того, его реплики, советы и суждения обычно выслушивались с уважительным вниманием и одобрением. Как правило, кто-то обязательно потом бросал, - Вот - устами Порфирьевича глаголет истина!
Эго Порфирьевича беззвучно раздувалось. Он чувствовал себя эдаким «серым» кардиналом. Хотя и понимал - куда ему до этих ребят!
Эдика - кандидата наук, Михаила, окончившего школу бизнеса в Лондоне, Евгения, только прилетевшего из Давоса и одарившего всех, даже Порфирьевича, тамошними сувенирами, Сергея, большого молчаливого бородача, приезжавшего в офис на хромированном красавце Харлее, Игорька - фаната бодибилдинга и, как фыркали девушки офиса, метросексуала.
Кто такой метросексуал, Порфирьевич не знал, но интуитивно эту затею Игорька не одобрял. Считая, что от метро и до гомо недалеко.
Девушки, Мила и Яна, поражали Порфирьевича не только своей молодостью, красотой и острым умом, но и какой-то неземной ухоженностью, нежными парфюмами, модными, будто с обложек женских журналов нарядами.
При этом были с ним неизменно благожелательны и приветливы.
Из-за чего Порфирьевич, к стыду своему, иногда даже думал про себя, - Эх! Почему я не моложе хотя бы лет на десять!
Особенно когда глаз ненароком отмечал нежный абрис груди в декольте нагнувшейся Милы или резинку чулок у Яны, обычно сидящей на своём вертящемся кресле нога на ногу с высокоподнятыми коленками.
Чем агентство занималось, Порфирьевич толком и не понял.
Вроде и финансовой аналитикой, и биржевыми котировками, и прогнозными оценками рынка и, в то же время, экзит-полами по разным политическим и социальным вопросам, каким-то боком даже IT-технологиями.
Когда начиналась дискуссия по какому-то вопросу, добрую часть слов Порфирьевич попросту не понимал.
Соответственно, и текст понимал через пень-колоду.
Но слушать всё-равно было интересно.
Слова порхали быстро как колибри, да еще и звучали подобно названиям каких-то диковинных заморских птиц: эстетика анархо-капитализма, изящный стартап, няшные эмодзи, дизайн реальности, тренд мэйнстрима, марвел духа, селфидром, суггестивный пикап, трампец, - он же трампоц, фьюжн, фьючерс, фтопку.
Водопад незнакомых слов будто омывал Порфирьевича и каким-то удивительным образом делал его просветлённей и умнее.
Это как в детстве, когда к двум известным всем пацанам словам - хальт! и Гитлеркапут! он смог выучить длиннющую фразу - дойчен зольдатен унд официрен нах Москоу шнелер шпацирен! и гордо считал, что уже может разговаривать по-немецки.
На второй неделе пребывания в агентстве Порфирьевич решил окончательно - остаётся.
Понравилось ему тут.
Очень.

А в пятницу Порфирьевича неожиданно пригласили к директору агентства.
Порфирьевич вошёл в кабинет шефа, присел к столу.
- Егор Порфирьевич! – энергично начал Хитров, - Не буду, как говориться, растекаться…Неприятно, но вынужден объявить вам, что с понедельника мы в ваших услугах больше не нуждаемся. Заработанные деньги уже на вашей карточке.
Хитров поднял глаза от стола и лукаво улыбнувшись, закончил, - Вот, собственно, и всё!
Увидев, что Порфирьевич продолжает неподвижно сидеть, уже нетерпеливо добавил, - Вы свободны!
- Но как же это? – оторопел Порфирьевич, - Почему? Я же всё выполнял, что мне поручали. Какие ко мне претензии?
- Да претензий нет, - недовольно пояснил Хитров, - Не в том дело.
- Тогда в чём? – обиделся Порфирьевич.
- Вы. Нам. Не нужны, - с паузами, будто через точку, отчеканил Хитров.
- Не нужен…- повторил в прострации Порфирьевич.
Незримо повисшая в кабинете пауза была, похоже, неприятна обеим сторонам.
Как оглоушенный, Порфирьевич, будто хватаясь за соломинку последней надежды, вдруг вспомнил, - И ребятам я глянулся…
Что-то громко хрустнуло.
В руках Хитрова сломался карандаш.
Он взглянул на сгорбленную, поникшую фигуру Порфирьевича и с какой-то странной интонацией произнёс, - Ребятам понравились, говорите?
Похоже было, что он что-то скрывает, не хочет говорить.
- Хотите начистоту?
- Конечно, - ответил Порфирьевич.
- Тогда не пеняйте, - сухим, бесстрастным голосм продолжил Хитров, - Обычно шутам я этого не рассказываю.
- Кому? – не понял Порфирьевич.
- Шутам, - повторил Хитров, - Вам не послышалось. Вы видели, - коллектив у нас молодой, продвинутый, высокоинтеллектуальный. Задачи решаем высочайшего уровня. Но даже такие задачи со временем превращаются в рутину. Ребята закисают. И закипают. Для выпуска пара раз в месяц мы вливаем в коллектив свежую струю. На неделю-полторы для забавы берём человечка совсем из другой социальной среды.
Как потешную зверушку.
Как шута.
Человечек, как правило, этого и не подозревает. А ребятам - разрядка. Да и креативность повышается. Хотя баловство, в общем-то.
Вот такие дела. Modus vivendi, так сказать. Ничего личного.
Порфирьевич поднялся из-за стола.
Хотелось сказать многое.
Но обронил только два слова, - Суки вы!
Хитров сделал вид, что не услышал, или будто ничего сказано и не было.
Со смешком предложил, - Чтобы закончить на хорошей ноте, а хотите, я вам анекдот расскажу? В тему! Психиатры советуют: если на улице вы пытались познакомиться с молодой, красивой девушкой, а она вам отказала, не расстраивайтесь: придите домой, поиграйте с внуками. Помогает.
…Когда Порфирьевич вышел из кабинета Хитрова, звучавший в офисе разговор резко затих. Кто уткнулся в экран монитора, кто воткнул в уши наушники, кто бросился срочно что-то писать.
Нужное, наверное.
- Как нашкодившие дети. В молчанку играют, засранцы! - подумал Порфирьевич.
- В подлянку! - поправил внутренний голос.

Выйдя из агентства на улицу, Порфирьевич бросил в рот сигарету.
Которая ни хера не перебила горький, гадкий, говённый осадок.
Чувство было - будто с него сняли…нет, содрали шинель.
И теперь холодный, даже обжигающе колючий ветер забирается не только во все прорехи нижней одежды и закоулки тела, а в саму душу, которая на исходе лет сдуру так доверчиво раскрылась.
Эх…если бы будто.