Васёк : Ночь

Прямоугольный кусок световой панели, подвязанный на одной трети проволочкой (чай, не в Европе!) постепенно успокаивался. И когда он уставился с потолка на меня неподвижно, наступил блаженный стрим. Это подействовал раствор лекарства через капельницу, воткнутую в запястье правой руки свинцового цвета. Можно было дышать. Есть и ссать не хотелось уже несколько суток.

«Я больше так не могу», - бормотал я по инерции. Я лучше уйду куда-нибудь и там останусь, чтобы никто меня не нашёл...»
Я подождал пока ты возразишь, но ты молчала, я повернулся через левое плечо и заглянул себе за спину. Тебя там не было. Да, это же была больница, реанимационная палата...

Похожие на толстые пылесосные трубы входили в горло мужика напротив. Тот периодически восклицал с театральной интонацией: «Помогите! Сестра! Умираю!». То одна, то другая сестрёнка в стильных космических скафандрах подбегали и ругали привычно: «Зачем маску трогаешь? Вот, привяжу руки!»

Вообще, тут сёстры и няньки по-одиночке почти не ходили, налетали стаями. Менять вонючие подгузники, ставить капельницы, кормить через щель между щекой и трубкой; срочно менять сломанную маску, поскольку удушье наступало быстро. Прибегал спаситель, мужик с техническими навыками, из чего-то там сооружалась замена маски. Клиент успокаивался, до следующих безумных приступов.

Старик слева величественно возлежал в кресле, ну точно, космического происхождения. Пилоты, пилоты, так и стремились пройтись «по пыльным тропинкам далеких планет». Да никуда они не стремились! Тут все стрИмились, если можно так сказать... летели на огромной скорости, вперегонки со смертью.

«Ночь в июле полна соблазна и мятежна ночная даль...» - рвался, нивесть откуда взявшийся, Кипелов.

Слева лежала женщина, буквально под моим носом сверкавшая бледной мятой правой грудью. Смотреть прямо было стыдно, но недолго стыд продолжался, потому что смотреть было некуда.
Она не издавала ни звука . Только отчаянно жила и двигалась,подобно зобу, раздутая шея, высасывая из трубы живительный кислород. Ей не нужен был мозг, общение, память и все то, что относилось раньше к жизни, а теперь, оказалось пустым, лишним.

Забыться сном было счастьем. И выскочив из этой дворянской милой беседки сна, опять уткнулся в мятую грудь. На этот раз она, та женщина, неопределяемого возраста, была облеплена белыми фигурами сестёр, нянек и мужчин. Спасали ли ее от говна, коростой врезавшейся в её кожу? Или это последние попытки вытащить её из небытия?

- Я сбегу от вас , - с какой-то отчаянной вялой угрозой сказал я Ирине (ее имя было написано на белой спине). Ну, дайте телефон, жена там с ума сходит...

- Сейчас принесу... - из глубины тёмной палаты откликнулась сердобольная Ирина.

«Ну, вот она плачет!» - с сознанием доказанной
правоты, заявил я Ирине, услышав в трубке плач жены.

Удалось послать в утку, преодолевая смертельную резь внизу живота. Спать на правом боку, левом, а надо на животе, кровь из носу, но надо. Это путь к спасению...

Кровать слева кажется пустой. Нет трубок. И женщины почти нет. Под простынёй чуть виднеется. Что же она сказала, когда её очищали от говна? Какое-то слово. Одно. Медсестра положила, только что отпечатанный листок на женщину. Мужик, по-деловому, тут же подошёл, заглянул быстро в листок. Просунул взгляд под приподнятую простыню и добавил: «Нормально». То есть как-то оценил, уважил.

Дальше пошёл перформанс с техническими приспособлениями цеховых кранов на движущихся рельсах под потолком цеха Кожанно-ременная люлька была поддета под тело и плавно подняла равнодушную женщину к потолку. Это было почти цирком, сёстры уважительными репликами похваливали Мужика. А тот отшучивался, вспоминая, что сегодня так и не пообедал. Дальнейшее было просто: спуск на новую каталку и обычное облачением трупа в чёрный мешок. Уже около медпоста с чувством хорошо выполненного долга, Мужик, как бы хватанул губами глоток воздуха и подтолкнул каталку налево к выходу и направо к лифту.

Что же она сказала тогда? Одно слово?

Жар наваливался. Озлобленный монолог протеста рвался из груди, как шилллеровский монолог. Сумасшедший больной актёр, не иначе!

И вот спасительная игла! Прямо в катетер!

Я плачу вместе с женой. Только она дома.

Выжить! А свято место пусто не бывает!