Михаил Скубилин : Песнь о Пегасе

Состав зашкерили в отстой -
БАМ тормознул часов на восемь.
Лизала мокрый иней осень,
и снег кружился над тайгой.

... Она мне ласково: «Васёк,
давай, слезай с холодной полки!
Блин… Эти ласты мыть без толку.
Натянешь чёботы - усёк?"

Маячить стал писец питья –
но бес послал в купе мужчину,
с большим ведром бурдомицина,
и стопкой свежего белья.

Короче, всё пошло путём.
(не сразу, после третьей дозы)
Я тему взял, меняя позы,
как будто мы вообще вдвоём.

(В спонтанном всплеске амплитуд
кардиограммы хоровода –
вся сущность нашего народа,
когда он в раж… Или во блуд…)

Мамзель меж сексом, всякий раз,
лизнув винца, стихи читала.
И с выраженьем выражала –
всё, что не выражено в нас.

Блудомечтатель–призывник
познал аффект взаимосвязей.
Исполнив цикл ночных фантазий –
в купе соседнем, сдувшись, сник.

А от пакгаузов складских,
вдоль остывавшего вагона,
по зыбкой наледи перрона,
шла пара цириков ночных.

Седой, в фуражке, был главней –
прямой потомок Чингиз Хана.
Второй - бухой, и без нагана.
Коню понятно - пёрлись к ней.

И этот конь в окно смотрел –
ещё надеясь на контакты.
И, наконец, сказал: «Ах так, ты?!»
Покакал в снег и улетел.

Играл мошонкою сирдар*…
Задача тонкая такая –
пройдя на цыпочках по краю,
не влипнуть в групповой зашквар.

… Шла пегашня косым углом.
Приняв маршрут, сквозила к югу.
Пегас спланировал по кругу –
и в ночь свалил за косяком.

Зажав в кулак «душевный крик»,
(исполнив блюз на унитазе)
в безумно сладостном, экстазе
в железо кончил проводник.


* в данном контексте - проводник