andreazz : Никогда не разговаривайте с неизвестными!

Прогуливаясь достаточно прохладным апрельским вечером с Вероникой бесчисленными улочками Куренёвки, мы забрели в замысловатый и старинный с виду парк, усеянный причудливыми, кованными, будто не от мира сего скульптурами.
Проектировался он, несомненно, либо без малейшего понятия о ландшафтном дизайне, либо же напротив, ландшафтным дизайнером уровня Сальвадора Дали.
Был этот парк усеян холмами и склонами, царящими здесь в таком художественном беспорядке, будто в этих краях пролегало поле битвы.
Впрочем, поле битвы находилось далеко не здесь, а в нашем родном городишке на востоке этой страны, с трудно выговариваемым да и неважным совершенно названием. ...овск, ...инск, ...кое. Какая к черту разница? Уездный город N, который и без войны-то был до самых кончиков фабричных труб насквозь пропитан безысходностью да вязкой, словно солидол, рабочей депрессией. Сейчас же там, выражаясь пафосным библейским языком, и вовсе царила мерзость запустения.
В центре парка раскинулись солидные старинные строения. Вероятно, до революции здесь находилось некое родовое поместье не то графьёв, не то купцов, укрывающихся в нём от простонародной скверны. А затем пришли внезапно хмурые люди в кожанках и пустили графьёв в расход. Да так стремительно, что те и удивиться не успели. «Надо было знать», - успели они услышать напоследок зловещую фразу.
- Ничего себе, - пробормотала Вероника, озираясь по сторонам со всей непосредственностью гостя столицы. - Сейчас загуглю, чего это такое.
- Стой! - испугался я, придержав её руку. - Ни в коем случае! Ты убьёшь всю магию.
- Маг, блядь! - фыркнула она, закатив глаза. Но телефон, всё же, неохотно спрятала.
Я твёрдо знал, что её со мною отношения конечны. Если даже не сказать - остроконечны. Весь вопрос пиком алебарды упирался лишь в то, как быстро Вероника себе сыщет мужика с киевским жильём. А она, судя по хищным взглядам, от которых меня временами просто передёргивало, была на это нацелена всерьёз и энергично. Поэтому в моей бедной голове давно уже вёл обратный счет часовой механизм, сродни тому, который запускают сосредоточенные, бородатые моджахеды в предвкушении встречи с зыбкими небесными девственницами.
- Ты слышишь вообще? - вернул меня к реальности раздраженный голос. - Куда ты всё время проваливаешься?
- Да, да, - пробормотал я машинально. - Конечно.
- И что я сказала?
- Ты сказала «Куда ты всё время проваливаешься?»
- Очень смешно! Говорю, давай на лавочку присядем! Я ногу натёрла пешком таскаться.
Это, конечно же, был очередной намёк на отсутствие автомобиля. У неё на глазах включался режим одержимости женским демоном. Или, вернее сказать, демонессой, как гласят современные феминитивы. В такие моменты мне помогало только глухое абстрагирование от ситуации. Она бесилась, провоцировала конфликт, но быстро тухла, ибо никакое топливо с моей стороны этот беспощадный костёр женского буйства принципиально не подпитывало. А в сольном режиме его пламени надолго, к счастью, не хватало.
Где-то вдалеке шарахнул салютный залп. Мы синхронно подпрыгнули на скамейке, непроизвольно схватившись за руки. Я полагаю, что до конца жизни буду ненавидеть любого рода фейерверки. Развлекаться нужно тихо и мирно. Жаль, что сей простейший постулат не донесли в своё время до Его Светлейшества Петра Алексеевича, якорь ему в бухту.
Это мимолётное единство в порыве страха всколыхнуло с мутного дна наших душ некий кристаллический осадок в виде чувств. Она прижалась ко мне, как когда-то давно. Когда у моего дома были целы все четыре стены, гулять по родному городу было безопасно, а вооруженные конфликты я видел только по телевизору и тут же переключал канал. Жаль, что для реальной жизни не существует такого пульта.
- Простите, молодые люди, не помешаю? - раздался сбоку вкрадчивый, вежливый голос.
Мы снова вздрогнули. В пучине нахлынувших чувств и воспоминаний, нами невольно был упущен тот момент, когда к скамейке подкрался этот грузный, пожилой тип в старомодном клетчатом шарфе и шляпе.
- Помешаете, - процедила Вероника сквозь зубы.
- Благодарю, - улыбнулся тип, присаживаясь на скамью подле меня.
Вероника вздохнула и закатила глаза. Я же себя почувствовал между двух огней.
- Убери его как-то, - пробурчала она мне в ухо.
- В смысле «убери»? Это что, кот? - удивился я.
- Холодный какой-то в этом году апрель, да? - добродушно сказал субъект, не замечая звенящего в воздухе напряжения.
- Никогда не разговаривайте с неизвестными! - резко ответила Вероника через мою голову.
- О, бог мой! - закатил глаза незнакомец, немедленно развернувшись. - Какая прелесть! Не думал, что от нынешней молодёжи можно такое услышать.
- От нынешней молодёжи можно еще и не такое услышать, если падать им на ухо.
- Какой интересный у вас жаргон, барышня. Жаль, что я в нём ничего не соображаю, - улыбнулся старик в седую, ватную бородку, игнорируя грубость.
- А вы сплошь литературно изъясняться изволите? - скривилась Вероника.
Она волею какой-то неведомой метафизической силы предпочитала обычно разговаривать, как дочь сварщика и автобусной кондукторши (что не было сильно далеко от реальности). Однако, если шла на принцип и включала "филологиню", то делала это со всем своим упрямством бывалого Овна.
Я-то? - задумался старик. - Всяко бывало, всяко, хе-хе.
- Идём. - Вероника встала с лавки и дёрнула меня за рукав. - Это бесполезно.
- Любимым развлечением Маргариты Николаевны был преферанс на раздевание, - зычно и с выражением продекламировал наш странный собеседник, словно цитируя что-то по памяти. - Мужу она лгала, что занимается виолончелью, для чего даже был приобретён в Торгсине женоподобный, изящный инструмент звучной итальянской марки. Благо, вечно занятому и озабоченному супругу некогда было экзаменовать её музыкальные успехи. Сама же она, млея от восхитительного, зудящего чувства стыда, спешила хмурыми московскими вечерами на вызывающе знаменитую в своих кругах квартиру английского инженера Льюиса. Там каждый дюйм мебельной обивки был пропитан кислым винным запахом и сигарным чадом. Там у бледных порочных женщин в пудреницах водилась отнюдь не пудра. Там аристократическую тишину ломберного стола разряжали запретные и потусторонние романсы Вертинского. Там можно было в немыслимом, головокружительном порыве звериной похоти отдаться первому встречному и никогда его впредь не повстречать. Там Маргарита дышала...
По мере произнесения на едином духу этой вдохновенной тирады у Вероники округлялись глаза, а под конец даже немного приоткрылся рот. Безбожно подкупала стройная уверенность тона, которым это всё было оглашено.
- Там такого не было, - выдавила она и непроизвольно опустилась назад на скамейку.
Я стоял и глупо ухмылялся набок, силясь понять, что бы это всё значило.
- А там и не могло такого быть! - быстро ответил незнакомец, предсказуемо ожидая подобного замечания. - В те смутные годы грань между "самиздатом" и госизменой проводилась по лезвию ножа.
Вероника метнула на меня обескураженный взгляд.
- Откуда же (эти слова получились пискляво)... откуда же тогда эти фрагменты у вас? - повторил я, прочистив горло.
- От Елены Сергевны, откуда же еще им быть? - сардонически произнёс персонаж, смерив меня мимолётным, насмешливым взором.
- Той самой? - поразился я шепотом.
- А разве их было две?
В этот раз мы уж с Вероникой переглянулись одновременно.
- То есть вы утверждаете... - начала Вероника.
- Я ничего не утверждаю, - отрезал старик. Почувствовав наш неподдельный интерес, он будто расправил крылья. - Утверждали главки и парткомы. А я сообщаю.
Я проводил в голове лихорадочные подсчеты. Умерла Елена Булгакова годах, сдаётся, в семидесятых. Старикану на вид лет до восьмидесяти. Вполне, вполне...
- Да застал я её, застал. Не переживайте молодой человек, - заметил наш собеседник всё тем же насмешливым тоном.
- Да и я вот думаю, что застали... Стоп! А как вы...
- Ясновидящий я, - выпалил он. - Ясно вижу, хе-хе...
Мне сделалось нехорошо и я потянулся за сигаретой, к которым поклялся не прикасаться до мая.
Похоже, мой беспомощный вид вызвал у деда жалость, потому что он несколько смягчился.
- Не надо быть семи пядей во лбу, юный вы мой друг, чтобы уяснить ваш ход мыслей. Вы смотрели на меня так, будто хотели снять мерки для костюма.
Я сдавленно хохотнул и, казалось, вновь ощутил в лёгких кислород.
- Эхх, молодёжь! - протянул старик. - Что вы видели в своей жизни? Что знаете о том, как кутёж начинается элитными сортами коньяка, а заканчивается грошовым портвейном, который беснующиеся, допившиеся гости с матерными криками выхватывают друг у друг из рук? Что знаете об афинских вечерах, когда ты сидишь в плетёном кресле, а на тахте залитой лимонным светом луны энергичный лысый усач, похожий на Котовского страстно любит твою супругу? Что знаете о морфии, на который Володя Высоцкий тратил по сто рублей в день, торопливо вырывая у жулика-администратора королевские гонорары, полагающиеся ему за "левые" концерты. А когда твой лучший друг детства голосует против принятия тебя в Союз писателей? Или твой сын...
Тут его глаза подёрнулись туманом, он судорожно дёрнул шеей, попытался что-то сказать, но лишь шумно сглотнул фразу. В один миг старик словно потерял нас. Смотря перед собою немигающим, отрешившимся взглядом, он с трудом поднялся и, пошатываясь, побрёл прочь. Казалось, он в считанные секунды постарел одним махом на двадцать лет, превратившись в собственного отца.
- Дедушка, подождите! - неуверенно крикнула Вероника ему в спину.
Но он уже словно не слышал нас, сгорбившись и погрузившись глубоко в себя. Мало-помалу подагрическое шарканье его ног растаяло вместе с силуэтом в конце аллеи.
Я молча достал две сигареты и прикурил нам. Немного придя в себя после нескольких затяжек, я заметил, что к нам с шуршанием садовой метлы приближается усатый дворник в синей куртке и чёрной кепке.
- Что, нагрузил вас дедуля? - радостно блеснул он из под усов огоньком золотого зуба, вспыхнувшего в лучах фонаря.
- Да... вроде того, - промямлила Вероника, поперхнувшись дымом. Еще к одному странному деду её хрупкая женская психика явно была категорически не готова.
- Да, мужик, конечно, У-НИ-КАЛЬ-НЫЙ, - с какой-то едва ли не гордостью произнёс дворник, радуясь поводу прервать работу. Порывшись в карманах, он вытащил красно белую пачку сигарет и, чиркнув несколько раз заупрямившейся зажигалкой, спросил подкурить.
- А Булгакову-то он откуда знает? - удивлённо спросил я.
-Да какая там, мать его нехай, Булгакова! - мелко засмеялся служитель метлы. - Писатель это поехавший. - Он крутанул ладонью у виска. - Талант Боженька послал, да, а вот характер не иначе, как противный. Вначале в союз не приняли, а для СССР-то это приговор! Эх, да разве вы знаете! - Он махнул заскорузлой, похожей на ковш ладонью. - Я, может, тоже не всю жизнь метлой махал. - Он кашлянул не то от дыма, не то от воспоминаний. - Да вот, а потом сына у него подрезали под овощным. За мелочёвку, считай - бабочку под ребро. Тогда и запаяло ему клеммы совсем. Взялся писать новые главы Мастера и Маргариты! Чего мелочиться-то, хе-хе...
- Романыч! - донёсся из отдалённого окна сердитый мужской голос. - Завтра комиссия, а ты болтаешь тут стоишь! Ну что за...
Я вскинул голову в направлении негодующего тенора, но лишь услышал грохот закрываемой форточки.
- Охохохх, комиссия! - заволновался дедок. - Ладно, молодёжь. Вы себе сидите, если только бутылки не трощите. А ты её смотри не обижай! - он погрозил мне кривым узловатым пальцем.
- Да пусть попробует! - фыркнула Вероника.
- От, молодец. Это я понимаю, - широко осклабился дворник.
И, робко оглянувшись на грозные окна, поплёлся было мести асфальт к следующим скамейкам. Но, не выдержав, обернулся.
- Булгакова, хе-хе! Адрес-то здешний видали?
И махнув рукой занялся своими прямыми обязанностями.
На выходе из парка мы застали проходящую мимо старушку в берете, везущую в тачке откуда-то с бювета бутыли воды.
- Простите! - окликнул я ее, позабыв под влиянием в странного вечера, о смартфоне и прочих благах цивилизации. - А какой тут адрес?
- Кирилловская, 103, - отметила она, удивлённо на нас взглянув.
- Что это за Кирилл тут у них такой был интересный? - задумчиво спросила Вероника и с подвывом зевнула. - Дурацкий город. Поехали домой, я дико хочу шпаааать...