Шизоff : про рыбу

Не секрет, что у меня отец художник. Прошедший путь от реалиста до абстракции.
В своё время он постоянно таскал меня по своим друзьям-мазилкам. Конечно, с целью нажраться под дурацкие словоплетения о высоком.
Мама-реставратор(низшая форма жизни по сравнению со свободным художником) это всё терпела, но вручала меня как гирю на ногу. Чтобы самой проветриться куда в ресторан и платье выгулять с каким приятным еврейским искусствоведом или албанским капитаном дальнего плавания.
Мне с этими убогими(а убогих художников как и всех остальных деятелей 97%) было бесконечно скушно. Портвейна мне не давали( а зря! бабушка в деревне давала всего от пива домашнего до самогона), и поэтому я невыразительно изучал невыразительное говно на стенах, типа живопись, и выразительно ковырялся в носу. Слушая пиздец какие невыразительные речи живописцев. Они будучи меня старше вчетверо, были косноязычнее в восемь раз.
Но один заход мне запомнился.
Мы закатились в мастерскую на Петроградке к какому-то Гене. Гена был убогим хуже своих творений.
Однако, меня привлекла одна картинка. Натюрмортик, закос под малых голландцев. Дерьмовый, разумеется, закос. Где этот Гена, а где Клас или Хеда?! Разрыв величиной в пару световых лет непрерывной работы.
Но вот брюхатая рыба на холсте меня привлекла. Она была какая-то сексуальная рыба. Чуть ли не с бёдрами. Хотя, разумеется, без сисек.
Должен заметить, что я, как человек родившийся в Эрмитаже, к бёдрам и сиськам относился крайне равнодушно. Мне было на них плевать. Видя каждый день сиськи и бёдра получше гениных, быстро привыкаешь.
Но эта рыба была эротична. В ней было что-то блядское. И он каким-то чудом уловил.
В ответ на мой вопрос, что это за треска, он обозвал её муксуном. А потом вдруг, сладко зажмурившись, поведал: "Мне её привёз друг. И я её написал в одно касание. А потом - съел!".
Гена вырос в моих глазах, как настоящий художник. А ещё захотелось жрать, и я начал канючить.
Папа хлопнул стакан, и мы пошли к маме.
Её не было, она кувыркалась в Метрополе, не ожидая скорого возвращения любимых домочадцев.
Зато была бабушка.
Она накормила меня пирожками, а папе привычно врезала пиздюлей.
Я невинно кушал ватрушку с малиной, и думал, что день удался.