Samit : Рассказ с Камнем

Верить в кого-либо кроме Господа – глупо по самому определению.
Верить в Него – нелегкое испытание.

Из личных наблюдений.

Если вы случайно порезали палец, не спешите, не суетитесь, и ни в коем случае не пробуйте свою кровь на вкус. Не дай Бог, еще понравится. О чем я? Да так, мысли вслух. Кроме того, при порезах не рекомендуется смотреть телевизор, особенно выпуски новостей. Это катастрофически снижает уровень тромбоцитов в крови, кровь перестает сворачиваться, и запросто можно скопытиться от потери крови. А без крови кому вы нужны? Никому. Что ж с вас взять-то тогда? Да, а вот газеты рекомендую. Но не читать, естественно. Оторвите белую полоску, приложите ее к порезанному месту, и прижмите покрепче. А когда бумажка приобретет цвет испошленного халтурщиками заката, твоих глаз в гневе, или ее крови на простыне, нежно и аккуратно отдери её (бумажку), и замени новой. Причем что интересно, оказывается, правительственные и оппозиционные газеты останавливают кровь одинаково хорошо. С чего бы это? Странная мысль пришла мне в голову. Итак, простейший анализ. Если и те, и другие газеты одинаково хорошо останавливают кровь, то, получается, что и те, и другие, могут с легкостью тебе ее пустить или испортить. И тоже одинаково хорошо. Вот так то, милейший и внимательнейший читатель, не покупай ни тех, ни других, даже если у тебя есть пара минут свободного времени, лишний «мамед» и тебе некуда спешить... Почти. Спешить всегда есть куда. Главное, об этом не забывать. Тебе столько лет твердили «подожди немного» зачитанные до дыр классики, пьяные в дребадан попы, старые генсеки, лукавые муллы, вор-начальник на работе, родители, далай-ламы, зажиревшие первые секретари, хитроумные равинны, старые девы классные руководители и плеяда не менее зажравшихся, хитроумных, вороватых, старых, пьяных и лукавых президентов (имеют полное право, все те же старички из президиумов КПСС, просто значки другие, да флажки поцветастее), что ты имеешь полное право сказать: «Хватит. Сейчас». Сам бери. Все вокруг – твое. Все двенадцать месяцев, все четыре сезона. Да, а вот это в закладку. Каждое утро обязательно начинай с просмотра вероятных вариантов собственной смерти. Автокатастрофа, удар током, обрушившаяся кровля, перетершийся канат, инфаркт или заражение крови от воткнувшегося в руку остро отточенного карандаша. Рано или поздно смиришься, привыкнешь, и тебе больше не будет страшно. Никогда. Ты просто пойдешь и возьмешь то, что тебе надо. Без чего тебе просто никуда....



......при истинном странствии не ведают о пункте назначения...

Лао-Цзы

- Ты кто, парень?
- Я? Да так.. Просто путник.
- Дервиш?
- Нет. Просто посох с собой, чтоб в пути от разбойников обороняться, уважаемый.
- А разве разбойники еще существуют?
- Да. Вы, уважаемый аксаккал, должны были их видеть, вы ведь тоже много ходите по свету (сказал я, оглядев загорелую кожу старика, добротные, но слегка стоптанные ботинки. На крупном, волевом, обветренном лице выделялись смеющиеся, нет, я бы сказал, насмешливые глаза и явно расплющенный в драке боксерский нос. Весело живет дедок, сказать нечего. Хотя, мало ли что в пути случиться может?).
- Я видел. Но они не разбойники. Они просто несчастные люди.
- А много вы видели счастливых?
- Да. Как то раз я увидел сразу пятьдесять счастливых людей одновременно. Это было в сумасшедшем доме.
- Большая больница...
- Да нет, не особенно.
- Я-то путник, с этим все ясно, а вы, уважаемый аксаккал?
- Я тоже (странная улыбка озарила лицо незнакомца).
- И сколько лет вы ходите по земле?
- Много. Очень много. Я чуть моложе этого мира. Самую малость.
- Как вас зовут?
- Я Хызр. Хожу по свету, помогаю странствующим. Иногда. Когда Он позволит.
- Я слышал о вас от бабушки. Вы можете покрывать тысячи километров за считанные секунды, и красить небо в цвета надежды.
- Нет, я красить не могу. Это все Он.
- Что все?
- Он, и все тут.
- Понятно. А зачем вы появились именно сейчас и именно здесь?
- Да так, посмотреть на тебя захотелось.
- Я вас не звал, вроде бы... Мне некуда спешить, и в помощи я тоже не нуждаюсь.
- Я и не предлагаю. Посмотрю, и обратно. Дай мне сигарету.
- Разве вы курите?
- Иногда.
- Тогда... Возьмите еще на дорогу.
- Спасибо. А это тебе.
- Что это?
- Просто камень. Но любой камень, побывав у меня в руках получает необычные свойства.
- Какие это?
- Я и сам не знаю. Это зависит от того, к кому в руки он попадет.

После этих слов, Хызр растворился в воздухе как дым от сигарет в весеннее утро. Я остался стоять на 23 километре трассы Баку – Сальяны, с дурацким посохом в руке (да не посох это вовсе, набрехал я Хызру, а штатив от теодолита. Хм... жулик он, а не Хызр вовсе, даром, что аксаккал. Настоящий Хызр бы сразу отличил посох от штатива) и не менее дурацким камнем, наделенным черт знает какими свойствами. Камень как камень. Обычный такой, какими полны пляжи да береги рек. Округлый. Серый. Ну, нехай будет волшебный. Я подбросил его на ладони, хотел даже запулить подальше, но почему-то передумал(как выяснилось в последствии, себе на голову). Пусть пока в кармане полежит, подумал я, и начал ловить попутку. Домой я добрался затемно, пока туда да сюда, офис, отчет, data processing, все это заняло примерно часа три – три с половиной, вместе с дорогой. Усталость пришла так, как она имеет обыкновение являться, сразу и внезапно. Навалилась медведем, насела, подмяла, и потащила домой. Ну, домой так домой. Отбой! Такси!...

Это было воскресенье. Идти было некуда, торопиться не к чему, я представил себе пару часов дремоты на диване, блаженного валяния дурака, пускания дыма в потолок, банных процедур (надо бы побриться), идиллического, волшебного «ничегонебудуделатьпотомучтовсеужесделаноаточтосталосьсделаюнаследующейнеделе», книжечка и диван, чай и все такое прочее. Я вытянулся было, хрустнул костями, потянулся, и вдруг вспомнил, что сигареты у меня почти закончились. Так и есть, сказал я самому себе, встряхнув пачку, и увидев одиноко лежащую там сигаретку. Нет, в ящике письменного стола у меня есть нераспечатанная пачка, но я когда-то, еще в армии, взял себе за правило никогда не касаться НЗ, разве что наступит на ногу и прочие конечности крайний случай. Случай был не крайний, и я натянув куртку, спустился вниз, в магазинчик. Купил пару пачек, собрался было выходить вон, как вдруг увидел пенсионера, старичка, с лицом точь в точь как у Хызра. Правда, Хызр был поздоровее, пошире в костях, да и вид у Хызра был более уверенный. Ну, которого вчера встретил. Я уже подумал было, что это все мне с усталости привиделось, вся история с камнем да с диалогом, но пальцы, автоматически нащупавшие камешек в кармане поведали мне, что все так оно и было. И Хызр, и диалог, и камешек, вот он, туточки, под пальцами... А дедок то...Смерть как похож. Ну, старик как старик, в коричневом плащике, старом, но чистеньком, аккуратненький такой, вежливый дедок с четками, из тех, что смирно сидят в парке на лавочках с такими же старичками, да чинно-благородно обмениваются последними новостями, и своими соображениями по их поводу, когда мы суетливо пробегаем мимо, совсем их, порой не замечая. А зря. Зря. Они ведь мудры и добры, они многое знают, и все, почти все понимают, все видели, они знают цену дружбе, любви, поту, хлебу и пенсии, у них всего этого было в избытке, нам с вами за глаза хватит.... Так вот, не знаю с чего, но я решил пойти за ним, и если получится, выяснить, что за Хызр такой. Поглядеть, значиться. Осознал я это потом, попозже. А тогда, в тот момент я не понимал, какая сила меня за ним потащила. И зачем. Увязался я за ним, прям как агент в детективном фильме, поминутно оглядываясь, и прилагая массу усилий, чтоб дед меня не заметил, ни о времени ни думал, ни о том, что оставляю позади себя такую прекрасную возможность отдохнуть в всокресный день (прощай, книжка, чао, диван, я вернусь к вам на следующей неделе). А старичок шел себе, медленно так, с достоинством, и даже не оглядывался, так что все мои потуги остаться незамеченным, были напрасны. Но долго ли коротко, я обнаружил, что нахожусь я уже не где-нибудь, а в микрорайоне (помню только, как я миновал памятник Карлу Марксу). Вот тебе на... пропахал, однако... И что самое интересное, не заметил ведь расстояния. Воистину, Хызр! Старичок вошел в стандартную панельную многоэтажку, аккуратно закрыл за собой дверь подъезда, и как мне показалось, неприяненно посмотрел в мою сторону. Вдруг откуда ни возьмись появившееся такси перерезало мне дорогу, из окна желтого «Тофаша» высунулся шофер, и высказался в мой адрес в том смысле, что, мол, глаза вы свои, сударь, дома забываете, что ли? (в оригинале все было гораздо менее изящно, и совсем не по Дюма, после чего я выволок шоферюгу за грудки из машины, он вцепился в мне в куртку, а дальше базар разворачивался по всем уличным канонам, принятым и ратифицированным в любом уважающем себя обществе, а особенно на Востоке). Скандал с шофером менее всего входил в мои планы на воскресенье, но делать было нечего. Мы орали друг на друга в течении минут эдак пяти (собрав массу зевак и болельщиков вокруг себя, причем болельщики подзуживали столкнувшиеся стороны к более активным руко- и -ногопашным действиям, нежели хватание друг друга за грудки, чтобы потом иметь возможность их, то бишь стороны, разнять, и заиметь пищу для разговоров на всю последующую неделю. Что с них, с болельщиков, взять-то? Работать не любят, читать не умеют, ну, пусть развлекаются, кому с того вред?). Запал закончился и у меня и у таксиста почти одновременно, делить, по большому счету, нам было нечего, мы устало глянули друг на друга, и разошлись миром. Недовольная публика тоже начала было расходиться, и я спросил у пацана лет одиннадцати-десяти (такие знают все и про всех, самый, скажу я вам надежный источник информации), не живет ли он воооон в том доме (указуя на девятиэтажку, в которую вошел старичок). Оказалось, что да. Но на вопрос, не живет ли у них в доме старичок (последовало подробное описание как выглядит и во что одет) я, к своему удивлению, получил отрицательный ответ. «Ну дела» - подумал я.

Хызр – пророк (по другим источникам святой, праведник,) который является путникам в минуту опасности. Любит помогать странникам и путешественникам.
Способен переносить людей и предметы на сотни километров за считанные секунды. Излюбленный герой восточного фольклора.

Какая вам разница, откуда? Большаков написал, а он мужик авторитетный, брехать не станет.

...если тебе повезло, и ты, включив телевизор не остановился ни на одном из каналов, решишь его выключить, я могу тебя поздравить. Ты везунчик. С седым волосом на жoпе, как говориться. Ты еще не оболванен на все сто. У тебя есть шанс выскочить. Пока, во всяком случае. А вот если ослабишь бдительность, дашь слабину, раскатаешь губы да распустишь слюни, все, крышка. Затянет, засосет в кинескоп, завертит в ящике. Схватят тебя за шкирку, усадят в кресло, заткнут тебе ушки, накромят дерьмецом, напоят помоями, покажут картинку, поиграют на дудочке, повертят на карусели, и все, готов барашек жертвенный. Добро пожаловать в Страну Дураков, наша (их) корпорация платит за ваш (твой) первый визит, кола, чипсы и кукурузные хлопья на первый раз бесплатно, к вашим услугам качели-карусели, волшебный фонарь и веселые картинки. Садитесь вот сюда, тут вам будет удобнее. Садись, кому говорят. Любишь халяву? Вот, чуть погодя и станешь блеять, как агнец во имя программы новостей и юбилейного концерта, аминь. И глаза у тебя очень скоро примут цвет экрана. Точнее, заставки полосатой, многоцветной, той самой, которую показывают, когда передачи уже закончились, а телевизор тебе выключать не хочется... почему-то... Правда, странно? Нет? Ничего странного не заметил? Тебе даже нравится? Забавно, говоришь? Весело? Познавательно? Ну ну, тогда бес с тобой, сиди, глазей, тычь пальцем по пульту, может покажут чего.... Сам решай, но помни, что никто из окружающих почти не заметит, как твои глаза навсегда изменили цвет.... Потеряли... Вечная память «Наутилусу». И иже с ним..

Нет, не нашел я старого в тот день. Как в воду канул, как сквозь землю провалился. Нету, и все тут. Облом-с. Нет, не то чтобы позарез как надо, просто интересно стало, может родственник Хызру? Или все-таки не Хызру? Или все-таки не родственник? Короче, обуревали меня мысли да думы всякие, они меня, вообще, очень часто обуревают, нравится мне думать, полезное это занятие, все лучше, чем людей выслеживать. Втиснулся в маршрутку, предварительно выяснив, куда она едет, чтобы конфузии не было, и поехал себе домой, потихонечку. Подъехал к родимой остановке, нащупал бумажник, чтоб заплатить (я донельзя какой совестливый и дисциплинированный), вытащил его, и вдруг камень, подаренный мне Хызром (подлинным ли, липовым, время покажет) вывалился у меня из кармана. Ну, выпал и выпал, и черт с ним, так нет же, я давай за ним нагибаться, искать, среди людских ног, туфлей да сапожек, еле нашел, нащупал, на меня уже недовольно рычали и фыркали пассажиры, которые не могли вылезти из маршрутки только потому, что мне в голову пришла блажь отыскать какой-то выпавший из кармана камешек (понять не могут, что если ищу, значить, нужен весьма, и вообще). Особенно неиствовала какая-то тетка с баулами (ну, пусть шумит, не стану ж я с женщиной пререкаться), желавшая мне, чтобы Господь выстроил мне дом (в оригинале это звучало как: «Ай оглум, Аллах евювю тиксин, дющ геряй дя! Гечикирям ахы!») крикливым и неприятным голосом. Спустился. И даже (какой же я все-таки самаритянин до кончиков ногтей на ногах) помог ей спустить баулы (за что мне пожелали долгих лет жизни, здоровья, и красивой невесты, гыыыы) и чеканным шагом, в полном восторге от своей галантности, воспитанности и долготерпения (а вы думали? Как в анекдоте том: «А ведь мог бы и сабелькой») пошел себе потихонечку. Думать. И, заметьте, я мурлыкал себе под нос песенку «Про мыша и камыша» а камешек мерно подкидывал в такт мурлыканью. Что??? Как??? Я не ослышался? Женщина сказала мне вслед что-то вроде: «Хызра хясрят галмыясан (букв. Да не оставит тебя Хызр без помощи)» !!!!! Ого! Приключения-то продолжаются! Я рывком повернулся, буквально двумя прыжками перекрыл расстояние, нас разделявшее, и буквально прорал ей в лицо: «Ня?! (Что?!)» Удивительно, но женщина не испугалась и не удивилась. Тогда я не предал этому совершенно никакого значения. «Что вы знаете о Хызре, ханум?» - спросил я, приложив все возможные усилия, чтобы унять дрожь в голосе, и продолжать казаться вежливым . «Многое» - ответила женщина, и добавила: «Помоги мне сумки дотащить, и тебе расскажу». Влип, блин, скорая помощь для всех встречных-поперечных, увечных калечных да престарелых. Но делать нечего. Баулы не казались очень тяжелыми, но это только казалось. Их было два. Боже ж мой! Не соврать, кило по двадцать пять – тридцать каждый. (Я знаю, что говорю, и не преувеличиваю ни на йоту. Ну, пусть двадцать-двадцать пять. Слабо?). Впрягся я в них, показавшись сам себе эдаким ездовым верблюдиком из туркменского мультфильма, и истекая потом и сочась злостью, приготовился слушать правдивую историю о Хызре. Развесил уши, причем оба сразу. И сразу стал похож на мыша с сумками.


....... не верю я что-то в ваш альтруизм ни на грош, и меня порой тошнит от своего эгоизма. Почему-то. А что касается ВАШ –ЭГОизма, ваш эгоизм я к себе и на пушечный выстрел не подпускаю. И не подпущу. Взашей, взашей, метлой поганой, да с улыбочкой бодрой. Бдителен я, как пограничник под елкой. Ну и что же, что холодная вода отрезвляюще да обжигающе с лап развесистых иногда за шиворот каплет? Высохнет, куда денется, законы физики они для всех одинаково справедливы. Что для воды, что для шиворота. Что для меня. Но нарушитель не пролезет. Система раннего оповещения пашет, как часы. Правда, я из тех погранцов-сверхсрочников, что без собаки, но это не беда. Отсутствие оной с лихвой компенсируется заостренным нюхом и густой блестящей шерстью, никакой комар или овод там не прокусит. Дулю-с! Не позволим! (вру, вру, кусают, пребольно иногда, без моего, при чем, на это соизволения, но виду не подам ни при каких обстоятельствах, а то какой же я Арлекин тогда? Не Арлекин получается, а так, сплошное недоразумение. Но шерсть, знаете ли, помогает все-таки. Амортизирует, стабилизирует да обезболивает). Это ничего, что я плююсь в экран, когда показывают телесериалы? Можно, да? Спасибо вам за милость божескую, неземное милосердие и такт, в разговоре и общении со мной, болезным, проявленный (низко кланяяюсь, прижимая ко впалой груди обе тоненькие ручки, раболепно улыбаюсь и исчезаю за занавесом, еле уворачиваясь от летящих в меня помидоров и гнилых яблок, но тем не менее, кланяться не прекращаю. Почему яблок? А черт его знает. Ассоциации, знаете ли. Просто яблоки люблю. Особенно зеленые. Хрум-хрум. Берите, вон там, в вазочке лежат, я не жадный. Но чтоб кочерыжки на пол не бросали, и косточки на скатерть не сплевывали, а то прищемлю лапы крышкой от пианино). Чуть не забыл. Мир-то ваш хваленый все равно препаскудный. И у меня с вами вместе. Воняет он. И расстроенный, как старая гитара, с полуотклеившейся декой, дребезжащий мир, мир запыленный, мир слезливый, мир пошло-сентиментальный, мир раскрашенный синтетическими красками, лыбящейся рекламными бордами, оскароносный, жестокий, с окровавленным оскалом заводов и мартенов, мир с растоптанной травой и поломанными и распотрошенными куклами наших надежд. Почистить бы... Собрать осколки.. Склеить заново.. Зашить прорехи... Да каленым железом бы кое-кого... Как чуму когда-то, в средневековье... И закопать глубоко-глубоко. А потом могилы известью залить... Так надежнее....






- как пройти в библиотеку.
- В три часа ночи?!

«Операция «Ы»

Тащил я баулы тяжеленные, неудобные, да слушал тетеньку внимательно. Слово упустить боялся. Жеста. За мимкой следил. Аж зубы вспотели от внимания да усердия. (тяжело же, вас бы так, с остановки, да черт знает куда). А она мне все впаривает: «...и был тот юноша с детства самого богобоязненным и добрым, и взыскал его Аллах милостью своей, дал ему дар ходить по земле...» Мне удалось ввернуть словечко, мол, а как он выглядит, и не забрасывает ли его судьба часом, к нам, в Азербайджан, а точнее, на ту трассу, по которой я, считай, каждое утро и вечер километры отмеряю? Она прервала меня, высказавшись в смысле, ты, молодой человек, дальше слушай. Я покорно склонил выю, растворил ушные раковины, и не заметил как мы оказались перед большими деревянными воротами частного домика. «Вот я и дома. Спасибо тебе» - сказала тетенька. Я положил баулы на асфальт, и понял, что история Ходжи Насреддина про муллу, три премудрости и мешок с тыквами
повторяется (если тебе, о Ходжа, скажут, что лед горячее огня – не верь), а точнее, уже повторилась. Ничего толком мне так и не сказали и не объяснили, а из полученной информации разве что суперкомпьютер Министерства Обороны США смог бы выжать малую толику полезной информации (и то, только после допроса тетки с пристрастием). «Обманули, как маленького» - устало подумал я, и что я ей сейчас сказать могу? Мол, стыдно маленьких обманывать? Дела, дела. Волосы сединой подернулись, а иногда ведешь себя как дурачок. В детский сад, бля, в младшую группу, в ползунки. С погремушками. Только для начала, одень колпак на голову, да бубенчики с погремушками на него пришей. А потом топай, или ползи в ползунках вышеупомянутых в вышеупомянутый же детсад. Ждут тебя там, дожидаются, все глаза проглядели и окна облепили, сокрушаются, мол, где же он, что ж не идет, лопушина-дурачина-простофиля.... Моя грустная панихида по поводу собственной глупости была прервана словами женщины (ууууу, обманщица!): «Ты не отчаивайся. Ищи. Найдешь». Как же, найду. Побегу искать прям сейчас, вот только штанины подверчу до колен, чтоб скакать не мешали, и с песней. Про мыша и камыша. Во все горло прокуренное. Во весь объем легких. Стоп! Есть один человек, который знает почти все и почти про всех! Работа у него такая! Вот этот человек! Вот этот человек! Я лихорадочно копался в записной книжке мобильника, выискивая этого, я бы сказал, выдающегося человека, типаж еще тот, уникальный, я бы сказал, экземпляр в моей коллекции монстров. Так... Малик... (журналист, демагог, постоянно с кем-то судится, вечно чем-то недоволен, известен тем, что публично обкакал Сардара Джалалоглу на какой-то то ли презентации, то ли кастинге, Бог его знает. Но то, что обкакал – это точно. Я еще ржал, а что, Алик, слабо не оппозиционера в гавне вывалять?). Алло, здорово, это я. Как дела? Потом расскажешь интересную историю, не за этим я. Помощь трэба. Так, я не любезностями обмениваться звоню, и здоровье твоего папы мне как-то, ты уж извиняй, поxyю, ты мне вот что скажи. Что про Хызра знаешь-то? Хызр. Х Ы З Р! Выкладывай все что знаешь, все что есть. Нужно позарез. Где искать? Что?! Где?! Издеваешься, cyка?!!! Отбой... М-да, помог советом, нечего сказать... В интернете, говорит, поищи... Кто он после этого? И обиделся, по-моему...

Я б стал рыцарем в цирке
Или святым в кино.
Я хотел стать водой для тебя,
Но меня превратили в вино.....

Что-то из Аквариума. Не помню, ну его...

......иногда проблемы и напасти валятся на голову одна за другой. Как будто где-то там, наверху, кто-то открывает огромный мешок с надписью «Troubles», и они лавиной покрывают тебя аж до самой макушки. Взахлеб. Цепная реакция. Или это я сам, по неведению, зацепил проперированной ногой пусковой механизм, мне неведомый, и привел в действие силы, о наличии и могуществе которых даже не подозревал? Все может быть. Сидел бы себе тихо, занимался б шахматами, что ли, работал бы в офисе, бумажки туда-сюда перекладывал бы с умным выражением лица, женился б вовремя, улыбался б, где надо, где полагается, поменьше б башку всякой xyйней грузил бы, глядишь, и диссертацию б защитил бы. Получил бы полное право писать на визитке «кандидат филологических наук», и глядели б на меня люди с уважением, вот, мол, какой он положительный да хороший, молодой и перспективный, подающий надежды (у нас до седины на яйцах можно оставаться «перспективным и подающим надежды», что не может не радовать, значить, не все еще потеряно, как там в песне поется, неxyй, хлопцы, печалиться, вся жизнь впереди, запрягайте конiв, полно горе горевать). Короче, свалившиеся мне на голову дни на больничном высвободили массу времени. Нога поджила, рана без пяти минут затянулась, на мне все прям как на собаке заживает, (тьфу, тьфу, чтоб не сглазить, чешу задницу), и врач еще все цокал языком, и удивляясь, громко говорил, редкость, мол, большая, джаван оглан, другие месяцами мучаются, а вы, хоп – и уже первичное натяжение. Но с тренировками придется подождать недельки две. Договорились? Лады, подожду, доктор. А вы, доктор, часом, про Хызра не слышали? Нет? Жаль, жаль. У кого ж еще спросить-то? В регистратуре?! М-да.... (нет, я бы с удовольствием спросил бы у девочки, что за стойкой там сидит, чтоб знакомство завязать, но.... вот будь у неё сиськи побольше, да ножки поровнее, обязательно б спросил бы, а так что-то не тянет, ну ее, ни рожи ни кожи, одно кривоножие тощее, прости, о Аллах, грехи мои и злой язык).

Так, ну не светит мне выяснить. Где же мне старичка искать? Или Хызра, все-таки? Ну, положим, где тетка живет, я знаю, но что мне с того? А знать охота... Кто он, старикан этот, что это за Хызр, и что за камешек мне впарил. Кстати, о камешке. Вот он. Хм..серый такой, обычный... А что, если желание загадать? Да его в ладони сжать покрепче? Или под подушку положить, когда спать лягу? Или... О! Подушка! Идея пришла, заходи, милая, ты как нельзя кстати. Садись вооон там, устраивайся поудобнее. Ээээ, подушку отдай. Так то лучше. Положил камень. Прям под подушку. Лег. Закрыл глаза. Уснул. Жду. Ворочаюсь с боку на бок. И вот что мне приснилось.

....раненый каракалл иногда возвращается на свои следы
в поисках исцеления. Во вмятины, оставленные его лапами на земле, попадает дождевая вода, и там, в этих вмятинах, произрастают цветы, запах которых излечивает почти обреченное животное....

Степное поверье.

Небо. Перевернутый звездный купол. Тишина. Прям у меня на ладони. Её даже поторгать можно, кочиками пальцев, аккуратно так, чтоб не спугнуть, тишину эту. Тут я уже был. Очень давно. Коридоры скал. Змеиные тропы ущелий. Редкое, кривое деревце прям на краю. И целая горка камней. Много их там. И не сосчитать. И все они, камни, вроде бы, одинаковые, но это только на первый взгляд. Я подсел к этой куче, начал ее руками разгребать, и вдруг слышу голос. Нет, не сверху, а откуда-то изнутри, и в то же самое время отовсюду, и с ветра, и с ночи, и со звезд, и от скал, и от дерева редкого, и от расщелин гулких. Громкий такой голос, грозный, уверенный, привыкший повелевать и не привыкший повторять что-либо два раза. «Ищи его. Свой камень. Твой камень – только один. Найдешь – твое счастье. Ошибешься – пожалеешь. Возмешь чужой – и сам несчастным сделаешься, и чью-то жизнь навеки искалечишь». И все... Снова тишина. А критерий выбора – мне неведом. Ни инструкции под рукой, ни спросить не у кого. Ну, намекнул бы хоть, голос. Голос! Эй, голос! Я с тобой говорю. Как выбрать-то? Где он, мой камешек? Который из них? Голос! Голос! Ну не молчи, скажи, не будь cyкой, скажи, ну бля! Снова тишина. Холодный пот. Ворочанье, беспокойное такое ворочанье на диване с боку на бок. Беспокойное. Бормотание сквозь сон. Наматывание одеяла на себя, и прикрывание головы подушкой. Пора вставать. Сижу... Перевариваю увиденное. Вот тбе и депривация сна, блин. Встал, подошел к куртке, порылся в карманах, достал камешек, гляжу на него пристально, чуть дырку в нем глазами не провертел. Мой? Или не мой? Ромашку, что ль, достать, да на ней погадать? Совсем я запутался с этими камнями. В камнях? Среди камней? В джунглях каменных? В ромашку б сыграть, как в годы студенческие... Занимательная игра была... Веселая...

......бесцельное шатание (оооо, сколько лет я был лишен этой роскоши! Курса с третьего, наверное. Или еще раньше. Ну и слава Богу, между нами говоря) по городу в поисках чего-то или кого-то, иногда дает неплохие результаты. Прям, я бы сказал, шокирующие. Толкаясь средь людей (ах, эта безотказная методика незабвенного Ходжи Насреддина, нырнуть в толпу, послушать о чем люди говорят, в толчею, в кафешку, в чайхану), я ловил обрывки фраз, взгляды окружающих, глядел вокруг пристально, внимательно, на город интересовался, на улочки, да на небо иногда поглядывал. А кто это у нас? Привет, привет, никак не ожидал. Да так, ничего, у тебя как? Ну, молодца. Грант получил? Поздравляю, от души рад за тебя. Теперь держи его обоими руками, чтоб не выскользнул. (хороший парень, умница большая, историк, сдружились на семинаре каком-то, я переводил, а он выступал. Сумгаитский, обычная судьба сумгаитских ребят, да и не только сумгаитских, а всех тех, кто в подобной промзоне родился. Или спортсменами становятся, или вот, учеными, вроде Намика, или в тюрьму рано или поздно попадают. А другого просто не дано. Спорт или учеба для ребят единственный способ вырваться из этого химически-тяжелопромышленного макета ада. Миниатюры. Или, может, наоборот, ад – это макет промзоны. Бог знает). Угадали, умнички мои. Я прям гордиться вами начинаю, и гордость сия меня распирает просто-напросто. Того и гляди, воспарю. На крыльях почерневших, хехехе. Про него, про Хызра я и начал историка дипломированного да человека сведующего расспрашивать. И вот что он мне поведал......



и новые люди, в далекой, неведомой мгле
когда нас не будет, нас будут играть на Земле....

Что-то из советской эстрады.

Упрямство – есть ценнейшее качество. Не, я не про то упрямство, которое заставляет вас залазить в окно, если вы прям перед этим, ну, минут за пятнадцать до этого, были безжалостно вышвырнуты за дверь. И не про страсть кому-то что-то доказывать. И не про упорство, достойное лучшего применения, нежели битье головой в крепостную стену, в надежде ее, кладочку, насквозь пробить (xyй на рыло, предки строили, а они не халтурили, да стройматериалы не воровали, за такие дела в старину сразу за яйца брали, да на плаху волокли, так что проломить стену крепостную не надейтесь) так и до сотрясения мозга недалеко. Я про желание и способность доказать что-либо самому себе, а не кому-либо иному. Иных уж нет, а те далече, вот и я, если и стану еще что-либо доказывать (исключительно за-за веселости духа и бойкости нрава), так только себе, любимому. Сижу на стуле, подогнул одну ногу под себя, дымок сигареты рукой разгоняю, грудь волосатую (средней пушистости) другой рукою почесываю, мысли дурные от себя отгоняю, да шаманю потихоньку, мысли добрые к себе призывая. И мчатся ко мне они, мысли эти, добрые, мановению руки подчиняясь, соединяются с дымом табачным, превращаются в образы да лица, ради которых когда-то я был готов вылезти из собственной кожи, а теперь поумнел, и не хочется. Пасьянс, в раскладывании которого я принимал непоредственное, и я бы даже сказал, живейшее участие, выдавал такие композиции, от которых становилось то тошно, то смешно. Смех до блевотины. Или рвет сквозь улыбку. И не лицидейство это, нет, не игра, хотя я по природе человек азартный, и мастерство актерское завсегда готов уважить. Ведь как бы прочно маска на роже не сидела, глаза-то, глаза-то шторками не закрыты, сквозь прорези все видно, сверкает, кричит, да матерится, про все, что у меня на уме, да на душе. Контуры-то угадываются, как член под трусами, не спрячешь ни его, ни правды, а если даже и постараешься, то вылезет наружу, вывалится в самый неподходящий для этого момент, и все к чертям или испортит, или, наоборот, во всем поможет... Это мой маленький театр для себя самого, для личного, так сказать, пользования, моё невинное удовольствие, моё простительное чудачество, моё предстательное мудачество, короче говоря, блажь моя, дураковаляние, болезнь Паркинсона и первые признаки раздвоения личности, то бишь, конфликтной ситуации с самим собой... И все это мне одному... Не много ли для моих 175см и 89 кг? Много, сам чувствую, перебор, вот и грызет по ночам, вот и зовет куда-то утрам, взъерошивает в полдень, и камнем давит вечером... Непонятное какое-то беспокойство, не объяснить, не утолить, не загасить... А может и не надо объяснять, утолять, да гасить? Пусть беспокоится себе... Так все-таки лучше....



Следы – это был человек
И нету.
Следы – это только
То
Что осталось.

Гражданская Оборона «Я принял решение»



Расселись мы в с Намиком в уютном кафе, развалились на креслах, попросили официантку (так себе, ничего особенного, и задница отвислая, и цвет кожи желтовато-коричневый) кофе нам принести, и тут давай его пытать я, мол, кто этот Хызр, да что, да почему. И вот что мне профессионал поведал (в любом деле не надо самодеятельности, лучше обратитесь к специалистам, вы ж сами себя не стрижете, так ведь?)... Хызр, повествовал обладатель диплома и вообще, человек просвещеный и знающий, не всегда был святым с высоким статусом покровителя путников. Жил себе поживал мужик, и в ус не дул, любил бродить по дорогам, заглядывать в города, деревни, базары, караван-сараи, слухи ходили, что он и в чужие гаремы нос засовывал, и не только (это я к тому, что если уж нос в чужой гарем засунул, так будьте уверены, одним носом дело не ограничится, да ладно, мало ли что про человека говорят, вообще-то он был праведником), забрел как-то на самый край света, устал, и прилег поспать около родника. Отдохнуть немного. Умаялся, бедняга, а как же, весь день на ногах, по пыли да на жаре. А как выспался, шасть к воде, умыться, да водички попить. Ополоснул рожу, раз хлебнул, два хлебнул, и чувствует, что сил у него прибавилось вроде бы, и болячки застарелые отпустили, и в боку больше не колет, и грудь не саднит. Самое время радоваться, не так ли? Вдруг – откуда-то сверху полился свет, сильный такой, яркий, пронзительный, как крик ребенка, умирающего от аборта, свет, сжигающий немилосердно. Хызр, ясное дело, перепугался, прикрыл глаза ладонью, рот разинул, дрожит весь, ясное дело, не каждый же день такое увидишь. И предстал перед ним в дыму и пламени ангел, страшный, с горящими глазами и обожженным ликом, и поведал, что вода, которую он выпил – это вода жизни, дарующая бессмертие. Хызр сперва улыбнулся широко, хоть фотографируй его, да на рекламу «Блендамеда» вешай (вот, мол, подфартило, такое раз в жизни бывает, ох и устрою же я сейчас), понятное дело, кто ж при таком раскладе плакать станет? Никто, правильно рассуждаете. Но в том то и дело, что ангелы – создания прехитрущие, и самое интересное он оставил на закуску, как тот самый сыр в мышеловке. Расправил крылья, и добавил с печальной и строгой улыбкой, что жить вечно, да в свое удовольствие не получиться. «Все, Хызр, отгулял ты свое, водички попил, а теперь слушай сюда внимательно. Будешь ты за грехи свои немалые ходить по земле Господа твоего, и помощь оказывать тем, ко в ней нуждается. Их полным полно, и работы тебе хватит. Отставить пиздеж насчет немощности да усталости. Начальник приказал». Погоревал Хызр, а делать нечего. Ноги сами несут. То туда, то сюда. То на север, то на юг. Много ходил. Повсюду. А вот муллы да улемы, дяди мудрые с чалмами высокими да бородами до пояса, его, почему-то, невзлюбили. Монополию, он ихнюю, по подаче первой и неотложной помощи правоверным, что ли нарушил? А вот неxyй сидеть в школах, дворцах, да медресе, выползли б, да составили ему, праведному, конкуренцию здоровую, в итоге только потребитель и выйграл бы, а вам – респект и спасибо. Доводилось Хызру и с Моисеем беседовать, растолковал он ему, что не потянет он идти по его, Хызра дороге, пусть свою, Моисееву, тропу ищет, и не пытается алгеброй гармонию измерить, что, как да почему. И убивать ему приходилось... Ну, я про юношу того, которого замочил наш праведник, от чего Моисей в трепет пришел, но после объяснений совершенно успокоился... Промысел Божий, вот и дергайся на ниточках, ты полностью свободен, куда Он пошлет, туда ты и захочешь...

- Интересно, Намик. Еще что-нибудь?
- Ну, это еще не все. (улыбка у него добрая, открытая, и совсем не похожа на снисходительный оскал профи, свысока взирающего на юродствующего дилетанта) Знаешь, Хызр ведь считался покровителем суфиев, была у них аллегория такая, одна из ступеней приближения к Идеалу. И все это несмотря на неприятие его образа официальными духовными властями.
- (тут я поперхнулся кофе, так как один из моих далеких предков был как раз суфием, да не простым, а по слухам, из самого ордена «Накшбандиййя») Ты серьезно?
- Ну да.
- (ооо, я не выдержал, и имел глупость сообщить ему о наличии в моем роду такого предка, и все.... Нет, сие обстоятельство, конечно, здорово прояснило сложившуюся ситуацию, что с Хызром, что с камнем, многое сразу встало на свои места, и пеший поход в микрорайон, и встреча на шоссе, и необъяснимое беспокойство. Оооо, дух моего славного предка, гностик Востока! «Всё» - это я к тому, что вечер был безнадежно испорчен. Провел я его остатки у себя дома, в компании Намика, который стал здорово похож на сумасшедшего ученого из американских фильмов, ползал пальцем по письмам старым, да документам всяким, разбирал вязь арабскую, бормотал что-то про себя, да маму все спросить норовил, мол, а почему, а когда, а где, а что было потом, так как я был, по его мнению, крайне ненадежным источником информации. Вот ведь очкарик, а?). Выкладывай что знаешь! (теперь пришла его очередь стать нетерпеливым слушателем). Куда я денусь? Выложил, все как на духу.

А камень? Что камень-то? Камень так и лежит у меня в ящике письменного стола, правильно, совершенно верно, прям рядышком с сигаретной пачкой. Которая НЗ. Камень и камень, что ему сделается-то? Мой, или нет – время покажет. Но ни Хызра я с тех пор не видел, ни старичка того, а тетеньку я видеть больше не хочу, даже если мне за это заплатят. Не, конечно, смотря сколько, если чего – поторгуемся, обсудим, я жду предложений. Ведь всё, говорят, впереди. Глядишь, или камень найду, или Хызра снова повстречаю. Потолковать с ним надо. Не, помощи просить не стану. Так, разговор у меня к нему небольшой, часов эдак на пять, на шесть. По душам. С чаем и с сигареткою. Ему-то спешить некуда, он из того родника напился, да бессмертия удостоился, времени полно, почему бы и не побродить по свету? А вот мне надо бы поторопиться. Зачем и куда? А я и сам не знаю. Как говоривал генерал Горн, человеку важно выполнить свой долг, а во всем остальном можно смело положиться на милосердие Божье.

P.S. Пользуясь случаем, хочу выразить благодарность Светлане Константиновне Одинцовой, за любезно предоставленный альбом «Звездопад» группы «Гражданская оборона», Намику Пириеву, талантливому историку и моему хорошему товарищу, моемудалекому и славному предку по материнской линии, который, говорят, был всамделишным суфием, и своей собственной глупости да небрежности, благодаря которой я с 22-го марта 2003 года провалялся дома с прооперированной ногой, что дало мне возможность благополучно и без помех завершить написание данного рассказа.