Орех : Иго.

Князь осушил очередной кубок и со злостью бросил его в толпу сидящих за большим столом:
- Чёрта лысого им, а не дань!
Присутствующие притихли. Во хмелю святейший князь был дерзок и скор на расправу.
- Пусть только сунутся, – рычал он. – Всем жопы басурманские порву! Узнают силушку дружины моей!
- А как же иначе! – подхватил под руку качающегося главнокомандующего рыжебородый воевода. – С такой-то дружиной – тысяча удальцов молодых, да тысяча копий вострых – любую нечесть сметём с земли княжеской! За князя солнцеликого, гой-да!
- Гой-да!!! – громогласно пронеслось под сводами каменных палат.
- То-то же, - прорычал князь, оседая на лавку и проваливаясь в сон…

Тяжёлая, кованная дверь заскрипела и на пороге возник солнцеликий князь. Он был хмур. Взгляд его пробежался по по полумрачной каморке княжеского летописца.
- Один? – процедил князь.
- Один, батюшка, один, - не по годам резво вскочил седой старец и отвесил поклон.
- Это хорошо. Разговор есть, - князь отодвинул крепкой рукой тяжёлый стул и сел посреди маленькой комнатки.
Все стены были уставлены деревянными стеллажами и полками, на которых покоились аккуратно уложенные рукописные книги и пачки исписанных листов. Под лампадкой стояло ведро с гусиными перьями и бутыль с чернилами.
- Всё пишешь? – начал издалека князь.
- Пишу, батюшка, пишу, - предчувствуя неладное закивал старик.
- Ну, и что же ты пишешь? – понизив голос спросил солнцеликий. – Зачитай из последнего.
Летописец замялся. Князь схватил старика за ворот:
- Читай, шельма!
- И настал день тот и пришёл тот час, когда слетелось вороньё на землю княжескую! – прокашлявшись начал нараспев седой летописец. – Полторы тысячи басурман вонючих вышли к стенам острога княжес…
- Окстись, старый! – перебил князь. - Ты их считал, а?
- Считал, батюшка – кивнул старик.
- Точно, считал? – притянул к себе старика за тощую шею солнцеликий и угрожающе заглянул в глаза.
- Нет… я уж и не помню… старый стал…- залепетал летописец.
- Вот то ж, - отпустил старика главнокомандующий. – А я считал! Было их двадцать тыщь, понял?!
- Понял, батюшка, понял, - начал чиркать в записях старик.
- Читай дальше!
- Дрогнули ряды войска княжеского. Разбежались в разны стороны – кто через забор острожный в лес, кто на коня и в поле, кто в доме за печку. А вот куда воевода с казной делся…
- А ну дай сюда! – князь злобно выдернул из рук старца шуршащую рукопись. – «…И вышел к басурманам Князь Солнцеликий с хлебом, да солью, и упал перед ними на колени, и просил в слезах о пощаде, и обещал, пока главный нехристь бил его по щекам, жену свою, красавицу, отдать, да и племянницу молодую туда же…»
- Ты… Ты чё, пёс, совсем из ума выжил!!! – князь вскочил и ухватился за ножны. – По плахе соскучился?!
- Не вели казнить, батюшка! – взмолился, падая на колени седой летописец. – Старый дурак! Померещилось! Бес попутал! Всё исправлю!
Разбив табуретку об пол и сломав несколько стеллажей, князь взял себя в руки и успокоился.
А на месте вырванных страниц летописи появились новые, с более подробными описаниями тех далёких событий: «.. И вышло из ворот города княжеского храброе тысячное войско княжеское. И помчалось бесстрашно оно на орду двадцатитысячную. А впереди ясным соколом летел сам Князь Солнцеликий. И рубил он нещадно басурман плачущих и просящих пощады. Обещали отдать ему коней своих, да жён с дочерьми и племянницами. Но не было им пощады от меча русского! И бежали басурмане в скором времени прихватив с собой скарб городской, который всё равно выкидывать собирались…» Чуть позже появилась дописка: «А любимую баню, в которую несколько раз водили князя, Солнцеподобный апосля лично поджог и вспоминать о ней всем строго настрого запретил.»