Лабиринт : КАК ПОПАДАЮТ В СЕТИ ОТЧАЯНИЯ.

История одного виртуального романа.

I
Он шлялся по сети всего вторую неделю, нигде особенно не задерживаясь и не концентрируя свое внимание. Но однажды из хаоса разбегающихся во все стороны электронов выстроилась серебряная длинная дорожка, на концах которой вспыхнули искорки понимания...
И он узнал о ней.
Она... Это противоречие между поверхностным, сиюминутным, не обязывающем ни к чему общением и желанием получить от этого сидения в Сети некий жизненный импульс, еще больше подчеркивался ее именем, который заметно отличался от сонма других - глупых и претенциозных, озабоченных сексом и собственным ущербным бездельем... Это имя - "Глубина" - так не походило на "кисок", "мармеладок", "роксан" и прочих им подобных, что Он выделил ее почти сразу.
Позже Он уже не удивлялся, когда, желая пообщаться, он лез в чат и с первого же захода выискивал Глубину как раз в том месте, в котором, как он надеялся, он ее и отыщет. Это узнавание такого близкого по духу человека и такого далекого - как по расстоянию, так и по образу жизни - человека наваливалось на него как цунами - и, полностью погружаясь в это состояние, Он, отходя далеко заполночь от компьютера, ложился спать с мыслями о ней и, вставая, первым делом вспоминал о том, о чем они накануне так хорошо успели поговорить между вылетами в сетевой тайм-аут.
Спустя некоторое время он смог услышать ее голос по телефону и увидеть ее фото. Голос был приятным, с тихим и музыкальным тембром. А фотография сильно поразила его. Он совсем не ожидал, что девушка с таким обаятельным, одухотворенным лицом может вести такую - далекую от обычной - жизнь: она жила и работала в монастыре в одном из приволжских городов, совершенно не ведая ни об одной современной культовой реалии. И этой своей незамутненностью она и была ему больше всего интересна.
Она... Она была похожа на актрису Аринбасарову из фильма "Сельский учитель" Кончаловского: идеальный овал лица, миндалевидные умные глаза, чувственный рот без вульгарной голливудской громадности...
Он постоянно думал о ней; ему хотелось ощутить, заметить тот темный уголок, из которого, как кровь из незаживающей раны, сочилась ее грусть, разливавшаяся по ее стихам и интонации в разговоре. Осторожно расспрашивая ее о разном, Он чутко прислушивался и ждал - что вот, сейчас он окажется в этом уголке, попытается зажечь там какой-нибудь источник света и увидеть то главное, что не дает ей покоя.
Но... в один осенний вечер она не пришла на чат, назавтра это повторилось; затем она не ответила на поток его писем - и перед ним как будто сразу опустилась глухая темная штора. Он прыгал по чатам, менял сайты, в надежде снова отыскать Глубину, но ее нигде не было. Однажды ему показалось, что интонация одного из говоривших, а также цвет ника (она любила желтый) говорят о том, что Глубина сменила имя на другое, не очень далекое от предыдущего, но все же другое. Он не стал навязываться: раз она так сделала, значит, ей так было нужно.
Но от общения с ней в его судьбе так или иначе оставался глубокий след. Плюс - ее фотография, распечатку которой он вставил в рамочку и повесил на стене за компьютером, и ее грустные стихи, которые ему уже никто больше не читал по телефону.
Эта память о ней еще долго тревожила его, когда он садился за свой третий пень и нырял в сеть.
«Вот как - совсем неожиданно и грустно - закончился мой первый виртуальный роман...» - думал он, не желая смириться с этой потерей...

II
Прошло еще две долгих томительных недели, пока Он наконец не выдержал: собравшись с мыслями, он влез на ее любимый чат и, перебивая уже начатый ею разговор, в лоб спросил ее - почему? Почему все произошло так, а не иначе, почему Она без каких-либо объяснений так откровенно игнорирует его?
Она, не обращая внимания на его истеричный тон, просто и искренне ответила ему на все его вопросы. И тут оказалось, что Он - полный и законченный дурак, который, еще не осознав правил жизни в чатах, просто-напросто выдумал себе то, чего совсем не было и быть не могло... Глубина была удивлена его вопросами; наоборот, ей самой показалось, что Он игнорирует ее. Он спросил - а как же письма? Письма? Какие письма? Я ничего не получала... - ответила Она. И, с трудом вспомнив те злополучных для него два дня ее отсутствия в чате, Глубина объяснила: ее комп начал неожиданно виснуть и был отдан в настройку, а она сама в это время была в командировке - и вообще - она очень рада, что может с ним снова пообщаться...
Проклиная свою самонадеянную глупость, Он от злости на себя кусал губы и не знал, чем ему восполнить потерю этих двух бесконечно тяжелых недель. И, после бессонной ночи, проведенной у своего компьютера, в который он с ожесточением заталкивал все новые и новые, только что нарожденные стихи, Он к утру понял: тот человек, который так ошибся, должен исчезнуть - а на его основе, как сказочная птица Феникс из пепла, воскреснет новый. У этого нового персонажа инета будет новый ник, он не станет делать дурацких ошибок, как его предшественник...
И вообще теперь все должно в его жизни пойти по-новому.
И вот тогда-то он и стал Лабиринтом: его закрученный в тугую спираль мозг перестал рассыпаться в чатах безделицами в виде каламбуров или к месту вставленных анекдотов. Теперь, после первого ощутимого виртуального ожога, в его душе поселилась мудрость и покой; теперь Он не искал легких путей и, в полном соответствии с новым именем, стал общаться в инете только с теми, кому было что сказать кроме мата и глупых фривольностей.

Вот пример их стихотворного общения: сонет к Глубине Лабиринта и ее ответ на него.

С О Н Е Т
"ты – женщина…" В. Брюсов

Ты - Глубина, ты - книга между книг,
Ты чистый и прозрачный свиток;
В его строках и дум, и слов избыток,
В его глуби прекрасен каждый миг.

Ты, Глубина, - божественный напиток.
Он жжет огнем, он в лабиринт проник;
Но пью я пламя, словно ученик,
И становлюсь необычайно пылок.

Ты - Глубина, и этим ты права.
От века призванная быть такою,
Ты - мой прообраз естества!

Я, околдованный тобою,
Пишу о том, чем грудь моя полна:
О, поглоти меня, святая Глубина!

А вот ее ответ:

Ждешь глубинное созданье ?
Вот оно, средь слов и точек.
Чувства кажутся реальней,
Коль напишешь пару строчек.

Пару строчек, только честно,
Чтоб нарушить тишину,
Чтобы искренность приветствий
Не кричалась в пустоту.

В пустоту непостоянства
Брось заученный стишок,
Нереальное пространство
Пусть, задумавшись, поймет.

Пусть поймет твои желанья,
И на все найдет ответ.
Ждешь глубинное созданье ?
Вот оно. Пишу Привет!

Иногда жизнь очень странная штука: порой она раз за разом подкидывает одно совпадение за другим, но мы эти совпадения или просто не замечаем, или не придаем им должного значения... Вот и у них поначалу было как раз так: Она взяла свой ник "Глубина" из книги "Лабиринт отражений" фантаста Лукьяненко, в которой описывалась виртуальная любовь двух хакеров. Он, даже не подозревая, что на свете существует этот писатель и эта книга, взял ник "Лабиринт" - и это первое совпадение, казалось бы, несовпадаемого, повлекло за собой долгую цепочку новых совпадений - иногда странных, иногда забавных - которые в конце концов привели их обоих к своему логическому завершению: между ними наконец разгорелось то пламя, которому никакие расстояния не помеха и имя которому - Любовь...
Их нежность друг к другу, их доверие и духовная близость ежевечерне проверялись в чате, когда они выносили на суд друг друга свои новые стихи, новые мысли и новые слова, посвященные друг другу. Зачастую их домашние заготовки чуть ли не слово в слово повторялись - и это лексическое совпадение лишь еще больше подтверждало факт их единства, верности их выбора.
Чтобы яснее показать как они оба могли – каждый по-своему – писать в унисон, приведем еще один пример. Скажем, у него была небольшая прозаическая миниатюра, предшествующая стихотворному сборнику под названием «Ночьные стихи». Приведем ее:

НОЧИ ОДИНОЧЕСТВА
Иногда хочется, чтобы все было по-другому. Чтобы яичница не вызывала тошноту, чтобы неделями не валялись в шкафу невыглаженные рубашки; чтобы не тянулись бесконечные бессонные ночи в одиноком молчании – когда лишь жужжание холодильника да скрип рассохшейся постели сплетаются со стуком часов, вытягивая жилы и нервы напоминанием того, что с тобой по-прежнему нет человека, которого хотелось бы в эту минуту чувствовать рядом с собой.
Эти ночи – мой постоянный страх. Когда смотришь в темное окно, шаря пустым взглядом по безлюдной улице и безмолвным деревьям, кажется, что во всем мире нет никого, кроме тебя. И собственное отражение в оконнном стекле только усугубляет это чувство.
Ты стоишь в майке и трусах возле подоконника, переминаясь босыми ногами на холодном полу, - и твое темное и кривое оконное отражение, пугая и зля, говорит тебе о том, что еще один день прожит, что его уже не вернуть и не прожить по новой – а ты все так же одинок, как и был.
И приходит усталость. Усталость от жизни, пустой и тоскливой, где вечер, проведенный с друзьями, всгда веселый и быстро промелькнувший, оканчивается одним и тем же: одиночеством. И даже лежа в постели с кем-то живым и теплым, ты осознаешь, что это – ненадолго, что это – просто отстрочка твоего повседневного одинокого существования.
Ты выбегаешь на улицу: под фары проезжих машин, под тусклый лунный свет из-за фиолетовых облаков. Ты ищешь общения. Ты не можешь быть сегодня один. Кто-то проходит мимо тебя – и вдруг ты отчетливо начинаешь понимать, что все зря: ничего не изменится отттого, что сейчас ты с кем-то выкуришь по сигарете с летящими на ветру искорками. Прохожий уйдет восвояси, а ты так и останешься стоять на пустом перекрестке,еще больше мрачнея от собственного одиночества…
Ты возвратишься в свою безмолвную комнату, включишь свет, окинешь привычным взглядом картинки, наляпанные по стенам, - и так тебе станет горько и безрадостно, что – в который раз! – придет мысль: если ничего нельзя изменить – не лучше ли покончить раз и навсегда со всем этим? Ты залезешь на крышу соседней девятиэтажки и, свесившись вниз, долго будешь глядеть не темнеющую там землю. Потом, испугавшись этой темноты, ты вернешься к себе, молча и быстро разденешься, нырнешь под одеяло и заснешь взволнованным сном, в котором тебе приснится все то, что ты хотел бы иметь наяву…

Прочитав эту миниатюру, Она написала стихотворение. Он, увидев его в первый раз, вспомнил, что вначале вместо этой миниатюры он хотел выразить свои чувства стихотворно, но тогда у него не нашлось слов, чтобы выкрикнуть все то, что накопилось у него внутри. И вот теперь Она нашла те самые нужные слова, поразив его точностью сопереживания его когда-то давно пережитым чувствам…
Вот это стихотворение:

Одинокая ночь в одинокой квартирке.
Подоконник, постель, холодильник жужжит.
Включишь свет. А на стенах все те же картинки,
За безмолвным окошком рябина грустит.

Выбегаешь во двор с промелькнувшей надеждой,
Тусклый отблеск луны по деревьям скользнет.
Ты устал от пустой и бессмысленной жизни,
В твое сердце сегодня никто не придет.

Ты один на каком-то пустом перекрестке,
Лишь прохожий случайный дает прикурить,
И лишь вечер с друзьями затмит ненадолго
Одиночество, что невозможно забыть.

Так хотелось, чтоб было бы все по-другому -
От помятых рубах в холостяцком шкафу
От бессонных ночей и нервозного стона,
До яичницы, вызываюшей тошноту.

С кем-то теплым, живым быть навеки хотелось -
Чтоб убить одиночество в грустном мозгу,
Пересилить привычную повседневность
И шагнуть в безграничную глубину…

Прочтя это стихотворение, Он в очередной раз поразился, насколько глубоко и правильно Она его понимает. Это понимание дорогого стоило, и Он пытался сделать все, чтобы оно не растворилось между ними, не исчезло в сотнях километров проводов, разделяющих их…

А потом она ухитрилась на два дня вырваться из плена своих дел и приехать к нему...

Как это часто бывает, чем больше готовишься к встрече, тем скомканней и неорганизованней все получается. Так и вышло: они разминулись на вокзале, и Он лишь в последний момент успел перехватить ее в метро. Он первый узнал ее: Она шла по переходу в своем длинном темном пальто и скользила невидящим взглядом по толпе - и тут он поднял руку, улыбнулся и помахал ей. Ее красивые глаза сначала просто проехали по его лицу, затем в них появилось осмысленное выражение... - и вот она, уже ответно улыбаясь, заторопилась к нему навстречу...
Первый неловкий поцелуй отогнал все страхи, которые преследовали его перед ее приездом: как же, а вдруг она и ее фотография - совсем не то же самое? А вдруг ее стихи - это единственное, что имеется в ней интересного...
Ведь выходить из красивой виртуальной имитации реальности так страшно!
Через два часа, когда они сидели бок о бок у него дома и листали страницы многочисленных фотоальбомов, он уже знал: что бы теперь не случилось, но эта девушка, встречу с которой подарила ему Повсеместно Протянутая Сеть, - его Судьба, его Надежда, его Любовь...
Потом были два наполненных ласками дня, вокзальная грусть прощания и за ними - бесконечный поток писем, которыми он, не в силах высказать в чате до конца переполнявших его чувств, по нескольку раз в день бомбил ее почтовый ящик. Признания в любви перемежались восторженными стихами, цитатами из других поэтов, наблюдениями из жизни и теми мелочами, из которых, собственно, жизнь и состоит. Она отвечала ему тем же.
Ни Он, ни Она не знали и не хотели знать, насколько долго их хватит сидеть по вечерам перед своими мониторами, читая строчки, вылетающие из-под родных пальцев, а потом ночами писать в письмах о том, чего не успели сказать час тому назад в он-лайне.
Это стало частью их жизни, чуть ли не главной и определяюще значимой частью... Вряд ли такое могло продолжаться бесконечно. Но, пока выхода из создавшейся ситуации видно не было, и они просто жили своими жизнями и радовались хотя бы тому, что они есть друг у друга.

III
Порою жизнь бывает настолько гадка, что уже просто не успеваешь отбивать ее атаки на твои обычный настрой и устоявшийся уклад: она, словно какой-то злой автомат, начинает подкидывать тебе одну гадость за другой; эти гадости вытягиваются в длинную цепочку, которая оплетает тебя по рукам и ногам, сковывая все твои устремления, мысли, чувства…
Примерно так все с Ним и получилось: сначала прозвенел первый предупреждающий звоночек (какой-то начинающий хакер-киллер влез по инету в его аську и оставил после себя бомбу, раздолбившую все ее настройки так, что Ему пришлось восстанавливать асю с полного нуля), а потом на Него, словно из мешка, посыпалась одна неприятность за другой… Он, разгребая завалы из наваливающихся на него проблем, понимал, что жизнь (или вернее, Тот, Кто ею руководит, - там, наверху) испытывает чувства – его и Глубины - на прочность, что в жизни не бывает так, чтобы все всегда было исключительно хорошо, что надо лишь пройти это первое для них по-настоящему серьезное испытание – и все снова встанет на свои места, а в их с Глубиной сердцах снова наступит покой, переходящий в исступленную благость…
И вот тут-то по нему ударило крупной артиллерией: сначала сразу в трех местах обрубились источники его заработка, а затем, словно в насмешку, АТС отключила его телефон за неуплату долга по межгороду… Долг был для него небольшой, всего около сорока долларов; в другие времена он тратил на пустяки куда большие суммы, но сейчас, когда он только за последние две недели потерял около пятисот баксов и оттого не имел денег даже на хлеб и сигареты, найти всего тысячу рублей стало для него проблемой.
День прошел в поисках денег и мыслях о том, как Глубина будет волноваться, если не найдет его сегодня вечером в инете. Один из его друзей пообещал помочь с деньгами, но это могло быть только на следующий день и только вечером. Значит, заплатить за телефон он мог через день, а включат ли его сразу или нет – об этом даже думать не хотелось: войдя в такую густо-черную полосу, Он был готов к самому худшему…
Проведя бессонную ночь и написав об этом длинное, безумно тоскливое и так и не отправленное Глубине письмо, Он с утра пораньше стал уговаривать свою сестру, жившую неподалеку, пустить его на пару дней поработать в инете.
Сестра в принципе была не против, вот только условия для работы в ее доме были аховые: телефон был параллельный с соседями, Он мог сидеть в инете только днем, а вечером – только до десяти часов, потому что в семье сестры были дети, которые ложились спать именно в это время…
Но он был готов согласиться на любые условия – лишь бы снова обрести связь со всем миром, лишь бы снова заиметь возможность войти в блистающий мир Глубины, в ее мысли, в ее чувства…
Через два дня его телефон снова заработал. Он потащил комп назад к себе. Дома, подключая в спешке разъем за разъемом, он чего-то напутал в соединениях – и его процессор круто накрылся, начисто отказавшись вообще загружаться. На спецов не было денег, а те друзья, кого Он умолил прийти к нему и посмотреть, что произошло, не смогли справиться с возникшей проблемой…
Инет снова стал ирреальным, теперь на целых три дня. В эти дни его спасали только ночные звонки Глубины: она, как могла, успокаивала его, читая ему свои новые стихи, - и только после этих полутора-двухчасовых разговоров он мог нормально засыпать.
Его пень таки заработал, но жизнь продолжала играть с ним в свою злую чехарду, нанося все новые и новые удары. Он уже не обращал на них внимания; сейчас ему важнее всего было только одно: сохранить ту тонкую судьбоносную ниточку, связавшую его и Глубину в один причудливый виртуальный объект, имя которому он все никак не мог подобрать…

Из-за того, что Он отодвинул все свои дела и творческие наработки на задний план, выплескивая всю свою энергию на инет и общение с Глубиной, финансовый кризис становился все заметнее, пока совсем напрямую не завладел его жизнью… Случилось то, что по логике вещей должно было обязательно случиться: в конце месяца ему позвонил его провайдер и напомнил о внесении платы за следующий месяц. У него было полтора дня на эту процедуру; в принципе, деньги на инет можно было найти, но… тут он крепко задумался – и вот что пришло в его иссушенный всемирной сетью мозг…
«Я увяз в сети слишком глубоко, - думал он, - еще пара таких недель – и меня как творческую единицу можно будет списывать со счетов. Мои работодатели вряд ли согласятся бесконечно ждать выполнения мною их заказов, всему есть мера; я могу потерять все свои источники заработка… а что я получу взамен? Глубину? Но она уже есть у меня, и если между нами все складывается так, как я думаю, то виртуальность нашего общения давно уже переросла в реальные человеческие чувства… Что же тогда еще мне нужно в Сети? Сама Сеть? Мое устоявшееся реноме в ней? Слава виртуального поэта?... Все это – лишь суета сует; достаточно исчезнуть из нее на месяц – и обо мне никто, кроме Глубины, не вспомнит. Ну, а те проекты, в которых я обещал свою помощь, можно двигать и без регулярной жизни в интернете… Тогда, значит, решено! Я выхожу… Мне хочется быть реальным, а не виртуальным персонажем в этой странной, в этой тяжелой, но такой интересной жизни... Надеюсь, что это не помешает нашему единению с Глубиной… в конце концов, есть старый проверенный способ - обычные письма…"
На следующее утро он позвонил своему провайдеру и отказался от его услуг. Провайдер поинтересовался: что, нашел связь получше, чем моя? Но, когда Он объяснил, в чем дело, то удивленный провайдер лишь сказал: «В первый раз наблюдаю человека, который нашел в себе силы снять с себя всемирную паутину… Те, кто хоть месяц провел в сети, никогда по собственному желанию не возвращаются в реальность…»
В конце последнего проплаченного дня, когда Он торопливо отсылал на многочисленные мыльницы накопившиеся за последние недели ответы на письма, тексты и картинки, он по истончающемуся сетевому ручейку уловил, что инет постепенно растворяется в телефонных проводах, превращая свой волшебный блистающий мир в красивый мираж… Сначала отключилась аська, затем надолго зависло очередное отправляемое письмо, потом перестали открываться сайты – и только почта еще работала, все медленнней и медленней, до самого последнего срока…
С приходом нового месяца в его жизнь вошла зияющая темнота пустоты. Он почти физически ощущал это; словно его, жившего в центре сверкающего огнями, населенного множеством интересных людей города, какая-то сила перенесла в одиночную камеру - в наглухо закрытую, старую, всеми забытую тюрьму, которая выстроена на самом краю Вселенной…
От этого, давно не ощущаемого, собственноручно выбранного одиночества, Ему было бы совсем не по себе, если мы не помощь Глубины, которая продолжала каждую ночь звонить ему и рассказывать о том, что происходит в инете и в ее жизни…
Он погрузился в работу: раскидав в стороны все, кроме текущих творческих задач, остальные свои заботы и мысли. Теперь с миром его связывали всего две вещи: окно за левым плечом и регулярные звонки Глубины. Спустя пару недель Он заметил, что новости об инете стали волновать его куда меньше, чем то, что именно Глубина написала или сделала за прошедший день…
Только тогда он понял, как глубоко он влез в инет… Психологическая ломка, последовавшая после отключения от сети, была бы для него гораздо болезненнее, если бы он не загрузил себя работой, не поставил свое творчество на первый план: обычному человеку, прожигающему свою жизнь на неинтересной, ради денег делаемой работе, убивающему свой досуг у тупого телека или в не менее тупых увеселительных заведениях, справиться с такой ломкой было бы не по силам – ведь виртуальная жизнь намного красивее и привлекательнее, чем реальная обыденность жизни у многих, многих, многих сотен тысяч, миллионов людей… Иначе бы эти люди не сидели бы в сети долгие часы, урывая время для нахождения во всемирной паутине от досуга и сна…
В тот самый день, когда он наконец-то ощутил, что совсем потерял зависимость от инета, ему открылась одна простая, но от этого не менее горькая истина: для того, чтобы быть с Глубиной на прежнем уровне доверительных, взаимопроникающих и взаимовлияющих отношений, одних разговоров по телефону мало. Ведь в чате они общались не только друг с другом, а зачастую участвовали в общих разговорах, где как раз и проявлялась их близость душ… Теперь, когда их позиции не с кем и не с чем было сравнивать, их разговоры из звенящих своей чувственностью и душевностью монологов постепенно могли переродиться в обычный обмен информацией…
Он ужаснулся этому открытию, ибо впереди перед ним замаячил неизбежный финал: та волшебная ниточка, которая, искрясь чувствами, связывала их при помощи Сети в одно совершенное своей гармонией существо, была одной из тонких нитей, из которых Сеть и состояла… Скинув с себя Паутину, Он тем самым спустился с Неба на бренную Землю, чьей банальной, обыденной повседневности он больше всего боялся…
Попав в эту взаимоисключающую себя дилемму, Он схватился за голову: реальность потерять Глубину была настолько высока, что надо было немедленно что-то делать, иначе все, чем бы он сейчас не занимался, теряло весь свой смысл… Он не видел смысла жизни без Любви – а Любовь являла свой лик перед ним в образе Глубины.
«Если я потеряю Глубину, - подумал он с ужасом, - то я потеряю с нею и единственно главное, что есть у меня в жизни, - ту любовь, о которой я так долго мечтал и которую так долго пытался найти… Зачем мне реальность без любви? Пусть лучше будет просто любовь… Все равно, где она и как проявит свое существование – это будет Любовь, которую я ни в коем случае не должен потерять. Иначе тогда – в с е зря…»
И он немедленно приказал себе действовать…

IY
По его мнению действовать можно было только в одном направлении: в реальном мире, который он полностью мог контролировать. "Стоит пустить Глубину в этот мир, - думалось ему, - и мы окажемся на новой ступени развития наших отношений..."
Дождавшись очередного ее звонка, Он с ходу предложил ей жить вместе. Не важно, где - у нее или у него; главным тут было только ее согласие. Для него стало приятной неожиданностью очередное совпадение их желаний: Она в ответ на его предложение просто сказала, что вчера купила билет на поезд и сейчас звонит, чтобы порадовать его этим известием.
"На сколько ты приезжаешь?" - спросил Он. "На два дня... - извиняющимся голосом отозвалась Она, - на больше я не могу, работа не отпускает..."
Ему уже было мало этих двух, пусть счастливых, но таких скоротечных дней. Через пару недель должен был наступить Новый Год, открывающий двери в новое столетие и тысячелетие. Это событие, такое долгожданное для него (он помнил, как еще в школьные годы представлял себе, КАК это может быть здорово), было значимым, и он решил во что бы то ни стало выйти из старого столетия в новое вместе с Глубиной.
"Лучше сделай все дела сейчас, а потом приезжай хотя бы дней на десять, встретим Новый Год вместе" , - сказал он и тут же почувствовал по ее восторженной реакции, что опять их желания совпали.
"Я приеду и сейчас, и потом, я успею справиться с делами." - таков был ее ответ.
Он ответно обрадовался и начал считать часы до ее скорого приезда.

…Он, как обычно, сидел за компом и что-то сооружал в своем любимом кореле, думая про себя о том, что вот сейчас Она уже собирает вещи, чтобы ид-ти на вокзал. В этот день Она уже два раза звонила ему и радостным голосом сообщала, как хорошо у нее идут дела и как здорово, что они скоро увидятся.
Прошел час.
"Поехала..." - подумал Он про себя, посмотрев на часы в мониторе.
И тут раздался звонок телефона.
Сначала он ничего не мог разобрать... были слышны какие-то шумы, вокзальные объявления и - каким-то далеким эхом - чей-то плач. Затем шум стих и сквозь рыдания Она сбивчиво сказала ему, чтобы он не ждал ее завтрашнего приезда: она опоздала на поезд.
"Как это могло получиться? - удивился он, - ты же живешь в десяти минутах ходьбы от вокзала..."
Она сказала, что обо всем ему напишет, и повесила трубку.
Расстроенный скорее не за себя, а за нее - ее переживания, он знал, были куда горчее его - Он решил дождаться утра а пока просто написал ей несколько успокоительных строк:
дескать, с каждым такое может случиться, дело это по-правимое. Он отправил письмо и со спокойным сердцем лег спать.
Наутро он получил от нее большое письмо, которое ввергло его в шоковое состояние...
Она писала, что все их общение - непозволительная для нее роскошь, что она забыла Бога, забросила все дела. Что, когда она шла на вокзал, ноги сами тормозили - и поэтому она опоздала. Что Она считает это знамением свыше, что теперь ей надо будет много молиться, что все ее стихи - чепуха и не стоят затраченного на них времени, что она не желает больше
оставаться Глубиной и будет просто рабой Божьей Александрой...
Это было настолько неожиданно, что Он растерялся и совершенно не знал, как ему реагировать. Конечно, он послал в ответ пламенное письмо, где уговаривал ее не делать этой большой ошибки. Но, по тому как она замолчала (несколько дней от нее не было ни звонков, ни писем), он понял, что надлом, произошедший в ней, был очень и очень серьезен. Он заглянул на сайт "стихи.ру", где она публиковала свои стихотворения, и увидел сильно опечалившую его надпись: "Все, стихов больше не будет. Глубины не стало".
Прошло еще несколько дней без какого-то движения с ее стороны. Он уже стал искать денег, чтобы самому ехать к ней, как неожиданно Она позвонила.
"Что, переболела? - ласково спросил Он, - глупенькая, зачем ты мучаешь себя и меня? Лучше приезжай скорее и все будет хорошо".
Он еще не знал, что это приглашение станет его большой ошибкой, за которую ему придется расплатиться очень дорогой ценой...

Она приехала дней за пять до Нового Года.
Пока Она искала в себе силы снова стать Глубиной, Он - будучи уверенным в том, что на Новый Год она теперь уже не приедет, - решил не праздновать его в одиночестве и, поскольку у него была большая квартира, позвал к себе на новогоднюю ночь друзей-однокашников своего лучшего друга. Теперь, когда Глубина оказалась у него в гостях, ему пришлось задуматься о том, как выйти из затруднительного положения.
Дело в том, что Она строго постилась, и, чтобы в Новый Год Она бы не выделялась из общей компании, надо было специально позаботиться. Вначале Он просто понадеялся на то, что уговорит ее отказаться от поста: как-никак такой праздник, ну подумаешь - пару дней можно себе позволить расслабиться: Но она упорно настаивала на своем - и это ее упорство с откровенной ясностью показало ему: несмотря на множество совпадений в мыслях, поступках и творчестве, в главном они все же очень далеки друг от друга и никогда не смогут жить вместе. Его мир, в котором он привык находиться, был настолько земным, более того - отвязно-богемным, что намного зашкаливал все допустимые нормы позволяемой себе свободы, по которым жила Глубина. Здесь впервые между ними встал вопрос Веры. И это стало началом конца.
Через пару дней Он окончательно удостоверился в том, что постящиеся люди - да еще в канун прихода нового тысячелетия - неимоверно скучны, скучнее записных трезвенников. Она целыми днями сидела, забившись в угол, и весь ее вид говорил о том, что все его хлопоты о предстоящих развлечениях ей глубоко чужды. У него как будто открылось другое зрение: теперь, смотря на Глубину, он по-прежнему видел свое "альтер эго", но это "второе я" было тем, кем он мог бы, но никогда бы не хотел стать. Он слишком любил жить и радоваться этому, а Она предпочитала радоваться совершенно другому: Поняв это, Он тут же обнаружил трещинку, которая с каждым часом становилась между ними все шире и шире. Он почувствовал, что после нескольких скучных дней, проведенных с нею, он больше не
любит ее. Больше того: Она перестала его совсем интересовать - и как женщина, и как человек - все это было так пресно, пресно... Он нашел время перечитать ее стихи, чтобы попробовать вернуться к своему прежнему отношению к ней, но вместо прежних сверкающих звуков Он увидел всего лишь сырые рифмы, неуклюже слепленные строки и плохо сформулированные мысли. Глубина перестала быть для него Поэтом. Это стало самым большим его разочарованием...
И тогда Он нашел в себе силы попросить ее уехать...
"Я сделал большую ошибку, когда позвал тебя на праздник, - сказал он ей, - это не твой праздник, твой будет только 7 числа, а на этом, где тем более будет много народу (уже было
поздно искать для стольких людей новое место) и обычного в такого рода праздниках пьяного веселья, ты будешь себя чувствовать не в своей тарелке. А вслед за тобой и я: Я не
хочу, чтобы ТАКОЙ праздник ТАК прошел. Уезжай, еще есть время."
"Ты меня прогоняешь?" - грустно спросила Она.
"Да. Так будет лучше."
"Я не поеду домой, меня там никто не ждет."
"Неужели тебе негде пересидеть эти три дня? Если это так, то у меня уехал к брату отец, его квартира свободна, можешь там побыть это время."
"Нет, сидеть одной в чужой квартире я не буду. Уж лучше на вокзале..."
Он не поверил в то, что она сможет так поступить:
"Как хочешь. Но сегодня ты должна уйти." – пожал отрешенно плечами Он.

Она не плакала. Просто собрала свои вещи и ушла, тихо прикрыв за собой входную дверь.
Он, чувствуя одновременно ком в горле и облегчение в груди, пошел на кухню к холодильнику, достал оттуда приготовленную к празднику бутылку водки, налил оттуда в чашку грамм сто и выпил одним глотком. Вскоре его, нелюбящего и потому непьющего водку, развезло. Он лег на диван и проспал до самого вечера - до того самого момента, когда его разбудил звонок в дверь. Он поймал себя на мысли, что он будет делать, если это вернулась Глубина: Но это оказались ребята, которые привезли очередную партию закупленных на праздник продуктов.
Она позвонила вечером 31 декабря. Сказала, что приехала в Оптину пустынь, что ей тут хорошо и что она даже рада, что так все получилось - ей давно хотелось сюда. Чувствуя тяжесть на сердце, Он молча слушал ее и, когда она, пожелав ему хорошо отпраздновать, попрощалась, так же молча положил трубку.

Миллениум оказался обычной пьянкой - не хуже и не лучше других. Сидя за столом, Он все время думал о Глубине - как она, что с ней? Угрызения совести терзали его душу так, что
весь праздник пошел насмарку. Но он остался в своей уверенности, что поступил правильно. Более того, он все еще надеялся, что они смогут остаться с Глубиной просто хорошо понимающими и знающими друг друга друзьями...
"Пройдет пара недель, - думал он, - и горечь от этих нескольких предновогодних дней растает. Мы снова будем читать друг другу стихи и общаться по аське..."
Он еще не знал, что окончательный конец их отношениям наступит очень и очень скоро...

Это случилось, когда Он, по привычке зайдя на "стихи.ру", прочел новые стихотворения Глубины и, как обычно, достаточно жестко отрецензировал их. На следующие день он увидел ее реакцию на свои рецензии.
"Лучше бы ты здесь больше не появлялся:" - таковы были ее слова.
Через пару дней в его аську пришел запрос: это Глубина просила заново внести ее в его список контактов. Видимо, у нее что-то случилось и ей пришлось перезагружать аську. И тогда он нажал "игнор"...

* * *
С того дня прошло два года. Он, как и хотела Глубина, больше не читает ее стихов. Да и свои писать Он тоже перестал.
У него появились в сети новые знакомые. Некоторые из них - девчонки и пишут стихи получше Глубины.
Горечь и стыд за тот свой первый опыт виртуального романа все это время жили в нем - словно заноза в неудобном месте, но Он надеется, что когда-нибудь он все-таки убедит себя в неуместности этой занозы и вытащит ее из себя.
Единственный плюс, который Он поставил себе после всей этой поучительной истории, - его Лабиринт стал гораздо глубже...