Ромка Кактус : И в Денвер больше ни ногой

В конце концов Митч сказал, что в Денвер они больше ни ногой. Отчего-то его трясло, и он сам не свой хлопнул дверью, обрубая любую возможность говорить об этом. Сколько же лет Дафни знала его, а до сих пор не нашла способа вторгаться в его сны и входить в его комнату, когда он был такой.

— Как же свадьба Росса и Гвен? — спросила Дафни саму себя перед закрытой дверью, голос её затих к последнему слогу, она пожала плечами, хотела топнуть ногой, но тут же раздумала, так как и пыль не поднимется с вылизанного дочиста пола.

Две недели Дафни готовила Митча к поездке, обсуждая, как она полагала, что они закажут в дорогу и где остановятся, и Митч всё это время согласно кивал головой. А теперь вдруг такое. Оказаться в закусочной у Хлои, где лучший в мире американо и яблочный пирог с корицей, пройтись вдоль шестнадцатой, попутно набивая холщовую сумку рекламой и сувенирами, опуститься на скамейку в каньоне Ред Рокс, наслаждаясь тенью, — вот всё, чего она хотела. Неужели они этого не заслужили? Конечно, Дафни и сама могла терпеть Гвен только после бокала сухого мартини, но Росс, а также Денвер и его парки, и столько лет мечты, а тут такой повод поехать…

Митч… Она знала его столько лет, и он всегда был таким, словно в самом деле не знала. Дафни полистала ещё книжечку Сары Кроу о призрачном городе, где стройные атлеты щупают по очереди баронессу фон Стаут, отыскивая секретную кнопочку, что откроет блаженный портал в запретный город, попутно бросая друг на друга призывные взгляды и как бы между делом признаваясь, что всё это их совершенно не интересует; она надеялась, что Гилберт наконец признается Сирилу, что это он развязал шнурки у того бездомного, и их совместная арка, сотканная из тени и полунамёков, достроит новый шпиль, заправленный в голубое безмятежное небо летней Небраски.

Дафни погладила Бони. Эта пугливая и в высшей степени глупая кошка пряталась под ванной всякий раз, как возникала угроза её кошачьей идентичности. Когда Трампа избрали президентом, Бони залезла в своё убежище и целую неделю отказывалась от подачек, так что Дафни вынуждена была позвать своего старого приятеля Джека Макфлури ради ветеринарной консультации в «Роско».

— Эта дура того гляди копыта откинет, — сказал Джек. Он улыбался так широко, что Дафни удалось посчитать стоимость его медицинской страховки.

После этого Дафни вместе с кошкой и её лечащим ветеринаром отправилась в путешествие. Они посетили дамбу Гувера, кидали с двухсотметровой высоты хлебные крошки, и чайки ловили их в воздухе среди летящих водных брызг, солнце шло к закату. Они все утомились, включая чаек, и поехали спать в мотель, где чернокожий мальчик долго не мог затащить их чемодан в номер.

А потом, когда всё печенье было уже съедено, она позвонила Митчу:

— Митч, я устала. Забери меня домой.

Домой в… в… в…

Он какое-то время помолчал на том конце и нажал отбой. Сам перезвонит, когда будет готов, торопить его дело пустое. Дафни приняла снотворное, сбросила туфли и платье.

Джек Макфлури отбыл в другой штат к другой такой Дафни спасать другую такую Бони. Всё это он надеялся в один прекрасный день описать в своей книге «Лечение кошачье тревожности в Америке в эпоху коронацена» и издать с предисловием Опры.

Дафни вынула из бумажника все свои банковские карты и разложила на столике с библией. В руках у неё оказался полароид, сделанный, должно быть, в маленьком городке, где была только закусочная и её заваленный старым хламом двор. На фотографии лицо девочки, повёрнутое в три четверти, так что видна мочка уха, выступающая из-под волос. И взгляд больших по-детски глаз, такой серьёзный, словно бы она уже разобрала пружину, что приводит в движение всех этих прямоходящих сомнамбул.

Дафни свернулась на кровати калачиком и засопела, обнимая кошку. Свет телевизора мерцал в комнате.

Митч забрал её домой в… в… в…

Однажды Дафни придумала, что Митч в прошлой жизни был хомяком. Должно быть, она не сама это придумала, увидела в каком-нибудь дурацком мультике, но совершенно забыла. Хомяк Митч в прошлой жизни был таким же угрюмцем и затворником, а потом упал со стола и возродился в новом теле, чтоб довести начатые дела до конца.

Дафни зашла в ванну, и вновь в разбитом зеркале её множащиеся отражения были как бы чужие. Она взяла с полочки лосьон, смазала кожу, понюхала кончики пальцев. Ногти её, направленные к лицу, покрытые бесцветным лаком, были в полном порядке. Прошла, казалось, целая вечность с тех пор, когда у неё были проблемы, и она обгрызала их до самого мяса. В ванной Дафни стошнило — совсем чуть-чуть, тонкой струйкой слюны по краешку раковины. Стошнило свёрнутой бумажной лентой, на которой написано предсказание. Должно быть, Дафни съела его вместе с печеньем.

Дафни стояла в комнате и смотрела в окно. За окном начинался дождь, хмурое вечернее небо оживало стихией, а под кожей у Дафни просыпались мурашки. Она теперь подумала, что у кошки Бони, должно быть, глисты. Всё дело было в глистах у Бони, думала Дафни. Она это думала, а потом пошла есть печенье.