кусок говна : Краснозвенящий вагон

Перекувыркнувшись трамвайным разумом,
Реальность режет кожу города, как мою.
И раной двухрельсовой разнообразно
Полосует мне горло. Хриплю. Но пою.

Грохочет она гильотиной палёной.
Попробуйте, страданье манометром измерьте!
В вагоне сидят Мандельштам с Гумилёвым,
Они познают там перепетии смерти.

Ползёт эта краснозвенящая гусеница
По полусгнившему яблоку планеты.
Тоннель путевой угрожающе суживается,
В конце нет ни света, ни воздуха, ни интернета.

В вагоне-ресторане самоварчики-стаканчики
Позвякивают, как будто всамделишные, наяву.
Потом всех проверят, кто оставил пальчики;
Улики отыщет важные небесное ГПУ.

Вагон прорывается через заросли крапивы
И ветки деревьев перекрывают взгляд.
Если пригнуться вовремя, то выживешь счастливо,
Поскольку по окнам из пулемётов палят.

Кто враг, кто друг? О любви тут и не думай!
В лесах бродит гнилая партизанская кровь.
Если замешкался почувствуешь у затылка дуло.
И в разлом коры земной упадёшь, как в ров.

На что опереться? Лишь на эту железную рухлядь.
И некогда думать о второстепенном и главном.
И кто-то гнусавый бормочет мне глупости в ухо.
И «Аннушка» прёт по маслу, разлитому Анной.

И женщины наши, свечами с одеждой сгорая,
Прощаясь, на шпалах стоят, как у края могилы.
Они еле дышат, живут и почти умирают,
Чтоб воздуха нам немного, но всё же хватило.

Хотя бы доехать до поля, до памятной рощицы.
До нежных берёзок стыдливых с прическою лиственной,
Где в детстве поверил, что вовсе не зря заморочился
С летящею жизнью гремящей, прекрасной, единственной.