евгений борзенков : Жопа

Хмурым, воскресным, осенним утром он проснулся в своей кровати и сразу, отчетливо понял всем телом – жопа. Именно так, на букву «жо». «Не простуда, не ангина, посерьезнее беда». Некрас был сделан не пальцем, не вчера и уже давно пришел к твердому убеждению об окружающем, что все иллюзия, сон. Несмотря на то, что был женат и кое-как вписан в систему и быт, повзрослел он с большим трудом лишь к полтиннику, да и то местами. Его воображение то и дело возбуждали странные видения, образы, идеи, он окунался в них как младенец в мыльные пузыри. Маленькие и большие говорящие маркеры орошали его тернистый путь, он научился их замечать, отслеживать, даже почти контролировать. Многослойная реальность дублировалась в мелочах, в дешевых ненужных подробностях – то встречаешь какую-то рожу по нескольку раз за день, то по дороге едут одна за одной машины с одинаковыми номерами, бутерброд падает все маслом вверх, сколько ни подбрасывай. Собаки лают так невыносимо, что невольно начинаешь пританцовывать и подгавкиваешь. Засыпая, наблюдаешь будущую смерть, понемногу репетируешь умирание, всякий раз оживаешь к утру.
Странно, что люди относятся к вопросам бытия и быта так легкомысленно.

Эту сермяжную требуху Некрас хранил в пыльной подсобке сознания, иногда перебирал, дополнял вырезками из реала, сортировал, любовался, умничал. Он был серьезен к истине в себе и к себе в окружающей истине.
В остальном оставался таким же бесформенным воином, какими мы все однажды попадаем в когтистые лапы акушера.
Но сейчас теребило что-то другое.
Жопа, квинтэссенция вселенского зла присутствовала сегодня во всем – в его руке, сжимавшей рыхлую и распаренную со сна жопу храпящей рядом скво, в интимном и тревожном колебании занавески на окне, в решительном фронте облаков, плывущем куда-то на войну, в сонном бормотании холодильника, в гнетущей тишине, фонящей от стен и давящей непосредственно в мозг, гипофиз, эпифиз, во все эти шишковидные штуки в черепе.
В остальном вроде все четко, - руки-ноги пришиты где надо, сердце кое-как пыхтело, через раз сбиваясь со счета, да и ладно, печень приятно оттопыривала ребра, в кишечнике клокотали газы, теплолюбивый джонни сладко дрых, свернувшись калачиком в лиловых байковых стрингах, на месте была жопа, но.
Но жопа была не в этом.
Хотя, к счастью, какать хотелось и это мирское, ламповое желание будило, возвращало в домашний уют. Некрас встал, нырнул в круглые от времени тапки с собачьими мордами, и прошаркал посидеть на унитазе. Трансцендентальное ощущение жопы, тем не менее, ни на минуту не оставляло.
«Дааа, - думал Некрас, тужась - мдааа... аааа...». Оформлять потоки космических струй в более- менее членораздельные мысли было решительно влом, он нехотя подтерся и пошел бесцельно шляться по квартире. Постоял у окна. Поковырялся в носу.Вытер палец о занавеску. Мда... Ж, опа. Ее величество, ее величие, ее сущность. Прекрасная часть женского тела. Да и мужчины... Есть такие мужики, кто с избыточным интересом относятся к жопам друг друга, вообрази. Но почему именно она? Хотя ее способность накрывать, затмевать мир соперничает с народообразующим памятником русского языка, - словом «пиздец». Короткая мантра «пиздец и жопа», произнесенная скороговоркой кем надо, где надо несколько раз подряд, похоронит цивилизацию, несомненно. Это не шутки. Результатом изобретения этого заклятия было две мировые, развал Союза, сравнимый со взрывом такой мощи, что на волнах до сих пор укачивает, вся эта ковидная нечисть – ну какие летучие мыши? – и много чего еще. Обезьянам дали мозг и язык – вуаля. Первое, что отчебучили обезьяны, - изобрели из языка стволы.
Пиздец. Жопа. Сукаблятьнахуй. Ебаныйврот.
Гаубицы. Стали палить из них направо и налево, пидарасы ебучие.

Жопа распростерлась над миром, потеряв края, растопырив могучие булки, и сфинктер черной дыры в ее середине многозначительно напрягся. Остались считанные мгновения.
Одно из двух – вот-вот или втянет туда, или навалит оттуда, по уши, с головой.

Некрас любил вот так, воскресным утром, в выходной, почухивая жопу в тепле, подумать о главном. Чтоб прям мурашки и ком в горле. О чем-то таком, чтобы вот так вот все, прям в груди зашкворчало. И слеза чтоб навернулась , настоящая, по щеке, и каплей на подбородке задрожала.
Черт.
Эх...

Нет, ну что такое, в самом деле? Мужчины не плачут.
Некрас шмыгнул носом, по-детски вытер кулаками глаза, оделся и вышел из квартиры.

Вселенная не теряет времени зря. Первое, что она подкинула ему сходу – кошелек на пороге подъезда. Тот лежал праздничным тортом на оплеванном полу. Он улыбался, сиял и подмигивал. Важен, нежен и тучен на вид, коричневые бока лоснились от сытости, бесстыдная поза его говорила: «Ну сколько тебя ждать? Я истомился... возьми же меня на ручки, гад!». Внутри оказалась толстая пачка зеленых рублей. Восхитительный, ни с чем не сравнимый аромат американской лаванды существенно перебивал запах окружающей грусти.
«Неужто и это жопа?!» - не разжимая губ, одними глазами вскричал Некрас. Так как понять тебя, космос? Он повел в воздухе рукой, пытаясь то ли поймать, то ли развеять туман волшебства. Лопатник был настоящий, он как ничто якорил, тянул окунуться в мир по уши, будил от сна. Тревожные глупые мысли сдуло мигом, пришли новые, трезвые. Как? Что? Куда? Сколько надо всего. Ноги уже несли вперед, сами, вприпрыжку, в голове забурлили цифры, он на ходу свел концы с концами, края и бока, дебет-кредит, даже не считая, прикинул на глаз сколько ноликов в кошельке. Выходило, как ни крути – не хватает. Чтобы заткнуть все дыры все равно не хватит. Того, чего минуту назад не было в его природе, теперь оказывалось - мало. В бочке меда появился мимолетный привкус дегтя, но изнуренный тяжестью внезапного счастья Некрас, не моргнув глазом, продолжал медовую ванну.
Машину сменить, ремонт в квартире сто лет не делали, жена задрала, ей то се, всего мало.
Про утреннею медитацию о среднерусской тоске враз забылось, он сам на заметил, как на автомате зашел в ближайшие двери и уткнулся лбом в сторону, чтобы сосредоточенно, не спеша и с наслаждением припасть к зеленому вымени.
Это была «рыгаловка». В углу голова к голове без особого успеха шевелили рогом два блеклых субъекта. Они органично сливались с грязными обоями и напоминали оживших утопленников с разбитого корабля. От них несло болотной тиной, в карманах квакали жабы. Оценив, чем занят Некрас, они переглянулись и старательно потеряли к нему интерес. Только эти двое да сизая шмара за стойкой, - вот и весь контингент заведения. Некрас озабоченно шелестел пальцами, извлекая из пачки банкнот небесный звук, мелодию, любимую всеми людьми. Зомби заслушались. В повисшей тишине было слышно, как вьется дым от их вонючих сигарет. Наконец Некрас управился, вдохнул полной грудью, выдохнул и спрятал куш в боковой карман. Его глаза заволокло маслянистым блеском, зачесался нос, по телу пошли чуханы, - в кругах духовного андеграунда подобны симптомы называют «приход». Резко захотелось курить. И пить.
Пить.
ПИТЬ.
«Если это жопа, то почему нет?»
Он размашисто обхлопал себя с груди до пят, чуть не срываясь в пляс, вытащил сигареты, с достоинством закурил, вразвалку подплыл к стойке и заказал выпить. Небрежно так кинул. Зачарованная шмара, не сводя с него глаз, налила до краев.

Он выпил.
Потом буханул.
Потом накатил.
И потом.

Ещё.

Парни в углу считали очки. На их мертвых щеках заиграл румянец. Каждый стакан, попавший в туловище Некраса, оптимизировал их будущее, вливал краски в черно-белый фильм, где они отрабатывали роли теней. Что все утро томило Некраса непонятной маетой, сгустилось внутри рыгаловки и стало метать карты. Чудовища глядели в свои, улыбаясь молодыми беззубыми улыбками. Новоявленный богач возле стойки пощупывал приятную тяжесть, доставшуюся ему так легко, на радостях добирал до кондиции. Так толком и на начавшись, его день клонился к закату.

По сути, смеркалось.

В сущности – жопа.

Но алкогольные семена, посеянные на почве стресса, подчас дают интересные всходы.
У Некраса открылся третий глаз. Он вдруг заговорил сочным баритоном, обращаясь к оцепеневшей шмаре.
- Думаешь, все, да? Приплыли? Осталось только вдохнуть. Выдохнуть. Всего ничего. Открыть глаза? А зачем? И так все ясно. Вон эти, за спиной, уже зубами лязгают. Все расписано по минутам и автограф уже на лбах всех нас, участников мизансцены. Что может изменить финал? Только астероид, он перепашет и изменит ландшафт. Или же... – он две секунды помедлил, - моя воля. Похоже, мне пиздец? Э? А вот и нет. Сейчас сюда войдет кое-кто, и вселенная...
А вселенная сегодня чудила по полной. От удара дверь прогнулась в середине и влупилась в стену, отколов кусок штукатурки.
В таверну ввалилась жопа. На сей раз в виде съемочной группы из пяти человек с софитами, камерой и языкатым репортером с микрофоном в руке.
- Тадамммм!- он воздел клешни к потолку, - а вот и мы! – повернулся к камере, - люби друзи, мы продолжаем наше реалити-шоу, и вон, глядите-ка, у стойки наш главный и уже до боли родной, настоящий герой с огромной волосатой наживкой, которую он заглотил по самые помидоры. Смотрите, ха-ха, как трогательно у него оттопырена челюсть! Давайте подойдем и спросим, - Некрас Лукич, - а ведь его так и зовут, мамой клянусь! - сколько же вы успели пробухать бюджетных денег за эти сорок минут? А ну-ка... Я гляжу, не очень, ну да ладно, мы рано пришли? - не переставая болтать и глядя в камеру, словно нож выкинул из ладони два тонких белых пальца и резко снизу всадил их Некрасу в ноздри, - пройдемте, пройдемте на воздух, гражданин, здесь слишком душно, - и поволок его к выходу.

Вначале было слово. Всякий раз оно поднимается пузырем на поверхность из глубин сна и дальше ты уже сам скульптор своего дня, накладываешь все, что хочешь, пририсовываешь глаза, рот и уши, смайлик, или оскал.
Или наоборот,берешь зубило, кувалду и откалываешь от глыбы-слова все лишнее, пока не останется то, чего так жадно алчешь, на что вешаешь все свои приключения – Жопа.



Хрустальным осенним утром, в понедельник, Некрас проснулся.