отец Онаний : Шнырь

- видишь тех пацанов на остановке?
- ну
- хуй гну. Пойди их нахуй пошли. Только сильно близко не подходи, а то съебаться не успеешь и огребешь.
- ну
- заебал ты. Короче, понял.
- ага. Нахуй пошлю и съебу.
- да. Они за тобой побегут, а мы их тут отпиздошим, чтобы по посёлку на шароебились, гондоны совхозные.

И я сделал всё как мне велели. Подошёл на близкое, но вполне безопасное расстояние и крикнул им: "пошли нахуй гондоны совхозные! ".

Гондоны совхозные пили портвейн на остановке. А тут такая наглость от какого-то шкета. В меня полетела пустая бутылка. Но я увернулся и снова проорал: " Ссыкуны, пидоры, пошли нахуй".

Такой наглости совхозные не могли спокойно стерпеть и ломанулись за мной. Но как только они пересекли невидимую границу совхозной части пгт и части под названием "посёлок", из кустов на них вываливается толпа с дрынами и начинает из безбожно пиздить. Рабоче-крестьянские развлечения пацанов призывного возраста. Я шнырю им из-за старшего двоюродного брата. Меня не трогают и даже дают хлебнуть. Под песни Сектора Газа протекает почти каждый вечер.

Полтавка, Бугай, Шиян, Рыжий, Твердохлеб, Колесо и Саня Большой, он же мой брат. Такая кампания. Некоторым из них уже пришли повестки. Бугая в армию не берут из-за лишнего веса, боятся что он всё сожрет. В итоге Бугай присядет через пол года на зону. Решит срубить лёгких денег и попадется с большим количеством наркоты. На зоне он станет в три раза худее и Бог знает что ещё с ним там сделали, но вернувшись он через месяц повесится в сарае.

Шиян женится, чтобы его не отправили на войну. Женатые служили где-нибудь недалеко от дома, а на дворе был девяносто шестой и много пацанов возвратились домой в цинке. Женатого олуха отправили служить в Прудбой в ста километрах от дома. Якобы казачий полк, в котором две трети солдат срочников были родом из братских кавказских республик. В итоге через два месяца Шиян сбежал. На перекладных, лесами, полями он добрался до дома и прятался там в сарае у тёщи. За ним приехали только через две недели. Усатый прапорщик сказал родителям горе-солдата, что если он сам жаловаться не станет, то и его дезертиром не признают. Шиян вышел из укрытия и отбыл с прапорщиком обратно в часть, где его определили на свинарник. Чурок там не водилось в виду сами понимаете чего и Шиян мог больше не опасаться что его поднимут среди ночи ударом табуретки об голову. Жил он там же, в казарме практически не появлялся. А к концу первого года службы стал отцом. На этом его служба и закончилась.

Рыжий и Твердохлеб попали в одну часть. Но в последствии были пойманы за кражей солярки. В награду от Родины каждый получил по году дисбата. После дисбата защитники Родины стали настолько зашуганы, что дослужив и вернувшись домой оба ушли в религию. Да не в православие, а в буддизм. Уехали в Калмыкию и следы их потерялись.

Полтавка в армию не пошёл наслушавшись рассказов тех, кто оттуда вернулся. Он лег а дурдом и вышел со статьёй "7б". Конечно, никаким психопатом он не был. Но это его выбор. Полтавку с трудом устроили на элеватор. Больше долбоебов никуда не брали и там он проработал всю оставшуюся жизнь.
Колесо, единственный из всей этой компании, поступил в институт. Учился на тренера по плаванию, но судьба его наебала, и Колесо утонул на Волге. Правда в тот момент был в говно и на спор решил переплыть великую русскую реку в самом широком её месте. Ихтиандра выловили только через три дня.

А у моего брата Сани обнаружили плоскостопие. На призывной комиссии, когда толпа призывников ходит по кругу раздвигая задницы и оголяя головки, у этого физически крепкого парня обнаружили такую не пацанскую фигню. От безделья Саня слонялся по округе, пил со всеми подряд и искал на жопу приключений. Он с корешами что-то у кого-то спиздил. Из, конечно же, вычислили, и родители Сани вынуждены были продать тройку, чтобы отмазать отпрыска.
Сане дали небольшой условный срок и он хорохорился, что является практически смотрящим по посёлку. Но однажды попав не в то время и не в то место, ему на пальцах объяснили кто он и что он. Нашли Саню с несколькими наживыми.

Середина девяностых как корова языком слизала многих в нашем посёлке. Мне на ту пору было двенадцать и я только думал, что я варюсь в этом взрослом котле. На самом дне, я не был даже приправой. Но я вырос и пошёл по совершенно другому пути. В сердце моём осталась только любовь к песням группы Сектор Газа. А всё остальное исчезло.