igolkina : Про любовь

Первый и последний раз я билась за мужчину, когда мне было пять лет. Звали избранного Семёном, и он чалился со мной в одной детсадовской группе уездного города П.

Была я тогда не шибко чтобы эффектная. Мама бантик завязывала так, что затылок давило и глаза становились раскосыми, как у дефицитных гейш за большие тыщи. Хотя в родословной из восточного у меня были только китайские кроссовки.
Одевали меня чистенько, но бедненько, посему шансов стать местной звездой выходило по нулям и даже где-то чуть-чуть в минус.
Но в пять лет это меня волновало не сильно, по крайней мере до определенного времени.

На противоположном конце моего тогдашнего бытия существовала Катенька. Катенька была, что называется, девочкой с большой буквы Д. Из таких, как правило, вырастает женщина с большой буквы Ж. Вся такая воздушная, к поцелуям зовущая. Это дар, невозможно такое благоприобрести, только родиться.
Мужчины уже тогда падали перед ней штабелями, хотя из мужского в них было только ФИО в метрике и шортики.

У нас с Семёном на сончасе были смежные кровати. Это факт, собственно, и послужил началу нашей любви. Как все нормальные дети в отведенное, дневное время мы не спали, о чем конечно же жёсткого пожалели во взрослой жизни.
Мы болтали. И в этих самых разговорах, где-то между «есть ли дед Мороз» и «у тебя тоже папа есть только по воскресеньям», я решила выйти за Семёна замуж.
Потому что в схеме привлекательна — чертовски привлекателен главное — не терять время и не меньжеваться.
Бракосочетание, правда, отложила практически на старость — лет эдак на шестнадцать, но галочку в блокнотике поставила.
Молча, само собой, даже в пять лет я знала, что мужчину надо брать или измором или эффектом неожиданности.
Когда совсем края — совмещать.

Собственно у нас и без этого все складывалось. Семён принес мне из дома конфету и машинку, которую почти не жалко.
Это явно был знак.
Мы были упоительно и обоюдно счастливы ровно до того момента, пока однажды Катеньке что-то от Семёна не понадобилось. Что-то навроде поиграть в семью.
В стройной схеме косплея не хватало пусть и не самого важного, но местами нужного элемента.
А у взрослых в оригинале он был.
И Семён ушел в папы, ну и от меня за одно, ибо залип.
Сейчас то я понимаю, что не попасть в сети женщины-феи невозможно никому и никогда — природа. Это как пикироваться с атомной бомбой зубочисткой.
А тогда...
Тогда я решила бороться за свои отношения. То есть бить причастных.
И устроила Катеньке (Семёна простила по умолчанию) темную в туалете. Потому что высокий штиль словесного спарринга никогда не был моим коньком, зато рука была тяжёлая, не смотра на анорексичный вид.

Дальше было обыденно. Родительское недоумение с обеих сторон. А с вашей девочкой все нормально? Вот к чему приводит безотцовщина! Проси прощения, Полина, не плачь, Катенька.
И так далее.
А Семён, что Семён. Женская драка — это всегда зрелищно и, как правило, всегда за мужика. Ну или за деньги, а в оконцовке потом таки за мужика.
Отморозился Семён.
Одно не обидно, что от обеих. Выбрал Колю, в смысле временно забыл про дурных баб и сосредоточился на мужской дружбе. Потому что с ней все понятно, а с бабами — всегда нет.
В этом месте повествования мне бы логично написать, что мы с Катенькой тоже подружились взасос, забили на все старые обиды и вот уже третий десяток лет с той поры — не разлей вода.

Но жизнь честнее. И в дружбе, как и в любви, кастовость соблюдается строго. Птичка на рыбке не женится.
Так что где-то сейчас по белу свету ходит совершенно умопомрачительная девушка Катенька, ходит и носит в себе моральную травму родом из детства от наглухо ебанутой девочки с сильно завязанным на затылке бантиком.

Во всех историях есть взгляд с другой стороны. А я с тех пор не люблю полумеры. Есть мое и мертвое, а ещё изначально чужое.