igolkina : Придорожное кафе

У прошлом годе дело было. По-моему.
В то придорожное кафе я попала волею судеб. Так лопоухий жених вдруг обнаруживает себя напротив безвозвратно жеребой невесты в непременно белой фате. И кругом гости, и тесть сильно пьющий мент, и некуда бежать. Только сдаваться и терпеть.

Вот и я, поняв, что это единственное место на трассе из никуда в ниоткуда, где можно хоть что-то съесть, вошла в чертоги. Строго под табличку про оставь надежду всяк и блудливые взгляды завсегдатаев.
Падать на кашеобразный от жары асфальт в голодный обморок пока не входило в мои планы. Я решила помирать изысканно — от пищевой интоксикации.

Внутри было по классике чудненько. Нежное барокко розовых салфеток в стакане гармонично перекликалось с восточной вязью трёхэтажного мата за соседним столом. Там группа товарищей, с признаками теории Ломброзо на одухотворённых лицах, полемизировала о чем-то своем. Эхом по залу летали неопределенные артикли «бля», знакомые моему уху до невозможности. По углам пахло ностальгией и блюдом дня — позавчерашним вчерашним.
Родина моя, малая. Хаты — в ризах образа.

Навзрыд красивая армянская женщина — хозяйка зала и заведения, вся в золоте и начесе, дала мне меню, как шанс выжить.
Читай и беги. Беги, Форест, беги, прямо по этой трассе за номером 60. Прямиком до своего бесполого Гарри Олдмена, который всех нас на ней ждёт. У каждого свой. Главное — не оглядывайся.
Но я почему-то заартачилась и заказала салат.
А ещё компот, отбивную и реанимационную бригаду.
Пока вилкой отделяла палочки Коха от стафилококка, из глубины общепита выплыл диджей.
Нет, я узнала его не сразу. Трудно определить в мужчине неясных лет и сложной судьбы заводилу и балагура. Но пульт музыкального управления в виде потертого ноута на столе и доисторические колонки размером с меня не оставляли никаких шансов. Мужчина осел в гнезде культурного досуга с видом хозяина.
Сверкнул золотой зуб дирижера, на потолке закрутился зеркальный шар. Музыканты из плей-листа грянули марш всех забегаловок страны. Три аккорда играли гордо вечный блатняк. В помещении сгустились благословенные девяностые.
Внезапно, а такое всегда внезапно, даже если ты к этому морально готовишься, на танцпол выплыла пара. Она была местная секс-бомба, он был вговно. Терпсихора, оплодотворенная Дионисом — жестокая муза, она не знает жалости даже к женщинам, детям и старикам. Да вообще ко всем, у кого есть чувство ритма, пусть даже внутреннее, пусть даже нет.
Мужчина включил доминантного самца и взял партнёршу за район экватора. Она откликнулась на призыв, амбарным замком томно сцепив руки у него на шее.
И они закружились в танце, который был почти, как аргентинское танго — историей одной любви, прелюдией к ней.
По амплитудности партнёра читалось — ходок, но скорострел. Поматросит и бросит, и ладно, и хорошо и слава Богу. Женщина старалась подать себя зрителям в наиболее выгодном ракурсе, одновременно не переставая технично тереться о кавалера. Было видно — Инстаграм* у нее есть.

Для атмосферности не хватало дыма от сухого льда по полу. Его лишь частично компенсировал чад под потолком.
Компот и моя выдержка закончились. Веселые децибелы из колонок вошли в раж, увлекая за собой всех присутствующих в зале. Оставаться надолго в пятом измерении тоже в мои планы не входило.
Расплатившись, я выбралась на воздух. В спину чуть охрипшие колонки голосом группы «Лесоповал» пели мне про белую птицу с длинной шеей, что на замкнутом водоеме совершала поступательные движения с небесным телом.

На улице было тихо-тихо.
Говорят, что городскому жителю для восстановления душевного равновесия иногда нужно заземляться на линию горизонта. Так люди из человейников вспоминают кто они и зачем сюда пришли.
Я смотрела на то, как дорога уходит в известном мне направлении, и думала, что салат таки, сука, был даже не позавчерашний.
Ничто так не настраивает на философский лад, как привет из твоего удивлённого желудка на пустой трассе из ниоткуда в никуда.