Григорий Перельман : дружище патрик

Если меня кто-то и удивил, как явление в мировой литературе, то это были не Бедбегер с Уэльбеком. И никто из современных нобелевцев.

Кандидаты, вроде Мураками, имели место, но уж явно кроме переворота в социальной жизни не произвели подобного переворота в мозгах. Про Харуки я напишу, не имею права не признаться в одной тайне. Которая, возможно, многое объяснит друзьям и коллегам на предмет меня лично.

Так вот про явление, озарение и комету: это был Зюскинд.

Я всегда с лёгким отвращением относился к немецкой литературе. Она мне казалась унылой. И слегка *ебанутой не в ту степь. Это не значит, что я не отдавал должного прекрасным парням, вроде Ремарка. Просто они тонули в томасманновой классической массе, которую я не мог переплыть. Ладно, я увлёкся..

Зюскинд — швейцарец. В смысле литературы это ещё смешнее немца. Если последние клепают мерсы и пару раз залупались по крупному в двух мировых войнах, то швейцарцы тупо отделились в унылое стойло, насыщеное баблом, часами и шоколадом. В стране, благополучно избегающей любых потрясений по определению не может родиться ничего серьёзного в культуре. Но у швейцарцев и нет иной культуры, кроме культуры сыра. С этим надо просто смириться, понять и простить.

Но вдруг появился этот чудесный швейцарец. Я склонен отнести его к немцам. Что понятно по многим деталям. Был склонен. Пока, стократно не перечитав, не понял отличия. Зюскинд абсолютно свободен. Чего нет не в одной стране, кроме ахуенно богатой на сотню лет впредь. Он, при всей активной жизненной позиции, на хую вертел и немецкое бюргерство; и латинянское расписдяйство, напополам с глухим бандитизмом; и французскую скупость с напыщенным внешним раздольством. Он и правда оказался ровно вырванным из ноосферы обеспеченным разъебаем с амбицией.

Зюскинд как человек более всего понятен в мемуарах. Их мало. Это, скорее, эссе. Или наброски. Но он, явно, присутствует в этом глуме.

Зюскинд, как писатель, наиболее ясен в «Контрабасе».



Невероятно чудесная пьеса. В смысле — полна чудес. Для любого писателя должны быть ясны ходы и расколбасы. Хотя бы внешне. Ну в целом. А тут вот много странного. Это сплошная лирика с элементами трэша. В общем и целом это называется психопатией. Но она написана просто прекрасно.



«Парфюмером» наш друг Патрик дал поддых всей русской литературе в лице Набокова. Полагаю, что последний его плотно проклял, ворочаясь в гробу. История написана просто невероятно органичным языком. Там язык сродни химии, о которой, собственно, и идёт речь. Фильм, сделанный по следам этого шедевра не стоит и говна. Хотя, как самостоятельное изделие Голливуда мог был бы полновесен.

Я, если читатели не будут возражать, отвёл бы отдельную пару колонок экранизациям, и их роли в истории.

Но наш друг Патрик выразил себя до кучи и в NN-ом количестве рассказов. Лично я полагаю, что они заслуживают не меньшего рассмотрения.

Например, «Поединок».



Это опять же пересечение с Набоковским персонажем, только тут виртуоз выступает адским расПИЗДяем и скотиной. Ну не прекрасное ли решение литературно-шахматной задачи? Я снимаю несуществующую шляпу.

«Голубь». С этим рассказом у меня связано личное. Мне стыдно писать о нём много. Скажу коротко: Кащенко бы по прочтению вмазался промедолом.



«Тяга к глубине». Лучшая критика, которую я в принципе читал в жизни. Даже критика Гумилёва тут отстаёт. Это философская концепция вредности чужого бла-бла для искреннего автора. На мой взгляд, это рассказ, как памятку, нужно держать рядом с с сердцем всякому графоману. Или всякому художнику. Склоняюсь ко второму.



Ну и, наконец, «Господин Зоммер». В мире литературы порядком ебанутых вещей. И много трогательных. Вот, оно, кушайте.

Я бы так определил данный опус: ПРОСТО ПИЗДЕЦ.



Но с одной поправкой — с трогательной любящей улыбкой.

Если кому то будет интересно о Зюскинде — голосуйте. Я могу много о нём.